ервой лиги. У него были информаторы во многих регионах СССР. Черпал Лядин сведения из прессы. И, конечно же, сам регулярно выезжал на календарные игры.
Однажды он обратил внимание на нападающего дублирующего состава донецкого «Шахтера» Ч. Согласно протоколам, он забивал в каждом матче. Гол, а то и два. Лядин заглянул в заявочный список донецкой команды: возраст Ч. был подходящим для юношеской сборной. У Евгения Ивановича накопилось в Москве много дел перед очередным тренировочным сбором, он никак не мог поехать в Донецк, чтобы взглянуть на форварда, и по каналам Федерации футбола отправил в «Шахтер» телеграмму, которой вызывал Ч. в сборную. Парень не приехал. Лядин звонит в Донецк – ссылаются на травму футболиста. Приглашает на второй сбор – опять травма, хотя до этого вновь забивал в матчах на своем поле.
Наконец «Шахтер» приезжает играть в Москву. Евгений Иванович отправляется на матч резервистов. Ч. в составе нет. Говорят, приболел. Лядин встречается с тогдашним главным тренером донецкой команды Олегом Базилевичем – ему исполнилось тогда тридцать четыре года, начинает наводить справки о забивном нападающем дубля. Базилевич говорит, что Ч. для юношеской сборной не годится, а на вопрос «Почему?» признается, что Ч. – это он сам. Его постоянно тянет на поле, вот он и нашел для себя отдушину на домашних матчах, причем выходы свои на поля всегда согласовывал с соперниками, которые не возражали против того, чтобы бывший нападающий киевского «Динамо» играл против них.
«Чайка» Йожефа Сабо
В середине 60-х годов прошлого века венгерское консульство в Киеве, обновляя автопарк, решило продать старенькую «Чайку». У полузащитника киевского «Динамо» Йожефа Сабо, венгра по происхождению, прекрасно знающего язык, с консульскими работниками были налажены прочные связи. Машину они предложили ему.
Автомобиль был не на ходу. Отсутствовала задняя полуось, не работал «автомат». Сабо пообещали все отремонтировать в гараже КГБ. Там на некоторые «Волги» ставили двигатели от «Чайки». Ночью на буксире машину дотянули до гаража футболиста. Тогда он сидел за рулем огромного престижного автомобиля первый и последний раз.
Когда Сабо зарегистрировал машину в ГАИ, слух о его «Чайке» моментально разнесся по всему Киеву. В это время проходил республиканский партийный съезд. В перерыве в курилке зашел, как водится, разговор о футболе. И кто-то ляпнул: «Футболисты совсем оборзели! Сабо на „Чайке“ ездит! Скоро вертолеты начнут покупать». Доложили Петру Шелесту, первому в ту пору секретарю украинского ЦК. Он распорядился: «Отобрать у него „Чайку“!»
На рассвете следующего после распоряжения дня к Сабо нагрянули начальники городского и республиканского ГАИ, выдававшие на «Чайку» номера. Чуть ли не на колени упали: «Отдай машину. Иначе с нас погоны снимут». Сабо махнул рукой: черт с вами, вот номера, техпаспорт. Делайте с ней что хотите. Но куда девать автомобиль, который стоит на приколе? Гаишники долго ломали голову. Полтора месяца еще «Чайка» пылилась у игрока в гараже. Потом позвонил Константин Продан, правая рука Щербицкого: «Йожеф, ты же сумеешь договориться с венграми. Пусть „Чайку“ заберут назад. А мы тебе „Волгу“ взамен дадим».
«Чайку» венгры перепродали народной артистке Армении. На трейлере отогнали в Ереван. Машину она отремонтировала и еще много лет на ней ездила.
Премиальный поцелуй
В свое время существовала традиция: почти сразу по завершении чемпионата страны в Тбилиси проводился турнир четырех динамовских команд – Москвы, Киева, Минска и, естественно, Тбилиси. Матчи товарищеские, бонусы в случае победы не полагались, играли в свое удовольствие в предвкушении отпуска.
Руководитель грузинского республиканского совета общества «Динамо» Григорий Пачулия очень хотел, чтобы победу в турнире одержала его команда. Он решил мотивировать футболистов – сообщил им, что за выигрыш непременно их премирует, назвав при этом какую-то солидную сумму. Сыграло это свою роль или нет, неизвестно, но тбилисские динамовцы всех своих одноклубников обыграли. В раздевалке Пачулия всех поздравил, всех обнял и всех поцеловал.
Недели через три вратарь Вальтер Саная, встретив Пачулия возле стадиона, поинтересовался:
– Григорий Алексеевич, столько времени уже после нашей победы прошло, а премию мы до сих пор не видели. Где она? Вы же обещали!
– Слушай, Вальтер, ты же был в раздевалке после турнира. Я же вас всех поцеловал!
Рассеянный или распущенный?
Однажды Николай Егорычев – тогда он был первым секретарем Бауманского райкома КПСС, первым секретарем всей Москвы его назначили позже – вызвал к себе спартаковскую команду поговорить о последних неудачных матчах, а заодно поинтересоваться нуждами игроков и тренеров.
Все пришли вовремя. Не было только Сергея Сальникова. Егорычев поинтересовался, где лидер спартаковского нападения. Николай Петрович Старостин попытался что-то сочинить относительно причин отсутствия Сальникова, но потом остановился на одной:
– Он, Николай Григорьевич, человек рассеянный.
