В. Т.) находится отдельная брошюра (того же автора, но без имени переводчика): The Talisman. From the Russian of Alexander Pushkin. With other pieces. St. Petersburg, 1835. Здесь помещены в английском стихотворном переводе «Талисман» Пушкина (р. 3–4) и его же баллада «Русалка» (р. 5–7). Подробнее см. мою статью – «Пушкин и Джордж Борро» (в печати)532.
Опираясь на приведенные факты, можно предположить, что именно вопрос Ахматовой позволил Алексееву спустя некоторое время обнаружить не учтенную Модзалевским брошюру с переводом «Талисмана»533. Статья «Пушкин и Джордж Борро» так и не была опубликована при жизни исследователя; дальнейшие разыскания в этом направлении были отражены им в сообщении «Письмо Пушкина к Джорджу Борро»534.
Со вторым докладом Ахматова выступила на 37‑м научном заседании Пушкинской комиссии 23 апреля 1936 года535. Протокол заседания был найден Р. Д. Тименчиком и опубликован с комментариями в статье «Анна Ахматова и Пушкинский Дом»536. Позволим себе уточнить детали: под «председательствующим» скрывается Ю. Г. Оксман, а черновик протокола написан рукой секретаря заседания – С. Я. Гессена537.
1. 19 сентября 1932 года состоялось заседание комиссии, на котором выступил Д. И. Шаховской538. Задачи двухчастного выступления были обозначены самим автором:
1) указать на значение вновь вышедшего в серии библиотеки «Французского Института в Ленинграде» (сохраняющего это название несмотря на переезд в Париж) обширного труда о Чаадаеве539 и 2) привести некоторые новые сведения о Пушкине и Чаадаеве, которые удалось отыскать в архиве бр<атьев> Тургеневых и которые пока оставались совершенно вне кругозора пушкинистов и литер<атур>оведов вообще, и в связи с этим поднять вопрос о необходимости дальнейшего изучения архива бр<атьев> Тургеневых540.
Доклад носил ознакомительный характер, а его публикация не предполагалась – возможно, именно поэтому текст оказался среди документов комиссии (ситуация достаточно редкая)541. Второй доклад Д. И. Шаховского («Пушкин и Чаадаев») был заслушан в московском филиале Пушкинской комиссии 27 октября 1935 года542.
2. Серия заседаний Пушкинской комиссии была посвящена изучению Б. В. Томашевским Тетради Капниста и Тетради Всеволожского543. Сохранились протоколы, сопоставление которых с широко известными публикациями («Капнистовская тетрадь»544 и «История Тетради Всеволожского»545) может уточнить уже имеющиеся сведения о методах работы исследователя. Более того, материалы архива в значительной степени дополняют «детективную историю», связанную с приобретением Тетради Всеволожского, рассказанную В. Д. Бонч-Бруевичем на вечере Пушкинской комиссии Союза советских писателей 10 ноября 1948 года546. Имя Томашевского упоминается им лишь вскользь: «Приехал тогда Томашевский из Ленинграда, использовал этот материал, и 1‑й том <„Летописей Литературного музея“> вышел как раз к юбилею Пушкина 1937 года». В комментариях к стенограмме участие Б. В. Томашевского на этапе переговоров характеризуется как «переживал»; также упоминается его письмо М. А. Цявловскому от 28 ноября 1933 года, в котором он «договаривается о совместной подготовке тетради Всеволожского к изданию»547.
Однако Томашевский в Ленинграде не просто «переживал»: спустя полтора месяца после того, как Академии наук стало известно о рукописи548, он выступает с сообщением о «Тетради Всеволожского» на закрытом заседании Пушкинской комиссии (17 сентября 1933 года). Присутствующие (семь человек, включая Ю. Г. Оксмана, Д. П. Якубовича, ученого секретаря ИРЛИ Ф. Ф. Канаева, академика А. С. Орлова) доклад встретили с одобрением и готовностью к содействию549. До сих пор не освещены действия Н. К. Пиксанова, получившие отрицательную оценку в письме В. Д. Бонч-Бруевича к М. А. Цявловскому от 26 февраля 1934 года550: по всей видимости, на его счету – не только попытки срыва обсуждения издания полного академического собрания сочинений Пушкина осенью 1932 года, но и участие в «торможении» приобретения Тетради Всеволожского.
