«Пушкин наш, советский!». Очерки по истории филологической науки в сталинскую эпоху. Идеи. Проекты. Персоны — страница 75 из 125

(М.; Л.: Учпедгиз, 1947)893, а уже 1 июня эта новость появилась в газете «Московский университет». Через неделю, 8 июня, вышел приказ о назначении профессора деканом филологического факультета894. Но на этом продвижение ученого в бюрократическом контексте советской гуманитаристики не прекратилось: 30 ноября 1946 года состоялось избрание Виноградова действительным членом Академии наук СССР по Отделению литературы и языка895. Тезис о «демократической реформе», расширившийся к середине 1940‑х годов до идеи осуществленного Пушкиным «национального сплочения», оградил Виноградова от обвинений в «космополитизме», которые посыпались на ученого после публикации в 1947 году книги «Русский язык». Самым грозным выпадом против Виноградова стала рецензия Б. Н. Агапова и К. Л. Зелинского «Нет, это – не русский язык», опубликованная 29 ноября 1947 года в «Литературной газете» (№ 59 (2374)). Вдова ученого вспоминала:

Его обвиняли в идеализме, формализме, низкопоклонстве перед Западом, и даже хотели объявить его «космополитом». Последнее обвинение было снято самим ЦК, где нашли, что В<иктор> В<ладимирович> русский ученый и для обвинения в космополитизме не подходит896.

Он не был привлечен к ответственности и в связи с критической кампанией, предлогом к началу которой стала повсеместная критика ранее упомянутой книги Нусинова «Пушкин и мировая литература», тогда как уже упомянутого М. П. Алексеева, опубликовавшего в 1938 году статью «Пушкин в мировой литературе»897, эти события, несмотря на номинальное тождество их с Виноградовым управленческих позиций, затронули серьезно. Не возымела искомого результата и печально известная записка (подготовленная при решающем участии «младомарриста» Ф. П. Филина) о состоянии и задачах советского языковедения объемом более 50 машинописных страниц, направленная в значительной степени против Виноградова и адресованная в ЦК898.

Очередной период возвышения Виноградова был связан со 150-летним юбилеем Пушкина 1949 года. Не так широко отмечавшийся по сравнению с довоенными торжествами по случаю столетия со дня гибели поэта «праздник социалистической культуры» существенно изменил идеологическую «фокусировку»: на смену проблеме налаживания коммеморативных практик899 и связанному с ней вопросу об актуальности пушкинского творчества в стране победившего социализма пришли иные идеологические установки, отвечавшие потребностям политики холодной войны900. В предисловии к сборнику материалов юбилейных торжеств 1949 года, в редколлегию которого входил Виноградов, недвусмысленно утверждалось:

150-летие со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина праздновалось в знаменательной обстановке мощного объединения прогрессивных сил всего передового человечества вокруг первого в мире социалистического государства901.

Виноградов хоть и не участвовал в торжественных заседаниях собрания Академии наук в роли докладчика902, но к юбилейной дате подготовил большую двенадцатичастную статью «Пушкин – основоположник русского литературного языка», которая была опубликована в сдвоенном выпуске «Известий Академии наук СССР» в июне 1949 года. Этот текст по праву может называться, перефразируя самого Виноградова, квинтэссенцией милитаристски ориентированной позднесталинской культуры. Уже в начале статьи с опорой на вышеприведенный фрагмент из книги 1945 года прямо формулируется установка на экспансию социалистического режима, осуществляющуюся посредством русского языка:

Язык великого народа, язык великой литературы и науки, он стал в наше время ярким выразителем социалистического содержания новой советской культуры и одним из ее живых распространителей. <…> современный русский язык является важнейшим источником, откуда <…>распространяются по всему миру, по всем языкам мира понятия и термины советской культуры и цивилизации903.