– Не рассеянный он, а распущенный, – резко высказался капитан «Спартака» Игорь Нетто.
Егорычев через секретаря распорядился найти Сальникова и доставить его в райком.
Нашли. Доставили – небритого, непричесанного.
– Сергей, – сказал Егорычев, – вот тут в ваше отсутствие одни говорили, что вы рассеянный, а другие – что распущенный. Кто же прав?
– Знаете, Николай Григорьевич, – с трудом подавляя зевоту, ответил Сальников, – может быть, я рассеянный, а может быть – распущенный. Но я над этим вопросом еще не задумывался.
– Хорошо, хорошо. Садитесь, пожалуйста.
Прибавка в весе
Нодари Ахалкаци в бытность главным тренером тбилисского «Динамо» жестко боролся с излишним весом Реваза Челебадзе, склонного к полноте и далеко не всегда при этом собиравшего волю в кулак и отказывавшегося от яств грузинского стола. Резо нашел подход к доктору, и тот после взвешивания всегда исправно писал напротив фамилии игрока «85» – допустимая по отношению к этому игроку норма.
Однажды Ахалкаци побывал на стажировке в Италии, где подглядел одно очень интенсивное занятие со сложными упражнениями, предложил это занятие своей команде, а потом лично контролировал процесс взвешивания – хотел убедиться, сколько игроки сбросили в результате такой работы. Тренер встал у доктора за спиной, и, конечно же, ни о каких зафиксированных перед тренировкой «85» для Челебадзе в сложившейся непредвиденной ситуации и быть не могло. Когда Резо встал на весы, Нодари Парсаданович обнаружил природный феномен: сверхинтенсивное занятие дало Челебадзе прибавку в весе – на три с лишним килограмма.
Виски в Копенгагене
Раз в год, а то и чаще, известный в советские времена телекомментатор Владимир Иванович Перетурин пересказывает в интервью одну и ту же историю. О том, как однажды он оказался в Копенгагене в одной гостинице с главным тренером сборной Советского Союза и киевского «Динамо» Валерием Васильевичем Лобановским и обстоятельно беседовал с ним по всем насущным вопросам футбола, в частности, по вопросу о договорных матчах.
Нет смысла приводить суть разговора в трактовке Перетурина, для того чтобы узнать о ней, достаточно поднять любое его интервью последних лет. Любопытен лишь антураж, которым уважаемый телекомментатор обставляет якобы имевшую место встречу. «После матча, – сообщает Перетурин, – Лобановский неожиданно зашел ко мне в номер с бутылкой виски: „Давайте выпьем“. Стали говорить… Мы с ним беседовали до трех ночи. Бутылку виски уговорили».
Лаконизм информации, которую Владимир Иванович никогда не обнародовал при жизни Лобановского (по вполне понятным, стоит заметить, причинам: она высосана из пальца), не мешает поставить в один ряд с откровениями барона Мюнхгаузена. Во-первых, сборная СССР при Лобановском ни разу не играла с датской командой: ни на своем поле, ни в Копенгагене, ни – даже – на нейтральной площадке. Лобановский руководил сборной в 78 матчах. Датчан среди его соперников никогда не было. Во-вторых, любой знавший Лобановского человек под присягой подтвердит, что этому тренеру даже мысль такая – отправиться после матча к кому-то в гостиничный номер, тем более в номер к телекомментатору, к которому он, мягко говоря, не испытывал симпатий, – не могла прийти в голову. После игр, проходивших на выезде, весь тренерский штаб собирался в номере Валерия Васильевича, и за импровизированным ужином, не обходившимся, разумеется, без рюмки-другой, обсуждалась завершившаяся встреча, велись разговоры на нефутбольные темы, но никогда при этом – до трех утра.
И, наконец, – только не виски. Всем в футбольном мире было известно, что предпочтение Лобановский отдавал хорошему выдержанному коньяку.
Спартаковец Ловчев
Евгений Ловчев – спартаковец до мозга костей, с красно-белым сердцем в груди, с ромбиком в мыслях, со всегдашней тревогой – переживаниями за происходящее в любимом клубе.
В конце 1988 года, когда «Спартак» расстался с Константином Ивановичем Бесковым, в прессе появились фамилии нескольких кандидатов в его преемники. В том числе – Ловчев. Женя серьезно отнесся к возможному участию в конкурсе. Многие доброжелательно настроенные по отношению к Ловчеву люди говорили ему – со стороны виднее, – что все спартаковским начальством, а именно – Николаем Петровичем Старостиным, предрешено, тренером станет Олег Романцев. Просто Старо – стин, следуя тогдашней моде, в соответствии с которой руководителей – предприятий, почт, автосервисов – почти повсеместно выбирали, решил легонько подыграть проявлениям демократии.
Я не оставался в стороне и тоже говорил Жене об этом. Он, однако, предложил встретиться – и не когда-нибудь, а утром 1-го января, – чтобы обсудить основные положения его программы, которую он собирался представить спартаковскому руководству.
Поскольку Евгений Серафимович – человек не выпивающий, «безупречный по отношению к футболу и спортивному режиму игрок» (характеристика Александра Нилина), и Новый год для него не исключение, то приехал он ко мне в Коньково часов в десять утра. Не спозаранку, конечно, но для первого дня наступившего года все же рановато.