Онегин вновь часы считает,
Вновь не дождется дню конца.
Но десять бьет; он выезжает,
Он полетел, он у крыльца,
Он с трепетом к княгине входит;
Татьяну он одну находит,
И вместе несколько минут
Они сидят. Слова нейдут
Из уст Онегина. Угрюмый,
Неловкий, он едва, едва
Ей отвечает. Голова
Его полна упрямой думой.
Состояние Онегина здесь великолепно передано самим ритмическим движением строфы. Замедленное первое двустишие. Затем стремительность; энергия подчеркнута лаконизмом фраз: только повторяющееся местоимение-подлежащее – и глагол действия (потом даже и с пропуском его): он выезжает – он полетел – он у крыльца. Потом снова с замедлением: «Он с трепетом к княгине входит…» И – резкий слом ритма. Обилие переносов затрудняет речь и гармонирует с драматизмом содержания строфы. Этот угрюмый и неловкий Онегин разительно отличается от гения в науке страсти нежной. А с каким упорством, темпераментом, страстью он преследует Татьяну! Вот строки из строфы беловой рукописи, опущенной в печатном тексте: «За ней он гонится, как тень. / Куда его девалась лень». Поведение Онегина весьма различно в зависимости от того, видит он перед собой цель или она отсутствует.
Эту психологическую особенность Онегина (только по двум главам!) почувствовал Веневитинов: «…Для такого характера все решают обстоятельства. Если они пробудят в Онегине сильные чувства, мы не удивимся: он способен быть минутным энтузиастом и повиноваться порывам души. Если жизнь его будет без приключения, он проживет спокойно, рассуждая умно, а действуя лениво»197.
Есть необходимость различать темперамент, натуру – и состояние Онегина, увлеченность, настроение. Приступая к изображению последнего испытания героя, поэт ставит вопрос: «Что шевельнулось в глубине / Души холодной и ленивой?» Что и говорить, замечание важное: душа Онегина – «холодная и ленивая»! Но в ней может что-то «шевельнуться» – и герой становится иным! Взлеты и падения в его судьбе связаны прежде всего с внешними обстоятельствами и вызваны ими, но они необходимо опираются на психологические особенности личности. Деятельность и праздность, чередуясь, свойственны приятелю автора. Но первое функционально, а второе фундаментально. Из этого – не в пользу героя – соотношения можно вывести некоторое следствие. Противоречия натуры чреваты драматическим результатом: Онегин остается пассивным в тот момент, когда обстоятельства требуют действия. Но осознавать такое состояние героя доведенным до обреченности нет оснований.
Видимо, условие – обретет ли Онегин цель высокую, гражданскую или она окажется недосягаемой для него – и станет решающим на гипотетическом этапе духовной эволюции героя. Но этот важнейший вопрос навсегда оставлен открытым. Утвердительный ответ не исключается, но не гарантируется. Что из того? Сама возможность поставить данный вопрос – задача увлекательная, рождающая чувство признательности поэту за его великолепное понимание души человеческой и умение легким штрихом обозначить «бездну пространства» этой души.
Но ведь применительно к герою прямо сказано и то, что становится реальным и главным: «без них» Онегин дорисован. Это так. Онегина совершенно точно не будет на Сенатской площади, но не потому, что он где-то прогуляет событие или идеологически «не дозрел» до декабристов. Потому, что в романе историческое событие еще не произошло, ход сюжетного времени здесь остановлен ранней весной 1825 года. Вот после 14 декабря ответ получился бы однозначный, по факту. У Онегина еще полгода, чтобы осмотреться и определиться. Обрывом повествования в канун важного исторического события Пушкин оригинально реализует свой принцип недосказанности как тайны занимательности.
Само прямое заявление: «Без них Онегин дорисован» – пример поразительной емкости пушкинского текста. Прежде всего строка означает буквальное: «без них» – без присутствия в повествовании Рылеева и «ста двадцати друзей, братьев, товарищей». Но (не взамен буквальному смыслу, а в добавление к нему) строка характеризует и особенность внезапной концовки романа в «минуту, злую» для героя: «без них» – без продолжения романа с захватом 14 декабря 1825 года, даже без десятой главы, тем более без последующих (если учесть оставленный замысел построения романа в составе двенадцати глав); Пушкин здесь прощается и со своими нереализованными замыслами.
Размышления о непрорисованной судьбе Онегина не должны замыкаться на гадании, попадет или не попадет герой в число декабристов (утвердительный вариант маловероятен, что и расхолаживает многих думать на эту тему). Но почему не оценить потенциальные возможности его души? На политические взгляды, на характер Онегина есть возможность взглянуть в сравнении с таковыми у типичного декабриста: так мы точнее поймем масштаб личности героя. Не завышая его, мы все равно должны будем признать его значительным. Наш ответ не означает попытку дописывания романа за Пушкина, но представление о гипотетической судьбе героя позволяет явственнее увидеть изображенное в тексте, более четко расставить акценты, разглядеть, за что и ратует поэт, еще не проявленные потенциальные возможности героя.
Между «новаторами» и контрастными по отношению к ним «консерваторами» позиция «онегинского» типа людей средняя и потому открытая для критики с обеих сторон. Для «новаторов» они нерешительные «новаторы», для «консерваторов» – не замшелые «консерваторы». И все-таки они на новаторской стороне.
