Для начала он отправился в партийное бюро Ленинградского телевидения, на котором тогда работал, за выездной характеристикой – без нее можно было слетать в Душанбе, Кишинев, Тбилиси и другие столицы свободных советских республик.
– Вот образец, – сказал секретарь партбюро, достав из ящика стола исписанный листочек бумаги. – Здесь все, как надо. Надо написать в том же духе.
– ???
– Чего тебе непонятно? – (На «ты» – это принято, это – по-партийному, и если человек приходит за характеристикой – не в Израиль на ПМЖ, – то как с ним еще разговаривать?) —.. Чего непонятно? А-а-а… Ты в первый раз? Я дал образец. Следуя ему, изложи, какой ты хороший. Да, да, сам! А кто за тебя писать должен? Не дяде же нужна характеристика. И считай – тебе повезло – днями партком, на нем и утвердим.
Домой Леша не шел – летел: сказал же секретарь «утвердим». И мгновенно вылетели из Лешиной башки десятки рассказов о том, как «утверждают».
Одного ленинградского журналиста ошарашили: «Какие вы знаете партии в Японии?» Он собирался в Англию, а ему – про Японию. «Так, не знаете? А в характеристике написано „политически грамотен“. И не состоялась Англия.
.. Что говорил товарищ Живков на последнем совещании руководителей братских партий?.. Как это – забыли? Вы же в Болгарию собираетесь!». И не состоялась у московского журналиста Болгария.
У другого московского журналиста не вышел номер с Чехословакией. Кто-то донес, что видел его в Шереметьеве, когда он провожал своего друга в Израиль. Правда, членам партбюро было известно, что в этот день журналиста не было в Москве, но его на заседании спросили: «А если бы был, пошел бы?»
Одного Лешиного ленинградского коллегу не выпустили в Польшу, потому что «по дошедшим до нас сведениям, вы не ладите с женой».
Вечером, накануне Лешиного похода на партком, ему позвонил друг:
– Классиков проштудировал? Передовицы за последнюю неделю вызубрил?.. А скажи-ка теперь: бороду сбрил?
– А она-то какое отношение к этому имеет?
– Наивняк! Мальчик! Да как только ты войдешь к ним при своей бороде, они сразу же поймут, что ты их посылаешь!
Чуточку укоротить бороду призывала и Лешина жена, но он уперся и предстал перед членами парткома Ленинградского комитета по телевидению и радиовещанию при Леноблгорисполкомах (трезвому с названием не справиться) «в бороде».
Роли парткомщики расписали, похоже, заранее. Телевизионщики – с ними Леша общался почти ежедневно – молчали, журналисты с радио – никого из них он не знал – после оглашения характеристики, собственноручно, стоит напомнить, Лешей написанной, открыли стрельбу.
– А почему, собственно, в Испанию, других стран что ли нет?
– Знаете ли вы, какой режим в Испании, какие провокации ожидают там каждого советского человека?
– А мы вас не делегировали! Туристом?.. На свои деньги?.. Что значит – на свои? Вы получаете их в нашей кассе!
Поначалу Леша пытался что-то отвечать, объяснять, например, что в Испанию он собрался только потому, что именно в этой стране Международная федерация баскетбола приняла решение провести очередной чемпионат Европы. Но сопротивление Леша прекратил после того, как один из членов парткома почти прокричал: «Да как у вас хватило совести проситься в гости к Франко! Вы подумали, чем это пахнет?»
Со стула медленно поднялось грузное тело председателя Ленинградского комитета. (далее по тексту) Александра Петровича Филип пова. Леше сразу вспомнилось общее собрание телевизионщиков. Одна из выступавших, женщина в годах, одобрительно отозвалась о передаче, в которой выступала Алиса Бруновна Фрейндлих. «Тебе понравилась эта актрисочка? – грозно прервал Филиппов. – А почему этой самой Фрейндлих позволили выступать в брюках?» – «Так мода теперь такая, Александр Петрович…» – «Нет такой моды!», и редактор той передачи был понижен в должности.
– Товарищи, – сказал Филиппов на Лешином парткоме, – выдача характеристик, товарищи, и-де-о-ло-ги-чес-ка-я работа. Это относится и к тем, – голос стремительно приближался к фортиссимо, – кто писал характеристику, – заглянул в бумажку, – товарищу Орлову.
Высказавшись, Филиппов сел, а Леша никуда, разумеется, не поехал.
Закуска для акул
Виктор Серебряников, блестяще игравший в полузащите киевского «Динамо» и сборной СССР, поведал историю о поездке в Южную Америку:
– Летели мы обычным пассажирским авиарейсом из Москвы. Самолет сделал несколько дозаправок в Европе, подобрал пассажиров в Лиссабоне – последняя перед Атлантикой остановка была в Португалии. Впереди – целая ночь над океаном. Большинство пассажиров уснули. И вдруг наш «Боинг» как затрясет, в салоне началась паника! Я сидел возле иллюминатора, гляжу – а там, где крыло должно было быть, что-то отваливается и вниз падает! Я чуть с ума не сошел – сразу вспомнил и маму, и братьев, и сестер! Стюардесса выбежала – начала выдавать спасательные пояса со свистками – чтобы, если что, в океане тебя нашли.
Рядом сидела супружеская чета из Бразилии. Они возвращались из Европы со свадебного путешествия. И им этот комплект один на двоих почему-то достался. Я понял, что настоящий страх смерти ни с чем не сравнить: молодожены начали спасательный пояс друг у друга вырывать!..