Собственно лингвистическая аргументация Виноградова осталась прежней: Пушкин потому и является «основателем русского литературного языка», поскольку именно в его творчестве произошло «слияние», «синтез» нескольких стилевых потоков, благодаря которому русский язык и вся русская культура встали «на широкий и свободный путь демократического развития»904. Вполне симптоматичными для послевоенной эпохи оказываются обвинения «высшего дворянского круга» конца XVIII – начала XIX века в «антинародном, космополитическом стремлении к сближению среднего стиля с западноевропейской <…> лексикой и фразеологией»905. В суждении Виноградова о том, что «в языке Пушкина вся предшествующая русская речевая культура» получила «качественное преобразование»906, нашла отражение ключевая идея сталинской диалектики, предполагавшая неминуемый «скачкообразный переход» количества в качество. Материал для концептуального каркаса юбилейной статьи Виноградов, несомненно, черпал непосредственно из сферы позднесталинского идеологического дискурса907. Так, ученый писал: «Пушкинское слово сплавлено с бытом – сложным и противоречивым – и начинено взрывчатой силой его социальных, характеристических контрастов»908. Эта же метафорическая модель (но с противоположным коннотативным значением) ляжет в основу заглавия антинобелевской статьи В. Дружинина «Премии, начиненные динамитом войны», напечатанной в «Литературной газете» 28 декабря 1950 года. Говоря о решении Пушкиным проблемы «гармонического соответствия мысли и ее словесного выражения»909, Виноградов предвосхитил сталинскую критику марризма в «Марксизме и вопросах языкознания» (1950), основанную на положении о «непосредственной связи языка и мышления»910. Более того, тезис Сталина о том, что «современный русский язык по своей структуре мало чем отличается от языка Пушкина»911, также обнаруживает свои вероятные истоки и в виноградовских построениях. Между тем у этого утверждения, вопреки его подчеркнутой публицистичности, все же были и другие весьма серьезные научные основания. Так, например, академик С. П. Обнорский в статье «Пушкин и нормы русского литературного языка» (опубл.: Труды юбилейной научной сессии ЛГУ. Секция филол. наук. Л., 1946), подытоживая подробное обсуждение конкретного языкового материала, писал:

В анализе системы современного литературного языка, действительно, можно отметить ряд явлений, роднящих современную систему с нормами языка Пушкина: а) в языке Пушкина (и Пушкинской эпохи) обозначилось поступательное движение с усвоением нормами литературного языка произношения известных рядов слов и форм слов на живой русский лад с гласным о (в соответствии с архаическим вариантным произношением их с е); эта норма произношения, в последующем развитии языка распространившаяся на более широкий круг подходящей лексики, составляет и норму современного нашего литературного языка; б) аканье – наиболее типическая черта русского литературного языка; <…> по свидетельству пушкинских рифм аканье Пушкина в основном аканье мягкого, северного типа, типичное и для норм современного нашего литературного произношения; в) по свидетельству языка Пушкина в литературных нормах его времени постепенно изживалось архаически сохранявшееся в отдельных словах фрикативное произношение согласного г; в современном литературном употреблении фрикативное произношение г, можно сказать, совсем неизвестно; г) сочетание чн в известных группах лексики двоится в литературном произношении, звуча и как чн, и – по московским нормам – в виде шн; в языке Пушкина доминирует произношение этого сочетания в виде чн, не по московской норме, не в виде шн<…>; и здесь, таким образом, нормы пушкинского языка отвечают нормам современного нашего литературного языка912.

Кроме того, на этом сталинском тезисе Б. В. Томашевский позднее построит свой доклад «Проблема языка в творчестве Пушкина» на V Всесоюзной пушкинской конференции, проходившей в Ленинграде 6–8 июня 1953 года.

В сталинской работе Пушкин единожды упомянут в приведенной выше фразе, но это не помешало Виноградову в 1953 году констатировать следующее:

Труды И. В. Сталина по вопросам языкознания внесли ясность в понимание исторического значения литературно-языковой деятельности Пушкина. В свете учения И. В. Сталина историческая заслуга Пушкина заключается в том, что силой своего творческого гения он способствовал развитию и совершенствованию элементов общенародного, национального русского языка. Пушкин обогатил язык русской художественной литературы новыми приемами стилистического использования народной речи, народной поэзии, новыми правилами стилистического сочетания и объединения разных элементов национального языка. Вместе с тем сама структура общерусского национального языка в ее живых и продуктивных формах впервые получила свое наглядное, концентрированное и полное выражение в языке Пушкина913