1032.
Поэтика всего «позднего» Пушкина времен «Маленьких трагедий» (1830–1832), «Дубровского» (1832–1833), «Пиковой дамы» (1833) и «Медного всадника» (1833), по Гуковскому, есть развитие и углубление ранее сформулированных творческих принципов «критического реализма»1033. Так, в 1830‑е историзм пушкинских текстов стал «социологическим, диф<ф>еренцирующим представление о культуре по социальным категориям»1034, а «в сознании Пушкина начинало выступать не только сословное, но и классовое начало»1035.
Илл. 65. Григорий Александрович Гуковский. Переснимок фотографии из следственного дела. Конец июля 1949 года. Частное собрание
Пытаясь разобраться в особенностях пушкинского творчества, Гуковский сознательно или неосознанно писал историю собственной биографической и профессиональной трагедии – «тайную автобиографию»1036, тайный закон которой ему все же удалось вывести:
…среда, причинно объясняя человека, не может еще слиться с этим человеком, проникнуть в него: она остается его причиной, и, будучи законом его бытия, она превращает его в свое следствие и в свою жертву1037.
Но понимание это пришло к Гуковскому слишком поздно…
Критическая кампания переросла в полноценную расправу над «космополитами» в начале марта 1949 года. Именно тогда состоялось общее собрание критиков и литературоведов Ленинграда, на котором уже помянутый Дементьев выступил с «разоблачительной» речью о Гуковском:
Все ли ошибки вскрыты? Потребуется ли думать много над этим? И не надо особенно большого материала привлекать, чтобы понять, что далеко не все обнаружено и вскрыто. Для примера: до сих пор мы не слыхали самокритичного выступления со стороны Г. А. Гуковского, человека, в некоторых литературных кругах пользующегося славой и авторитетом, не только в литературных кругах, но и в известных кругах ленинградской интеллигенции. Надо было ожидать и начинать со стороны Г. А. Гуковского прямого и решительного признания серьезных ошибок, потому что когда критиковали последователей Веселовского – мы как бы обошли и позабыли о серьезных ошибках в работах Гуковского до самого последнего времени. Мы не отметили (sic!) Гуковскому его книги «Пушкин и русские романтики»; далее, не разоблачили до конца его «теорию закономерностей» (sic!), от которой Гуковский никогда не отказывался и которая лежит в основе всей работы о Пушкине Гуковского; все частные отдельные замечания по вопросу литературы, теории формализма, космополитизма, с которыми настойчиво боремся. Тут двух мнений быть не может1038.
По точному замечанию П. А. Дружинина,
нападки на Гуковского вообще приняли неожиданно серьезный оборот: он был последним из четырех знаменитых университетских профессоров <наряду с Азадовским, Жирмунским и Эйхенбаумом. – Д. Ц.>, запряженных в квадригу враждебного Стране Советов космополитизма. Казалось, Гуковскому пытались высказать «правду» за все предыдущие годы. Кроме того, в нем, несомненно, чувствовали серьезного конкурента на руководящие посты в ленинградской науке о литературе, отчего нападки на него весной 1949 г. были особенно жестоки1039.
Очередной «залп» критики пришелся на 30 марта – второй день партсобрания филфака ЛГУ1040 и второй же день партсобрания в Пушкинском Доме1041. Следующий – на 4 апреля – открытое заседание Ученого совета филфака ЛГУ1042.
25 июля 1949 года Гуковский как «лидер безродных космополитов и формалистов, окопавшихся на кафедре русской литературы» (Н. С. Лебедев), был арестован1043. Ученый скончался 2 апреля 1950 года в Лефортовском следственном изоляторе МГБ СССР от «остановки сердечной деятельности»1044.
Глава четвертаяПушкин и смерть марксистской теории культуры в СССРСлучай Исаака Марковича Нусинова
Думаю, что никакого пушкиноведения не существует, что не существует науки о Пушкине. Есть история литературы; в ней место Пушкина может быть больше, чем место многих других писателей, но принципиально, методологически нет оснований выделять изучение пушкинского творчества в особую науку, так же как нельзя выделять и называть именами особых наук изучение творчества Толстого или Некрасова.