Впрочем, у меня, молодого, «зеленого», у самого душа в пятки ушла. И тут меня осенило – нужно закрыться в туалете, в хвостовом отделении. Я тогда Экзюпери зачитывался, а он писал, что самое безопасное место в лайнере – именно в хвосте. Закрылся, сижу, чувствую – падаем, дрянь дело. Еще и в дверь стучатся – такие же, как я, «храбрецы». Но обошлось – сели на военную базу США на каком-то из островов. Всех остальных пассажиров выпустили, а нас, «советских шпионов», оставили в самолете. Я вышел из своего хвостового убежища – весь трясусь. А Лев Иванович Яшин спокойно сидит в кресле, смотрит на меня: «Молодой, что с тобой? На вот, выпей 150 грамм, для поднятия духа…» Благо в салоне нам оставили внушительный запас крепких напитков. «Лев Иванович, а мы этим же самолетом дальше полетим?» – «Да. А ты как думал?» – «Лев Иванович, а акулы пьяных едят?» – «Нет, они ими закусывают…»
Крановщик из Лихтенштейна
О погибшем в 2006 году прекрасном человеке, отличном тренере Евгении Мефодьевиче Кучеревском, футболисты, работавшие под его началом, и коллеги, с которыми он вместе трудился в днепропетровском «Днепре», всегда вспоминают с теплотой, как о старшем товарище, рядом с которым им всегда было спокойно и за которого они всегда вставали горой. Игроки могли его попросить отменить утреннюю тренировку, он шел навстречу, потому что знал: когда они выйдут на вечернюю, то будут размазывать друг друга по сеткам, ограждавшим тренировочное поле.
«Рядом с Мефодьичем, – вспоминает Алексей Чередник, – мы чувствовали себя абсолютно раскрепощенно. В Бордо как-то после матча был банкет. Мы сидели за столиками в огромном шатре, потихоньку пили вино, и у Мефодьича закончились сигареты. Он спокойненько так к нам подошел: „Ребята, выручайте: сигареты закончились!“ Ну, кто-то протянул ему пачку, а товарищ из Москвы, представлявший КГБ и сопровождавший нас во Франции, увидев картину, как игроки дают тренеру закурить, чуть под стол не сполз».
«Перед матчем с „Гамбургом“, – поведал Руслан Ротань, – он дал нам самую, наверное, короткую установку в истории футбола. Сказал всего лишь несколько слов: „Загоните этих фрицев за Бранденбургские ворота!“ Так и получилось».
«Запомнилась, – рассказывает Евгений Яровенко, – поездка в Италию. Добирались туда через Москву и Германию. В Москве сидели полтора дня. Нарушили тогда немного режим, а по приезде у нас была встреча в Ватикане с Папой Римским. Мефодьич утром построил нас, посмотрел на наши лица и произнес: „Елки-палки! Папа увидит ваши лица и с ума сойдет! Быстро все в сауну!“»
«Мефодьич, – говорит Валерий Городов, – был узнаваем. Вспоминаю, как мы играли в Лихтенштейне на Кубок УЕФА с „Вадуцем“. После вечерней тренировки мы, тренеры, решили прогуляться, посмотреть городок. Вдруг откуда-то сверху крик: „Мефодьич, привет!“ Поднимаем голову – на строительном кране сидит обыкновенный мужик. Мефодьич его спрашивает: „Ну что, ты как?“ – „Да вот, приехал подзаработать“. Поговорили так они несколько минут, потом идем дальше, я и спрашиваю: „А кто это такой?“ – „Да откуда я знаю?“»
«Мефодьич, – вспоминает Андрей Сидельников, – использовал каждую ситуацию для того, чтобы сплотить коллектив. Однажды, после того как мы выиграли две важные игры у киевского „Динамо“ и московского „Локомотива“ – команд, которые на тот момент входили в первую пятерку чемпионата, он дал нам три выходных. Мы должны были поехать в Керчь и сыграть там пару товарищеских игр с керченским „Океаном“ и еще с одной крымской командой – „халтурки“ для заработка. Он и говорит в раздевалке: „Полетите в Керчь, отдохнете там“. Я сижу и говорю: „Что значит „полетите“? А вы?“ – „А я здоровье поберегу, потому что еще пожить хочу“.»
Если он говорил без подколок, это был уже не Кучеревский. В Италии, помню, заходим в ресторан пообедать, а там на столах стоит вино – обычная картина для итальянской действительности, когда спагетти запивается вином. Так он, увидев все это, распорядился вино убрать, а нам объяснил: «Я ж вас только через неделю найду, если вы дорветесь до него».
Шифровка в центр
Как-то в 60-е годы киевское «Динамо» отправилось на товарищеские матчи в Египет. С командой, как постоянно практиковалось в те времена, поехал офицер КГБ в должности заместителя руководителя делегации – присматривать за футболистами и тренерами. И оказался он, как вспоминают игроки, жуткой занудой – под каждой кроватью шпиона видел. Виктор Александрович Маслов, главный тренер, брился однажды в своем гостиничном номере. Вошел чекист, попросил Маслова подойти к окну, под которым находилось кафе на открытом воздухе, и, показывая указательным пальцем куда-то в пространство, сказал: «Не нравятся мне, Виктор Александрович, во-он те двое, что сидят за крайним столиком – видите? Впечатление такое, что они нас пасут». Маслов изобразил на лице сверхозабоченность, что настроило собеседника на еще более доверительный лад, и чекист продолжил: «Значит, делаем так. Я сейчас выйду из отеля и перейду речку по мосту, а вы, Виктор Александрович, внимательн