простым, как мы. Доказывать ничего не надо было. Павел Антокольский писал, что стихотворение «Мирская власть» есть революционное завещание, сближающееся с «нашим Интернационалом». И далее: «Мы легко можем представить себе Пушкина среди космонавтов… в лаборатории физиков, в рабочей бригаде». Далее Антокольский подчеркивает, что речь, конечно, идет о бригаде передовиков[545].
Что же за феномен – всеобщая любовь к Пушкину? Неслучайно русские религиозные философы отдают дань непостижимости, сверхчеловечности Пушкина. Под покровительством государства создалась массовая религиозная секта пушкиноманов. Кумир секты подобен Богу. Фанатики эти веруют в Пушкина, их жизнь подчинена служению идолу. Члены секты принимают любое слово Пушкина за благостыню, целуют его изображения, читают перед сном его стихи.
Обряды пушкиноманов состоят из литургий, проводимых в дни событий из биографии поэта (день его рождения, день лицея, день свадьбы, смерть). Пушкинский календарь для них дополняет или даже заменяет календарь церковный. Они поздравляют знакомых не с их днями рождения, а с днем рождения любимого поэта. Пушкиноманы заваливают букетами цветов его памятники, зажигают свечи. Стихи Пушкина, романсы на его тексты исполняются хором как молитвы. Наталья Гончарова для них – эквивалент Святой Девы. Каждый, кто произносит слово критики, – еретик, смертельный враг пушкиноманов, безбожник или просто бес.
Особая часть поп-пушкинистики – использование имени Пушкина в различных областях жизни. По всей стране из-за утери идеологии простаивали скульптурные мастерские; теперь бюсты Пушкина водружают на место бюстов Ленина. Улицы Ленина в ряде городов переименовываются в улицы Пушкина, которых и до того были тысячи. Российская печать, всегда пиететная по части Пушкина, пишет: «Горки Пушкинские» (о Святых Горах), «Пушкин жил, Пушкин жив, Пушкин будет жить», «И Пушкин такой молодой…»[546]. Три непременных профиля: Пушкин посередине и по бокам Ленин и Горький – украшали долгие годы советскую «Литературную газету». Сегодня оставлен всех переживший одинокий Пушкин. Глянем ретроспективно, как эксплуатировали поэта в советское время.
Пушкин – пропагандист и агитатор. Газета «Красная звезда» Министерства обороны рассказывала о патриотизме Пушкина и о героических подвигах праправнуков поэта в разных войнах: «Потомки Пушкина защищают Отечество». Газета «Советский патриот» – «Мой друг, отчизне посвятим…». Страна праздновала годовщину революции, и «Известия» публиковали статью председателя Комитета по проведению всесоюзных пушкинских праздников – судя по названию, о переселении душ: «У Пушкина в год Октября». В советских республиках, как писала газета «Советская Молдавия», Пушкин назывался «певцом дружбы народов»[547].
Пушкин – подручный партии. В журнале «Вопросы истории» Пушкин разоблачал американский империализм. В журнале «Народы Азии и Африки» Пушкин помогал писателям братского Вьетнама осваивать метод соцреализма. Идеологический журнал «Азия и Африка сегодня» печатал статью «Под небом Африки моей». Журнал «Звезда Востока» – статью «Мне ум и сердце занимали твой взор и дикая краса. Образ женщины Востока и эволюция творческих принципов Пушкина»[548].
Пушкин – экономист. Согласно книге известного экономиста, Пушкин был выдающимся экспертом в области экономики. Собрано все, что поэт когда-либо сказал о собственности, деньгах, крепостном праве, торговле. Жалобы поэта на материальные трудности также отнесены к его экономическим взглядам; говорится и о любовных похождениях поэта, если он за них платил. Строка о лени Онегина «Зато читал Адама Смита» комментируется так: «В ней с гениальной интуицией затронуты важнейшие вопросы экономического развития Западной Европы и России». Пушкин, оказывается, раскрывал нам диалектическую зависимость формулы «Капитала» Маркса «товар – деньги».
Нет доказательств, что Пушкин читал Смита, но, возможно, слышал о Смите от своего лицейского профессора Куницына. Но читал ли Смита Куницын? Доказательство такое: «Александр Тургенев в своем геттингенском дневнике записывает, что читает Смита. Весьма вероятно, что одновременно Смита читал и Куницын». Маркс не читал Пушкина, но раз процитировал упомянутую строку Пушкина со слов Энгельса (Энгельс якобы знал начало «Онегина»). Далее тринадцать страниц книги посвящены тому, как роман «Евгений Онегин» помог основателю марксизма понять социально-экономическое положение России. Оценка Пушкина советским экономистом впечатляет: «На любую тему он (Пушкин. – Ю.Д.) пишет так, как никто не писал до него, да никто после»[549]. По-видимому, причина появления книги в том, что экономические проблемы российский экономист уже решил и от избытка досуга занялся поп-пушкинистикой.
