Тем не менее я к встрече был готов. Дочь и внучка (ей не было тогда и четырех лет), навестившие нас на Новый год, собирались ехать домой. Маленькая Света уже стояла в шубке с повязанным шарфиком и в шапке. Я сказал ей, прощаясь: «Представляешь, этот дядя до сих пор не знает, какая команда у нас в стране самая лучшая». Девочка изумленно посмотрела на Евгения Серафимовича снизу вверх и пополнила его знания о футболе: «„Динамо“ Киев!»
«Как это Киев?! – столь же изумленно отреагировал Ловчев и, посмотрев на ребенка сверху вниз, строго сказал: – Лучшая команда в стране – „Спартак“.» Маленькая Света похлопала глазками, сказала всем «до свидания» и ушла, так и не прояснив для себя, почему этот дядя говорит о «Спартаке», хотя дедушка давно ей объяснил, что лучшая команда – «Динамо» Киев.
Мы обсудили с Женей то, что хотели обсудить. Спустя несколько дней было объявлено, что новым тренером «Спартака» стал Романцев. А я при случае рассказал другу Ловчева (и моему другу тоже) журналисту Сергею Шмитько о споре относительно лучшей команды. «Женя, – с укоризной сказал Сергей Ловчеву, – это же ребенок». «Ребенок-то ребенок, – согласился Ловчев, – но почему она Киев лучшей командой называет?»
На чужом месте
Лучше всего натуру Анатолия Федоровича Бышовца характеризует, по-моему, анекдот (калька с анекдота голландского, в котором фигурируют Гус Хиддинк, Дик Адвокат и Луи ван Гал – именно в таком порядке). Отправились как-то российские тренеры на микроавтобусе на какую-то конференцию в подмосковный дом отдыха. По пути – несчастье. Угодили в автокатастрофу, причем серьезную. Все – в реанимации. В пограничной между этим светом и тем зоне. Тело пока на этом, душа, тоже пока, – на том.
Проведав о случившемся, Господь решил поговорить с каждым. Первым на собеседование попал Юрий Семин. Господь сказал ему: «Я знаю, кто ты, ты знаешь, кто я. У меня один вопрос. В зависимости от ответа определю дальнейшую твою судьбу. Вопрос такой: что для тебя футбол?» Юрий Палыч, не раз над таким вопросом размышлявший, ответил сразу: «Футбол – это игра, которая доставляет радость сотням миллионов людей. И я рад быть причастным – в какой-то степени – к клану тех, кто эту радость доставляет». «Хорошо, – сказал Господь. – Даю тебе еще четверть века для того, чтобы ты продолжал занятия любимым делом и приносил людям радость».
Следующим перед очами Всевышнего предстал Валерий Газзаев. И он услышал то же вступление и тот же вопрос. Ответил Валерий Геор – гиевич так: «Спорт вообще и футбол в частности – хороший полигон для испытания, проверки своих физических и духовных сил, возможность себя преодолеть. Моя профессия способствует становлению молодых людей, помогает им входить в жизнь смелыми, благородными мужчинами, всегда стремящимися только к победе». «Согласен, – промолвил Господь, – задача достойная того, чтобы ты продолжал заниматься тренерской профессией еще двадцать пять лет».
Настал черед Анатолия Бышовца. «Я, – еще раз сказал Господь, – знаю, кто ты, ты знаешь, кто я. У меня один вопрос…» «Погоди, – перебил Анатолий Федорович, – это у меня один вопрос: почему ты сидишь на моем месте?»
Здоровая критика
Игорь Зазулин, большую часть карьеры проведший в «Зените», рассказал о приходе в команду Анатолия Федоровича Бышовца:
«– На сборах он дал нам сумасшедшие нагрузки, а потом – по-моему, в Италии это было – вдруг организовал командное собрание. И говорит: „Я вижу, вы с недоверием воспринимаете мои указания, у нас не получается установить контакт. Пожалуй, для дела будет лучше, если я уйду из „Зенита“. Мы, тренеры, сейчас покинем собрание, а вы, игроки, тоже примите решение на этот счет“. И ушел.
А ребята стали высказываться. В том числе и так: „И очень хорошо, пусть уходит“. Я встал и сказал – клянусь, без всякой задней мысли сказал: „Ребята, да вы что! До чемпионата меньше месяца! Не надо уже ничего менять, пусть Бышовец нас тренирует“. Ну, а потом мы вернулись в Питер, и некоторым „критикам“ пришлось „Зенит“ покинуть. А я остался. Но долго под руководством Бышовца все равно не играл».
Звонок Бышовцу
Виктор Пасулько, известный футболист московского «Спартака» и сборной СССР, рассказывал, по какой причине он не поехал в составе олимпийской команды в 1988 году в Сеул.
У Пасулько не всегда безоблачными были отношения со спартаковским тренером Константином Ивановичем Бесковым, которого игрок, впрочем, всегда называет «великолепным специалистом, стратегом, научившим по-настоящему ценить хороший пас». Бесков считал, что Пасулько ему многим обязан. Когда футболист уходил из одесского «Черноморца» в «Спартак», в «Комсомольской правде» появилась статья, в которой Пасулько обвиняли во всех смертных грехах, называли рвачом, эгоистом и аморальным типом. Тогда – не сейчас. Тогда на подобного рода статьи реагировали партийные и комсомольские организации, и итогом вполне могла стать длительная дисквалификация. Бесков все уладил. Футболист отделался легким испугом.