В советские годы исследователям очень хотелось видеть в романе реализованный план-максимум. Виноватили цензуру, которая воспрепятствовала поэту реализовать такой план. Но увлеченность максимумом помешала по достоинству оценить действительно реализованный план-минимум. Соображения, что декабристская судьба героя обдумывалась поэтом, но в роман не включена, недостаточно, чтобы снять проблему «герой и декабристы». Между тем даже и неучастием в движении декабристов Онегин дает дополнение к широкой картине общественной жизни середины третьего десятилетия XIX века.
А может быть, натяжка уже в том, что для понимания Онегина используется сама декабристская мерка?
Б. Т. Удодов относительно судьбы Онегина делает такой итоговой вывод: «Сопоставляя начала и концы сложной эволюции героя, мы видим, как из типичного светского аристократа, денди, живущего чисто внешней жизнью по заранее расписанным ритуалам, рождается человек с напряженной духовной жизнью»198. Однако, по мысли исследователя, такой вывод снимает остроту вопроса, мог или не мог Онегин стать декабристом: «Поскольку главное в образе Онегина – его духовное рождение как человека, не столь уж, видимо, важно, станет ли он декабристом или нет, ибо не декабрист со временем становится целостным человеком, а лишь сформировавшийся человек мог стать сознательным членом тайного политического общества, декабристом» (с. 136–137). Все, что отсюда идет в пользу Онегина, – верно. Но в сопоставлении с декабристами для Онегина есть и критический элемент, его нет надобности затушевывать. Не хочется забывать, что в эпоху создания романа люди из аристократических семей пожертвовали положением в обществе, самой жизнью во имя народа, во имя общественного блага, совершив подвиг нравственного альтруизма. Может быть, это «узко», но это высоко идеально. Вот какого рода люди – современники нашего литературного героя, вот какой высокой мерой он поверяется.
Нельзя не согласиться с Б. Т. Удодовым: стать декабристом означает прежде того стать человеком. Онегин стал человеком. Если бы он стал декабристом, он стал бы героическим человеком. Он не войдет в фалангу героев, в том числе и потому, что Пушкин окончил роман, оставив его в околодекабристском круге.
Открытые финалы
1
В построении грибоедовской комедии велика роль ритмичных повторов. «Горе от ума» уместно воспринимать комедией уходов. В первом действии появившийся в очередной раз в гостиной Фамусов видит беседующим с Софьей нового мужчину. Воспользовавшись приходом отца, уходит к себе Софья и с нею Лиза. У Чацкого, обескураженного холодностью Софьи, разговор с Фамусовым не клеится; гость уходит с намерением побывать у себя дома и с обещанием скоро вернуться. Фамусов озадачен: «Что за комиссия, создатель, / Быть взрослой дочери отцом!» Но в гостиной ему теперь делать нечего, уходит. Сцена остается пустой. Нужна пауза перед опусканием занавеса. Хороший зачин!
Симметрично строится второе действие. Но тут завязывается интрига, добавляет кутерьмы обморок Софьи из-за падения Молчалина с лошади. Софья намеревается заменить обед свиданием с Молчалиным. Тот тоже не против такой же замены, но не с хозяйкой, а с ее служанкой. В финале на сцене остается одна Лиза, досадуя на парадокс: «Она к нему, а он ко мне…» У нее своя забота: «А как не полюбить буфетчика Петрушу!» И как будто спохватывается, пугается своего откровенного (хоть и в пустоту) признания, убегает. Снова пустеет сцена.
Третье и четвертое действия построены по принципу обратной симметрии. Здесь основу сюжетного движения представляет сначала штучное (индивидуальное и семейное) прибытие гостей; увидим и их сплочение вокруг сплетни насчет Чацкого с кульминацией отторжения его в финале третьего действия. В четвертом действии последует опять-таки штучный и групповой разъезд гостей. Это как будто волна накатная – и волна откатная. Красиво. Но и содержательно.
Симметрию двух завершающих действий обеспечивает остроумное решение, когда показаны сбор – и разъезд гостей, а само мероприятие, на которое они собраны, обрывается начальным вальсом: оно и многим участникам томительно, и уж точно не привлекает героя и автора. Событие, которое происходит вечером в доме Фамусова, исследователями комедии обычно именуется балом – так короче. Оно и персонажами воспринимается не иначе, как балом. Софья называет мероприятие скромнее: «съедутся домашние друзья / Потанцевать под фортепьяно, – / Мы в трауре, так балу дать нельзя». Но и тут, и на балах в прямом смысле слова собирались не только танцоры, но и, назовем так, сопровождающие их лица; они в комедии и показаны более всего. В «Горе от ума» графиня-внучка жалуется: «И не с кем говорить, и не с кем танцевать». Молодежь в комедии представлена разве что не прописанной в ремарках массовкой, персонифицированных мало: хозяйка Софья, Наталья Дмитриевна Горич, та же графиня-внучка да шесть княжон Тугоуховских. С мужчинами вовсе бедно. Молчалин вместо танцев ухаживает за старшими (для услуг приглашается и Загорецкий). Нетанцующий Чацкий Скалозуба именует «созвездием манёвров и мазурки» – и это все? Театру остается продумывать массовки. Бал – а преобладают и тон задают люди пожилые, со взглядами «времен Очаковских и покоренья Крыма»; новый оттенок получает выражение – «уроды с того света».