Старостин и лифт
Николай Петрович Старостин, попавший с братьями в сталинские времена под сталинские репрессии и отмотавший срок в лагерях, в середине 80-х где-то вычитал, что каждая ступенька, пройденная вверх или вниз, добавляет секунду жизни. Тогда это была довольно популярная теория. Старостин перестал пользоваться лифтом, всегда ходил пешком.
Однажды в Ереване спартаковцы выходили из гостиницы, собираясь на игру с «Араратом». Николай Петрович одним из первых появился в холле и стал ждать остальных. Спустился лифт с игроками и с братом Старостина – Андреем Петровичем – и на первом этаже застрял: двери не открывались. Из лифта стук. Сначала тихие, потом все громче, крики: «Помогите!» Николай Петрович подошел и спросил, что случилось. Ему изнутри ответили:
– Застряли, уже минут десять сидим.
На что он мгновенно выдал:
– Ничего, посидите. Я двенадцать лет сидел!
Песняк после банкета
Рассказывают, как однажды Николай Петрович Старостин и Константин Иванович Бесков, работавшие вместе в «Спартаке», подыскивали на административную должность в команде человека, который органично бы в клубную систему влился. Было, как водится в таких случаях, много рекомендаций со стороны…
Остановились на одной из кандидатур. Николай Петрович попросил несколько дней на размышление. Потом пришел к Бескову и сказал: «Костя, его брать нельзя». «Почему?» – поинтересовался Бесков. «Он не пьет, – ответил Старостин, – может нас продать».
Подобное заключение Николая Петровича было, стоит заметить, весьма оригинальным: сам он, в отличие от брата – Андрея Петровича, гурмана, ценителя вин и знатока коньяков, никогда, впрочем, напитками не злоупотреблявшего, – вообще не брал спиртное в рот. Даже – шампанское. Но прекрасно, кстати говоря, ориентировался во вкусах – по части спиртного – футболистов и тренеров и подшучивал над ними.
Как-то Юрий Гаврилов вез в сумке из-за границы несколько бутылок с различными напитками и делал все, чтобы они не зазвенели («Одна звенеть не будет, а две звенят не так») – не приведи Господь, услышит Бесков. И все же, несмотря на сверхосторожность, без звона не обошлось. Бесков насторожился, а Николай Петрович моментально превратил эпизод в шутку: «Юра, ты смотри, все вымпелы довези в целости и сохранности».
Спартаковский ветеран Геннадий Логофет, помогавший Константину Ивановичу в работе со сборной СССР в 1974 году, рассказывал, как однажды в Ирландии они втроем – Бесков, Николай Петрович и Логофет – отправились на прием перед знаменитым отборочным матчем чемпионата Европы. Закуски, горячее, тосты, реплики – прием как прием. Николай Петрович пил только минеральную воду и соки. В конце мероприятия гостям его был предложен национальный десерт – кофе по-ирландски: в его состав в высоком бокале, по свидетельству Логофета, входили собственно кофе, взбитые сливки и 40–50 граммов виски.
Бесков и Логофет знали, что это такое, а Николай Петрович не знал – ему не сказали. Он, между тем, с удовольствием выпил один бокал айриш-кофе, потом другой, третий. От четвертого отказался и стал решительно настаивать на отъезде в гостиницу. Подали машину, поехали. В дороге, рассказывал Логофет, Николай Петрович начал потихонечку петь, причем песня была одна на какой-то опереточный мотив с такими запомнившимися Логофету словами: «Николай Петрович, вы помолодели! Вы опять у власти». И напевал он всю дорогу до отеля. На следующее утро за завтраком Бесков и Логофет признались Старостину в том, что тому пришлось нечаянно нарушить режим. Николай Петрович на мгновение задумался, а потом сказал: «То-то, я смотрю, меня на песняка потянуло!»
Ирландский кофе
Хорошо, по-моему, дополняет «старостинский песняк», история, рассказанная Анатолием Зайцевым, входившим в состав секретариата министра иностранных дел СССР Андрея Андреевича Громыко. Она произошла на переговорах Громыко с его ирландским коллегой в знаменитом аэропорту Шеннон.
Знаменит он, помимо всего прочего, тем, что именно там приземлился российский «борт № 1» с президентом Борисом Ельциным, летевшим из Штатов домой и в пути настолько, по свидетельству начальника его охраны Александра Коржакова, перебравшим, что у него не было никакой возможности выйти из самолета и хотя бы поздороваться с ожидавшими его на земле больше часа руководителями Ирландии. Какая-то английская газета съязвила по этому поводу. «И совершенно правильно, – написала она, – поступил господин Ельцин, не выйдя на встречу этими пьяницами – ирландцами».
Громыко летел в Нью-Йорк на очередную сессию Генеральной ассамблеи ООН. В Шенноне – дозаправка. Советский министр, трудоголик, каких свет не видел, старался использовать для дела каждую минуту. Пока самолет заправляли, он провел рабочий завтрак с министром иностранных дел Ирландии. После завтрака всем был предложен ирландский кофе. Андрей Андреевич, занятый беседой, не заметил, как перед ним оказался бокал с этим напитком. Сделав глоток, он, глядя на сопровождающих, многозначительно произнес: «Теперь мне понятно, почему этот кофе называется ирландским!»