Пасулько всегда, как он сам говорит, был в прекрасных отношениях с Николаем Петровичем Старостиным. Старостин и поведал ему однажды, почему его в последний момент исключили из собиравшейся на Олимпиаду команды. «Оказывается, – говорит Пасулько, – дело было в том, что в одном из телеинтервью я заявил: „Такого замечательного тренера, как Лобановский, не встречал“. Это не понравилось Бескову, который позвонил Бышовцу и попросил его вычеркнуть меня из списка сборной. А ведь вполне мог стать олимпийским чемпионом…»
«Вот теперь – другое дело…»
Один из первых моих редакторов в спортивной редакции ТАСС времен 70-х годов прошлого века, Александр Николаевич Ермаков, ветеран агентства, днем, перед обедом, непременно игравший в теннис, никогда не пропускал заметки в печать с первого раза. Словно суровый вузовский преподаватель, взявший за правило гонять студентов, как бы те ни отвечали, на пересдачу зачета или экзамена по два, а то и по три раза. На короткие оперативные заметки Александр Николаевич и реагировал, разумеется, оперативно. Они почти сразу отправлялись на телетайп – высшее достижение тогдашних коммуникационных технологий, – поскольку задержки с информацией для ТАСС, как и для любого, впрочем, агентства, недопустимая роскошь.
Совершенно иначе Ермаков относился к материалам, предназначенным для публикации во всевозможных неоперативных вестниках. Он неторопливо прочитывал заметку и, возвращая, говорил непременное: «Ты знаешь, что-то вяловато. Подумай, как обострить. Завтра жду». Переделывал, обострял, назавтра приносил. До тех пор, пока старожилы редакции не научили меня, молодого репортера, как на самом деле надо поступать.
Очередной материал, почему-то запомнил, что был он о футбольной сборной Польши перед чемпионатом мира 1974 года, получил определение «вяловатый» и возвращен до завтра. Я, не исправив в нем ни одной буквы, принес в назначенный срок редактору текст и услышал через несколько минут: «Ну, вот теперь совсем другое дело».
Вспомнил я об Александре Николаевиче, когда Борис Васильевич Бобров, известный в футбольных кругах составитель расписаний турниров, в том числе для команд высшей лиги и первого дивизиона, и проходивший под прозвищем «календарь сезона», на которое он, к слову, никогда не обижался, рассказал историю, как его с проектом календаря игр гонял Константин Иванович Бесков. Знаменитый динамовский футболист и тренер возглавил тогда вылетевший в первую лигу московский «Спартак» и, по словам Боброва, ужаснулся, когда ему принесли расписание матчей. «Вы что творите? – шумел Бесков на Боброва. – И с таким календарем вы предлагаете мне возвращать „Спартак“ в высшую лигу? Переделать! Срок – неделя». Без визы Бескова, главной на тот момент фигуры в тренерском цехе первой лиги, календарь никто бы не утвердил – «Спартак» курировал первый секретарь МГК КПСС, член Политбюро ЦК КПСС В. В. Гришин.
Через неделю, ознакомившись с новым вариантом календаря, Константин Иванович только что в лицо Борису Васильевичу несколько принесенных им листочков не швырнул. Еще неделю спустя – та же реакция. Бобров сам, никто, как он говорил, ему не подсказывал, решил вернуться к самому первому варианту. «Ну, вот теперь совсем другое дело. Можешь ведь, когда захочешь!» – похвалил Бесков Боброва.
Схожая история произошла и с текстом в программку к прощальному матчу Льва Яшина в 1971 году. В пересказе Бориса Левина, помогавшего главному организатору встречи, автору ее идеи, знаменитому известницу Борису Федосову, она выглядит так.
Сочиненные для программки тексты ложились на стол главному редактору газеты «Московская спортивная неделя» (ее выпускали Лужники) Николаю Толорайя. Он вносил свою правку. После перепечатки материалы отправляли заместителю директора лужниковского стадиона Гусеву. Новая правка. После Толорайя опытный Федосов предупредил Левина: «Ни в коем случае не выбрасывай первый вариант». Вслед за Гусевым к текстам приложился начальник Управления пропаганды (было и такое подразделение в Спорткомитете СССР) Айдар Валиахметов. Он погулял над заметками на славу: получилось так, что все, чего Лев Иванович в жизни своей добился, – заслуга КПСС, советского правительства и Спорткомитета. Затем в дело вступил начальник Валиахметова – первый заместитель председателя Спорткомитета Виктор Ивонин. Последняя инстанция – начальник Ивонина Сергей Павлов: к нему Федосов и Левин отправились вместе. Павлову произведение, к которому приложились Толорайя, Гусев, Валиахметов и Ивонин, не понравилось: «Другого ничего нет?» И тогда Левин положил на стол председателю предусмотрительно оставленный первый вариант. Павлов внес в него одну «существенную» правку: вместо «пошел слесарить» написал «пошел работать слесарем». И расписался в уголочке на первой странице.
Но это – не конец.
Валиахметов решил пройтись по тексту еще раз. Федосов сказал Левину: «Покажи ему перепечатанный экземпляр, но без подписи Павлова. Толь