Какой?“ – „Покалеченная пятая графа“. – „Ну, это не имеет значения. У вас есть кто-нибудь в спортивном мире, на кого бы я мог сослаться?“ К счастью, мой покойный тесть дружил с бывшим украинским заместителем спортивного министра Владимиром Белоусовым. Я назвал его имя. Базилевич взял мой номер телефона и пообещал позвонить через неделю.
Влетаю на крыльях домой, сообщаю супруге: „Асенька, меня пригласили в „Динамо“ (Киев)!“ А она: „О чем ты говоришь? У тебя работа, ты на хорошем счету… При чем тут „Динамо“?“ Прошла неделя – никаких звонков. Глухо. Из меня, как из надутого шара, будто выпустили воздух. Я был крайне расстроен.
Провожаю знакомого в Москву на вокзале. Посадил его в поезд, иду по перрону. А навстречу – группа людей. И среди них – Олег Базилевич!
Прошли мимо. Стою и думаю: „Если он уезжает – значит, мой поезд ушел. А если нет – я его подожду“. Смотрю – Базилевич идет обратно. Тогда я пошел ему прямо в лоб. Он меня узнал, поздоровался: „У вас есть время? Давайте подойдем к машине, там сидит Валерий Васильевич“. Подошли. Базилевич открывает дверцу: „Валерий Васильевич, можно вас на минутку?“ Он вышел. „Это тот человек, о котором я вам говорил…“ Лобановский со свойственной ему лаконичностью спрашивает меня: „Завтра, в восемнадцать часов, вы сможете быть на стадионе „Динамо“?“ – „Да, конечно“. – „Я вас жду в тренерской комнате“. Из тренерской комнаты я вышел администратором киевского „Динамо“.»
Нефартовое пальто
После возвращения Валерия Лобановского из Кувейта в «Динамо» только Григорию Спектору, давно уже администратором в клубе не работавшему, Валерий Васильевич и тогдашний президент клуба Григорий Михайлович Суркис разрешали во время зарубежных выездов находиться рядом с командой. Он проходил под статусом «переводчика» и «помощника».
Как-то перед вылетом в Мюнхен на полуфинальный матч Лиги чемпионов с «Баварией» Спектор привычно надел свое старенькое пальто, считавшееся в команде «фартовым». Игру в Киеве, легко динамовцам дававшуюся (и как это при счете 3:1 в свою пользу Виталий Косовский из выгоднейшего положения не забил четвертый мяч?), «Бавария» сумела завершить вничью – 3:3, а потому в баварской столице киевлянам непременно следовало выигрывать.
И только Григорий Иосифович собрался в своем стареньком пальто выходить из дома и ехать в аэропорт, как жена его, Асенька, и говорит: «Даже неудобно в таком пальто за рубеж ехать! Надень новое». «И черт меня дернул, – вспоминает Григорий Иосифович, – забыть о царящих в футболе суевериях и ее послушаться…»
В Борисполе, где располагается главный киевский аэропорт, первым к Спектору подошел ассистент Лобановского Анатолий Пузач: «А чего ты вдруг в черном пальто? Почему переоделся?» – «Да ладно, – отвечает Спектор. – Все будет нормально». Уже в Мюнхене к Григорию Иосифовичу подошел Йожеф Сабо: «Если мы, не дай Бог, проиграем, твое пальто порежем на куски». Игорь Михайлович Суркис, с Сабо не сговариваясь, сказал примерно то же самое: «Мы твое пальто выбросим, если, не дай Бог, что-то случится».
Спектор уже и сам стал переживать, что сделал глупость, послушавшись Асеньку. После матча, динамовцами проигранного, Григорий Иосифович был, по его словам, «белый, как мел», и доктор Малюта приводил меня в чувство нашатырным спиртом. А тут еще Валерий Васильевич, оставшись со мной один на один, спросил: «Почему ты надел это пальто?»
