«Пушкин наш, советский!». Очерки по истории филологической науки в сталинскую эпоху. Идеи. Проекты. Персоны — страница 30 из 125

В штат привлечены крупнейшие пушкинисты: Цявловский, Благой, Бонди, Винокур и другие.

И лишь одно учреждение в СССР не выполнило постановления Правительства, именно Институт литературы Академии наук:

1. Решительно все учреждения, хранившие у себя рукописи Пушкина, передали их в Музей А. С. Пушкина, – только одно учреждение не сделало это – Институт литературы АН.

2. Квартира Пушкина и Пушкинский заповедник организационно никак не связаны с Гос<ударственным> музеем Пушкина и продолжают находиться в ведении ИЛ АН.

3. Пушкинский «Временник» никак не связан с декретированным Правительством центром пушкиноведения и продолжает издаваться Институтом литературы АН как сборник подчас случайных материалов.

4. К изданию академического собрания сочинений Пушкина никак не привлечен Институт мировой литературы им. А. М. Горького.

<…> Я думаю, что только объединение обоих Институтов, на что есть уже давно решение Президиума Академии наук, устранит все никчемные обиды и недоразумения.

Мне представляется, что как бы ни затянулось это объединение, для выполнения Правительственного решения о Музее Пушкина необходимо Ваше распоряжение:

1. Передать все рукописи Пушкина в Сектор рукописей Музея А. С. Пушкина.

2. Передать Музей-квартиру Пушкина и Пушкинский заповедник в ведение Института мировой литературы им. А. М. Горького в качестве филиалов Музея Пушкина.

3. Превратить «Пушкинский временник» в орган Музея Пушкина.

Академик И. К. Луппол349

В своем обращении к президенту Академии наук, составленном в предельно категоричных выражениях, директор ИМЛИ фактически обвинял Пушкинский Дом в саботаже правительственного постановления, избегнув, впрочем, самого слова «саботаж». По неясным причинам это письмо больше года оставалось без движения. В мае 1940 года Л. Б. Модзалевский был командирован в Москву в связи с новым инцидентом, возникшим между Пушкинским Домом, с одной стороны, и Музеем А. С. Пушкина и Литературным музеем – с другой. Речь шла об автографах поэта, которые принадлежали Пушкинскому Дому и находились в Москве на условиях временного хранения350. В столице Модзалевский узнал о предстоящем заседании президиума Академии по вопросу концентрации пушкинских рукописей, которое инициировали директор ИМЛИ И. К. Луппол и директор ГМП Л. И. Пономарев. Лев Борисович сразу же встретился с П. И. Лебедевым-Полянским и об этом разговоре сообщил Б. П. Городецкому (в то время – заведующему Архивом ИРЛИ). Как писал Модзалевский, директор Пушкинского Дома

сказал, что вопрос о передаче рукописей в Музей Пушкина не так прост, как думают в Музее, и что он будет настаивать на их оставлении у нас, тем более что постановление правительства выполнено в отношении хранения их в одном учреждении – Академии наук и что нахождение части рукописей в Ленинграде есть внутреннее академическое дело. Он очень был недоволен самовольным распоряжением В. Д. Бонч-Бруевича о «временной» передаче хранившихся у него в Литературном музее рукописей в Музей Пушкина. Таким образом, предстоит еще борьба, которая еще неизвестно как разрешится. Он просил ускорить присылку отзывов разных учреждений о методах хранения рукописей у нас в Институте. Мою информацию П. И. Лебедев-Полянский принял к сведению351.

Это письмо Модзалевский передал в Ленинград 15 мая 1940 года через директора академического Архива Г. А. Князева.

20 мая директор академической Лаборатории консервации и реставрации документов Н. П. Тихонов дал заключение об условиях хранения рукописей в московском Музее А. С. Пушкина. В нем было зафиксировано несоблюдение основных требований, предъявляемых к хранению особо ценных архивных документов и гарантирующих их долговременную сохранность: рукописи

помещаются в отдельной комнате, рядом с залой для занятий352, а сами документы хранятся в обычном железном бухгалтерском шкафе (sic!). Никаких мероприятий по соблюдению нормального режима по температуре и влажности и полной изоляции от действия газовой среды не установлено353.

Следующим днем, 21 мая, датирован акт, который подписали авторитетные специалисты в области архивного дела и реставрации: директор Архива Академии наук Г. А. Князев, профессор Н. П. Тихонов и ученый консультант центральных государственных архивов в Ленинграде В. К. Лукомский. Комиссия «произвела детальный осмотр хранилища Пушкинского фонда» ИРЛИ и «пришла к следующим выводам»:

1. Помещение, где хранятся рукописи Пушкина, является совершенно изолированным, с каменным полом, железными решетками и ставнями, изолирующими яркое солнечное освещение, и полностью неопасным в пожарном отношении. Вход в помещение хранилища закрывается железной дверью. Никаких работ в самом помещении, где хранится Пушкинский фонд, не производится.