Пушкин – юрист. В журнале «Социалистическая законность» сообщается, что Пушкин получил в лицее профессиональное юридическое образование. В творчестве его занимают видное место государственно-правовые проблемы, критика буржуазного права и, конечно, жестокости американской демократии. Занимался поэт также авторским правом и ставил вопрос о запрещении безнравственной литературы[550]. Заметим: статья о том, что не страдал Пушкин от цензуры, а помогал ей.
Пушкин – менеджер. Газета «Речной транспорт» печатает статью «Предки Пушкина – выдающиеся инженеры и деятели водного хозяйства». Журнал «Лесная промышленность» – статью «Приду под липовые своды». В газете «Гудок» статья «Голос, тревожащий сердца». В газете «Сельская жизнь» – статья «Не зарастет народная тропа», где Пушкина делают агрономом. В журнале «Наука и религия» статья «Еще минута – и мы предстанем перед Богом…»[551]. Долгие годы в период коллективизации существовала газета «Пушкинский колхозник». «Любовь к отеческим гробам» – под таким названием прошла в 1998 году в Петербурге всероссийская конференция работников похоронного обслуживания.
Пушкин на страже здоровья. Кроме книг о Пушкине, сочиненных врачами, где утаиваются щекотливые детали здоровья поэта, в журнале «Вопросы курортологии, физиотерапии и лечебной физической культуры» мы нашли статью «Пушкин и Лермонтов на Кавказских Минеральных Водах». Поэты пили воду, принимали грязевые ванны, и нам велено. Журнал «Клиническая медицина» писал, что упоминания Пушкиным болезней у его героев способствовали «развитию передовой общественной медицинской мысли в стране»[552]. Хотя, добавим: судя по сохранившемуся рецепту, поэта больше волновали венерические болезни.
Quo vadis?
Перед закатом советской системы в «Литературной газете» появилась статья о ревизионистах в пушкиноведении, о неприкасаемости святого поэта на вечные времена и запрещении использования его имени вне официальной политики. Мания пишущих о Пушкине достигает своего апогея: «краеугольные камни отечественной пушкинистики» приравниваются к текстам Пушкина и тоже именуются «священными»[553]. Догматическое мышление пыталось пресечь даже западные взгляды. Газета поучала западных славистов, как им следует писать о нашем Пушкине и о русской литературе вообще[554].
Советская пресса еще продолжала по инерции засорять атмосферу угрозами и запретами, когда в «Известиях» вдруг появилась статья, согласно которой Пушкина убило «отсутствие воздуха»[555]. Мысль не новая, принадлежала Блоку, не ко времени смелая. О свободе Пушкина писали рабы, более бесправные, чем был он. Советским гражданам дышать еще не разрешалось, но Пушкину дышать было важно, и это можно было рассматривать как намек на необходимость перемен. Б. Пастернак еще в 1937 году заметил, что власти сделали Пушкина членом Политбюро. Через полвека в «Литературной газете» проскочила мысль, что Пушкин был генсеком русской литературы[556]. Привычка приноравливать поэта к политическим переменам въелась настолько, что стали писать о гласности, за которую боролся Пушкин.
Понятно, что дела в пушкинистике не могли быть лучше, чем в Советской стране в целом. Но страна менялась, а отечественная пушкинистика нет. Ушли в никуда великие литературоведы, и много лет их советским наследникам нечего было сказать. Полвека узкая группа хранителей рукописей кумира подпитывалась неизданными работами стариков. Биографы топталась на месте концептуально, заплутавшись в кругу умерших доктрин. Новые сведения об африканских предках Пушкина опубликованы в Париже Дьедонне Ньямманку, переписка Дантеса с Геккереном найдена итальянской слависткой Сиреной Витале. Пушкин, решающий, что лучше – родина или свобода, или тот же поэт как романтик и идеалист, а также последователь Вальтера Скотта в прозе изучается в Америке. В Польше, во Франции, Италии, США пушкинистика оказалась интереснее, чем на родине.
Достижениями апологетического пушкиноведения, как отметил Андрей Синявский, стали «венки и бюсты на каждом абзаце»[557]. Иронично относился к советской науке об этом поэте Владимир Набоков. Осталась проблема непонимания: Набоков с Синявским и должностные пушкинисты говорили на разных языках, причем оба языка – русские.
Семьдесят лет, превратив в икону, твердили, что Пушкин был атеистом, а когда стало можно, бросились доказывать, что он верующий ортодокс, хотя по существу дела ни та, ни другая крайность не меняет сути его творчества. Он был и остается частью русской и европейской культуры, а это культура христианская. Ею вскормлены все русские писатели – и теологи, и атеисты. Между фанатичной религиозностью и полным атеизмом в цивилизованном мире великое множество градаций, и каждый из нас находит свой угол зрения.