Нет худа без добра
Из воспоминаний Владимира Бессонова:
– Расскажу историю, которая стала для меня уроком на всю жизнь. Когда мне было пятнадцать лет, меня пригласили сыграть за юношескую сборную СССР на международном турнире в Ташкенте. А я тогда кто был? Выступал за интернат, был с улицы, можно сказать. Отец работал на заводе сталеваром, мать – простая дворничиха. И детей четверо: три сестры и я. Сами понимаете, «Адидаса» у меня не было. Бедность.
И вот в Ташкенте я посмотрел, как живут поляки (мы с ними в одной гостинице поселились). И что-то меня толкнуло… Когда они отправились на тренировку, я тайком похитил ключ у дежурной, открыл чужой номер. Взял бутсы, еще и джинсы прихватил (тоже дефицит был страшный в те времена). Пошел на почту и все это отправил посылкой в Харьков. Но меня быстро вычислили: кто-то видел… Началось расследование. «Где вещи?» – «На почте». – «Давай за ними». Ну, я пошел туда, и, на мое счастье, посылка еще не была отправлена. С трудом уговорил вернуть ее мне, чтобы положить все назад.
Возили меня на машине в прокуратуру: грозила статья – от двух до пяти лет заключения. За кражу со взломом. Но решили не раздувать международный скандал – выругали и отправили домой. Поехал я на сборы в интернат, чтобы готовиться к чемпионату Союза. А тренер Николай Кольцов мне говорит: «Ты на год дисквалифицирован и играть за нас не имеешь права». С тех пор у меня закон один: не положил – не бери. Эта история, кстати, повлияла на то, что я попал в киевское «Динамо». Как говорится, нет худа без добра.
После окончания средней школы Олег Александрович Ошенков пригласил меня в «Металлист». Я написал заявление, устроился как бы на работу. Тренировался, получал ежемесячно 30 рублей. Но за команду из-за дисквалификации не сыграл ни одного матча. Под чужой фамилией выступал на первенство области за харьковский «Спартак». Меня ожидала армия.
Как-то воскресным утром мать меня тормошит: «Вставай, сынок, тут за тобой из Киева приехали». Анатолий Сучков. «Я, – говорит мне Анатолий Андреевич Сучков, – селекционер киевского „Динамо“. Мы знаем о твоих проблемах и хотим тебя пригласить. Если пойдешь к нам, все уладим». Отвечаю: «Нет вопросов», – и тут же пишу заявление. 20 декабря 1975 года я уже был в Киеве.
Скорость свата
Киевские динамовцы поколения 60-х рассказывали мне историю о том, как Виталий Хмельницкий сопровождал своего старого приятеля в поездке на Западную Украину для знакомства этого приятеля с родителями своей будущей невесты. Выступил, словом, в роли свата.
Встретили их в деревне как положено. Усадили за стол. Родственники невесты собрались. Принялись разговоры разговаривать, обсуждать, когда и где свадьбу играть, сколько гостей приглашать и прочие организационные вопросы. Отец невесты – местный священник, человек нрава строгого. Подробно жениха, свободно говорившего на украинском (с западноукраинским диалектом) языке, обо всем расспрашивал. Полученными сведениями священник остался доволен. Оставалось скрепить предстоявшее событие рукопожатием. Но в это время в комнату, в которой они все сидели, вошла вторая дочь священника – что-то дополнительно принесла на стол. Жених, взглянув на нее, сказал: «Я передумал. Эта мне больше нравится. Ее возьму».
Скорости, на которой Хмельницкий с приятелем дали деру, могли бы позавидовать участники финального олимпийского забега на 100-метровке.
Ответ Медвидя
Федор Медвидь был, как, впрочем, и все футболисты из Закарпатья, как Йожеф Сабо, например, Василий Турянчик, Владимир Капличный, – рабочей лошадкой на поле, пахавшей полтора часа без передышки.