3. В начале июня 1934 года М. К. Азадовский на тринадцатом научном заседании Пушкинской комиссии представил доклад «Пушкин и сборник сказок братьев Гримм», аргументировав ранее вскользь высказанные предположения (прежде всего, В. В. Сиповского551) о заимствовании Пушкиным нескольких западноевропейских сюжетов. Встреченное в целом позитивно, выступление вызвало у слушателей некоторые разногласия с автором. Г. А. Гуковский, определив доклад Азадовского как «источниковедческий», отметил недостаточную проработку гипотетических источников для сюжетов пушкинских сказок. По его мнению, докладчик, установив, что «сказки дошли к Пушкину через книгу», и тем самым исключив влияние Арины Родионовны, упустил из виду целый пласт материала: «Не исчерпана и книжная традиция. Следовало обратить внимание на традицию, напр<имер>, XVIII века (Радищев и др.)»552. Немного иронично высказался по этому же вопросу и Д. П. Якубович: «У Арины Родионовны и до доклада было много „врагов“ – Ирвинг, Чосер; к ним прибавляются Гриммы»553. Для анализа он также рекомендует привлечь дополнительный материал, а именно сказки Ш. Перро. В. В. Гиппиус первым из высказавшихся обозначил проблему путей знакомства с сюжетами и их заимствования: он предположил, что первоначально Пушкин усвоил русские сюжеты, которые затем были «угаданы» им в «Гриммовском источнике». С. М. Бонди обратил внимание Азадовского на «несхожесть пушкинских записей сказок с его обычными конспектами» – опровергая тезис докладчика о конспектировании Пушкиным книг, он отметил: «Это скорее записи слышанного, а не читанного»554. Мысль В. В. Гиппиуса развил в своем комментарии к докладу Ц. С. Вольпе: его интересовало прежде всего то, каким образом Пушкин познакомился со сборником сказок братьев Гримм, не зная немецкого языка. Он полагал, что «информатором Пушкина о Гримме» был Жуковский, знавший первое издание сборника555. М. П. Алексеев высказался в пользу Антона Дитриха, врача и переводчика: изучая его бумаги в архиве Пушкинского Дома, Алексеев обратил внимание на письма Дитриха к Жуковскому, в которых адресант рассказывает о встрече с Пушкиным в Москве556.
Илл. 27. Пушкинисты в малом конференц-зале ИРЛИ. Сидят (слева направо): Д. П. Якубович, С. М. Бонди, А. Л. Слонимский, С. Д. Балухатый, В. А. Десницкий, Л. А. Плоткин, Н. К. Пиксанов, В. М. Жирмунский, В. В. Гиппиус, Д. Д. Благой, М. А. Цявловский. Стоят (слева направо): Б. В. Томашевский, Н. В. Измайлов, Г. С. Бердяев, И. И. Векслер, Б. П. Городецкий, Л. П. Гроссман, Б. С. Мейлах. Фотография. 1937 (?) год. Литературный музей ИРЛИ
Поднятые во время дискуссии вопросы позже нашли отражение в статье М. К. Азадовского, опубликованной в первом выпуске «Временника»557: автор довольно подробно разработал вопрос о путях знакомства Пушкина со сборником (среди возможных вариантов – первый французский перевод сказок, вышедший в 1830 году и имевшийся в библиотеке Пушкина), а сказка, запись которой сохранилась в тетради поэта, определена как «когда-то лично слышанная Пушкиным»558.
1931 (апрель)559
Благой Д. Д., Бонди С. М., Зенгер (Цявловская) Т. Г., Козмин Н. К., Г. Лелевич, Луначарский А. В. (председатель), Оксман Ю. Г., Томашевский Б. В., Тынянов Ю. Н., Цявловский М. А., Якубович Д. П. (секретарь); всего 11 человек.
1933 (ноябрь)560
Алексеев М. П., Бельчиков Н. Ф., Благой Д. Д., Бонди С. М., Вересаев В. В., Винокур Г. О., Гиппиус В. В., Зенгер (Цявловская) Т. Г., Камегулов А. Д., Козмин Н. К., Лернер Н. О., Малеин А. И., Модзалевский Л. Б., Оксман Ю. Г. (зам. председателя), Орлов А. С. (председатель), Пиксанов Н. К., Розанов М. Н., Сперанский М. Н., Томашевский Б. В., Тынянов Ю. Н., Цявловский М. А., Эфрос А. М., Якубович Д. П. (секретарь); всего 23 человека.
1934561
Алексеев М. П., Бельчиков Н. Ф., Благой Д. Д., Бонди С. М., Вересаев В. В., Винокур Г. О., Гиппиус В. В., Зенгер (Цявловская) Т. Г., Козмин Н. К., Лернер Н. О., Модзалевский Л. Б., Оксман Ю. Г. (зам. председателя), Орлов А. С. (председатель), Пиксанов Н. К., Розанов М. Н., Слонимский А. Л., Сперанский М. Н., Томашевский Б. В., Тынянов Ю. Н., Цявловский М. А., Эфрос А. М., Якубович Д. П. (секретарь);