2. Автографы Пушкина хранятся в двух несгораемых шкафах, остальные документы – в двух деревянных шкафах, в картонных папках с изолирующими бумажными прослойками.

3. Температура помещения – нормальная. Излишков влажности не замечается, а при обследовании самих документов ни поражений плесенью, ни насекомых не обнаружено. Общее состояние документов – хорошее.

За состоянием документов производится систематическое наблюдение ответственным их хранителем.

Общий режим хранения, согласованный с указаниями ЛКРД АН, поддерживается систематически и для контроля за ним ведется ежедневное наблюдение за температурой и относительной влажностью, в свою очередь контролируемое точными приборами ЛКРД АН.

4. Комиссия считает, что как состояние документов, так и методы хранения при соответствующих возможностях в Архиве Института литературы являются нормальными и никаких явлений, угрожающих изменению состояния документов в их дальнейшем хранении, не наблюдается354.

Из этих двух документов прямо следовало, что Пушкинский Дом обеспечивал более высокий и надежный уровень хранения рукописей и что перемещение их в Москву, в худшие условия и необустроенное помещение, было бы нецелесообразно.

Так в сохранении за Пушкинским Домом его главного архивного фонда оказались важны не только усилия руководителей Института и хранителей его Рукописного отдела, но и само хранилище – бронированное помещение в здании бывшей Петербургской морской таможни, где Пушкинский Дом обосновался в 1927 году. Тогда же это особое помещение получило и свой новый статус – хранилища рукописей поэта, которое в пушкинодомском обиходе называлось комнатой-сейфом355.

Представленные архивные документы позволяют высказать предположение, что тактика «мягкого саботажа», избранная Пушкинским Домом в ходе тотального изъятия пушкинских материалов из архивов, музеев и библиотек ради создания нового московского музея, помогла в конце 1930‑х – начале 1940‑х годов не только сохранить Пушкинский фонд, но и избежать при этом новых репрессий по отношению к самому Институту. Неизвестно, как бы могло разрешиться административное противостояние (или «борьба», если вспомнить слово Л. Б. Модзалевского) между ИРЛИ и ИМЛИ, но в этот процесс вмешались обстоятельства «непреодолимой силы». Одно из них – тюремное заключение директора ИМЛИ академика И. К. Луппола, арестованного по ложному обвинению в сентябре 1940 года. Другим внешним фактором, прервавшим нарастающий драматизм событий вокруг исполнения постановления № 256 СНК СССР от 4 марта 1938 года, стала Великая Отечественная война. В самом ее начале фонды Государственного музея А. С. Пушкина, наряду с другими музейными и архивными собраниями Института мировой литературы, были эвакуированы в Ташкент и Томск, где сохранялись «в свернутом и упакованном виде», что «требовало непрерывного наблюдения и контроля и принятия разного рода профилактических мер»356.


Илл. 15. Комната-сейф в здании бывшей Петербургской морской таможни – хранилище рукописей Пушкина. Фотография. 1974 год. Литературный музей ИРЛИ


В марте 1945 года Музей А. С. Пушкина был реэвакуирован в Москву, но из‑за отсутствия помещения357 и штатов оставался в законсервированном виде358. Распаковали только ящики с пушкинскими рукописями. Они были «временно развернуты в архиве Горького на ул. Воровского», где московские пушкинисты, как сообщала Т. Г. Цявловская Б. В. Томашевскому 4 мая 1946 года, работали для академического собрания сочинений. В этом же письме Т. Г. Цявловская подняла «очень больную и тяжелую тему» о возникшем в Академии наук плане перевода московского Музея А. С. Пушкина в город Пушкин под Ленинградом. Свое отношение к грядущим переменам Цявловская формулировала в письме ленинградскому коллеге чрезвычайно резко и откровенно:

Московский Музей, созданный постановлением Совнаркома, не может и не будет аннулирован. Достаточно Пушкин испытал ссылок при жизни, чтобы быть застрахованным от посмертных ссылок! Поэтому, пусть эта забота не гнетет Вас, что будет, если моск<овские> рукописи вольются в архив Пушк<инского> Дома. Не волнуйтесь! Не вольются!359

Проект «По организации Всесоюзного музея А. С. Пушкина и восстановлению музейных памятников г. Пушкина в связи со 150-летием со дня рождения А. С. Пушкина» возник в конце ноября 1945 года. Вместе с сопроводительным письмом его представил в правительство новый президент Академии наук СССР С. И. Вавилов360