Провел Федя свой первый матч за дубль киевского «Динамо». И, надо сказать, при большом скоплении народа – тогда на игры дублеров ходило по двадцать пять-тридцать тысяч болельщиков. Гола не забил, только в штангу попал. Приходит на следующий день в ресторан «Крещатик», садится за стол. А официант на него – ноль внимания. Федя страшно возмутился: «Ви що, не пам’ятаете, що я – Федiр Медведь? Я вчора в штангу попав! А ви мене не обслуговуете…»
«Динамо» улетело в Ужгород, а Медвидя забыли, он как раз «Москвич» получал, запарился. Прибегает Федя к начальнику аэропорта «Жуляны», требует: «Я – Федiр Медведь, дайте меш „бджедку“. Тому що хлопщ улетеди, а я тут. Хочу 1х наздогнати». И что вы думаете? Дали ему «бджедку»!
Он как-то, обидевшись на подначки, заявил: «Розбудіть мене уночі я теж буду грати, як Сабо i Бiба».
Чаще других над Федором шутил его друг Владимир Левченко, по прозвищу «Смык» (производное, наверное, от утесовской песни «Гоп со смыком»). «Федя, – обидно подначивал Левченко, – ты же играть не умеешь». И так он его порой доставал, что однажды, когда команда проводила за рубежом какой-то матч, по телевизору транслировавшийся, и Медвидь забил победный гол, Федор собрал все имевшиеся у него иностранные деньги, заказал телефонный разговор с Киевом, указав номер Левченко, не поехавшего из-за травмы на эту встречу, и, услышав голос друга, выпалил: «Смык, це я. Бачив?»
Плоскогубцы в багажнике
Нападающий киевского «Динамо» Виталий Хмельницкий дружил со своим одноклубником, полузащитником Федором Медвидем.
– Мы, – рассказывал Хмельницкий, – впервые встретились, когда я выступал за мариупольский «Металлург», а он – за ужгородскую «Верховину». Мы приехали к ним проводить стыковой матч. Про него уже тогда говорили: «О, за Ужгород играет под одиннадцатым номером молодой Медвидь!» После матча познакомились в ресторане. Он сообщил, что его пригласило киевское «Динамо».
Со временем и я там очутился. Мы сдружились. В 1971 году «Динамо» играло товарищеские встречи в Ивано-Франковске. Как-то вечером ужинали: Виктор Терентьев, Федя, я и еще кто-то. Посидели, выпили. Захотелось, как обычно, еще. Но было уже поздно, ресторан закрывался. Федя говорит Терентьеву: «Васильич, через час будем». Я попытался его образумить: «Ну где ты возьмешь спиртное, все же закрыто!» – «Я знаю где». Взял такси. «Прыгай!» – говорит. Он сел спереди, я – сзади. Проехали немного, останавливают машину две женщины в украинских платках: «Підвезете до села, що за містом?» – «Добре, – говорит водитель. – Ось тільки хлопщв доставлю до вокзалу».
Подкатили туда. Федя выскочил и помчался куда-то. Пять минут его нет, десять. А счетчик: тик-так, тик-так. Женщины заволновались: «Водію, та скільки ж ми будемо чекати? Нехай цей чоловік розрахується, а ми поїдемо далі.»
Я так спокойно говорю: «Водитель, у вас плоскогубцы или щипцы есть?» – «Есть в багажнике. А зачем вам?» – «Хочу этим женщинам языки повырывать, чтобы они молчали». Я сказал шутя, но лицо у меня было серьезное. Мои соседки перепугались, притихли: видно, подумали, что я бандит. Водитель открыл дверцу, подошел к багажнику, а потом как рванул в комнату милиции! Я не стал никого дожидаться, спрятался в сквере. Притаился за кустами, смотрю, что будет дальше. Прибегает водитель с двумя ментами. «Де він?» – «Утік! – заверещали женщины. – Ось туди!»