«Эта фраза, – вспоминал Анатолий Зайцев, – в отличие от хозяев, одобрительно воспринявших ее как шутку, нам, хорошо знающим категорическое неприятие министром алкоголя, показалась не предвещающей ничего хорошего». Переводчик всех советских руководителей Виктор Суходрев, глядя на легкий румянец идущего впереди министра, сказал Зайцеву на ухо: «Смотри, не проговорись ему, что в кофе был виски».
«Вы меня хотеть!»
Однажды вторая сборная СССР, которую тренировал Геннадий Логофет, отправилась в коммерческое турне по Южной Америке. Первые матчи сыграли в Венесуэле, потом перебрались в Колумбию. Приехали в отель, после ужина разбрелись по номерам. Врач команды Владимир Зоткин сидел у себя в комнате. Вдруг раздался стук в дверь. «Входите», – пригласил Зоткин. Номера врачей всегда открыты, поскольку футболисты постоянно приходят с жалобами или на консультацию.
Входит девушка, очень красивая латиноамериканка. И на ломанном английском говорит:
– Вы меня хотеть?
Доктор от неожиданности растерялся.
– Ноу, – отвечает по-английски и добавляет по-русски: – Я вас первый раз вижу.
Но она уже утвердительно:
– Вы меня хотеть, – и проходит в номер, присаживается на кровать.
А это же советские времена, даже за подозрение о связи за границей могли быть немалые неприятности. Плюс к тому, того и гляди кто-нибудь из команды сейчас придет. «Там шпионки с крепким телом, – как тут не вспомнить Владимира Высоцкого, – ты ей в дверь, она в окно. Говори, что с этим делом мы покончили давно».
Зоткин хватает девушку в охапку и аккуратно пытается из номера вывести. Только он подвел гостью к двери, из-за нее раздался молодецкий гогот и высунулись физиономии футболистов. «Оказалось, – вспоминал потом врач, – они подговорили девицу разыграть меня, но как им удалось это сделать, я так и не понял. Из тех, кто был во второй сборной, не все и по-русски (особенно грузинские игроки) хорошо говорили, не то что по-английски или по-испански».
Однажды, когда Геннадий Логофет был уже одним из тренеров первой сборной, в бразильском отеле рано утром он услышал страшный грохот в коридоре. Мигом проснулся и выглянул: мало ли что могло произойти с футболистами? В соседнем номере жил Николай Петрович Старостин. Возле его двери стояла очень красивая девушка. Грохот создавала она: изо всех сил колотила в дверь. Николай Петрович вышел, по свидетельству Логофета, в своих черных семейных трусах, нацепил на нос очки и интеллигентно поинтересовался: «В чем дело?» Девушка возмущенно принялась повторять, как попугай, одно только слово: «Динеро, динеро!», то есть, требовать, как объяснил Старостину подошедший ему на помощь Логофет, денег. Сбежался народ, никто понять ничего не может, а девица – знай свое: «Динеро!» Наконец примчался портье, извинился и быстренько увел бузотерку. Потом выяснилось, что девушке кто-то не доплатил за оказанные услуги, она вернулась за честно заработанными деньгами, но ошиблась этажом.
«Хеннесси» или водка?
Из одного судейского поколения в другое переходит история о том, как однажды молодой футбольный арбитр приехал в город, в команде которого работал опытнейший администратор. Он рефери, как водится, встретил, привез в гостиницу и говорит:
– Ну что, матч завтра, поужинаем сегодня в ресторанчике?
– Поужинаем.
– Выпьем?
– Ну а почему нет?
– А что пить будешь: водочку или коньячок?
– Коньяк.
– Какой?
– «Хеннесси».
Администратор посмотрел на него с сомнением:
– А ты отсудишь на «Хеннесси»?
– Ну ладно, давай водочку.
Случай в тему вспомнил знаменитый арбитр и блестящий публицист Марк Рафалов. В конце 80-х годов во втором союзном дивизионе выступала команда из азербайджанского города Казах. На судей там не только постоянно оказывалось давление перед матчем, но их даже частенько поколачивали после игры. Не избежал такой участи и один очень известный в те годы арбитр международной категории. Сразу после окончания завершившегося ничейным исходом матча народные мстители украсили его физиономию огромным фингалом. Понимая, что инцидент может получить нежелательную огласку, местные спортивные воротилы предложили судье в виде компенсации морального урона десять тысяч рублей.
– Мы так всем даем, если что случается, – заявили арбитру.
– Но я-то арбитр ФИФА!
– Арбитр ФИФА? Хорошо, дадим пятнадцать!
Выбор Лайнсмена
Марк Рафалов рассказывал, как в середине 60-х годов прошлого века по завершении весеннего сбора судей реферировал в Сочи контрольный матч ереванского «Арарата» и ростовского СКА.
Сочинский стадион предназначен не только для футболистов, но для легкоатлетов – тоже. В погожий солнечный денек они заполнили беговые дорожки и сектора для прыжков. Не было только метателей молота и копья: поле заняли участники матча.