Пушкин, как известно, марксистом не был, и Маркса и Энгельса не читал по одному тому, что не мог их читать. Но так как марксизм не является теорией, выросшей из пены морской или из головы «досужего» теоретика, а растет из жизни, – высказывания великих людей искусства, великих художников-реалистов в первую очередь, могут быть и должны быть объяснены марксистски.
Исаак Маркович Нусинов (1889–1950), вернувшийся в Советскую Россию после эмиграции в мае 1917 года, затем бежавший из Лукьяновской тюрьмы и в 1919 году вступивший в ВКП(б), в 1924‑м окончил научно-исследовательский Институт языковедения и истории литературы Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИОН), защитив в январе 1925 года диссертацию о проблеме исторического романа в творчестве В. Гюго и А. Франса. (Позднее дополненный и переработанный текст диссертации вышел отдельным изданием в Госиздате тиражом 2000 экземпляров1045. Книга эта содержала примечательное посвящение: «Первому выпуску (1925) Еврейского сектора Коммунистического Университета Национальных Меньшинств Запада, из работы с которым выросла эта книга. И. Н.»1046.) После успешной защиты диссертации решением Президиума РАНИОНа от 12 февраля 1926 года Нусинов был переведен в научные сотрудники I разряда по Институту языка и литературы.
Илл. 66. Исаак Маркович Нусинов. Фотография. 1930‑е годы. Литературный музей ИРЛИ
В конце 1920‑х – 1930‑е ученый работал профессором истории западной литературы на историко-литературном отделении в Институте красной профессуры (ИКП; с 1931 года – в Литературном институте красной профессуры), профессором и заведующим кафедрой еврейской литературы в Пединституте имени А. С. Бубнова, а также являлся действительным членом РАПП, Института литературы и искусства Комакадемии и Института еврейской пролетарской культуры при Всеукраинской Академии наук1047, входил в редакционную коллегию 11-томной «Литературной энциклопедии» (с 1929 года Нусинов включен в коллектив авторов по западной и еврейской литературам, а с 1934-го – также по теории литературы и русской литературе)1048. С конца 1920‑х ученый выступал в статьях и рецензиях последовательным критиком социологических штудий В. Ф. Переверзева1049, работ по проблемам точных методов в литературоведении Б. И. Ярхо, толстоведческих исследований В. Б. Шкловского (в частности, книги «Матерьял и стиль в романе Льва Толстого „Война и мир“» (М.: Федерация, [1928]))1050, а также теоретических статей лефовцев1051 и литфронтовцев, выступавших против гегемонии рапповцев и в начале 1930‑х определявших настроения в Институте красной профессуры. Такая характеристика литературоведческой и критической деятельности Нусинова в 1920‑е – начале 1930‑х дана в биографической статье из «Литературной энциклопедии»:
В историко-литературных работах Н<усинова> недостает полного анализа и учета социально-исторических особенностей исследуемого периода; критик подчас оперирует эпохальными понятиями «феодализм», «капитализм», недостаточно конкретно подходя к каждому историческому отрезку времени. Н<усинов> написал много статей по общим вопросам литературоведения, из к<ото>рых наиболее значительные работы посвящены лит<ературн>ым стилям и течениям (реализм, романтизм, символизм и др.), где он дает сводные обзоры марксистского анализа поставленных проблем. Нусинов систематически печатает статьи о современной русской литературе (ряд статей о Леонове, Белом, Пастернаке и др.), о западной литературе (статьи о А. де-Виньи, Стендале, П. Бурже, М. Прусте, Жан-Жироду, Поль Моране и др.). <…> Н<усинову> также принадлежит несколько десятков статей о еврейской литературе на русском языке. Для работ Н<усинова> характерны: смелость в постановке вопросов, богатство социально-философских ассоциаций. Но ценные критические гипотезы и установки работ Н<усинова> ослабляются импрессионизмом и схематизмом изложения. Выводы Н<усинова>, базируясь на богатом фактическом материале, временами слишком категоричны, поспешны и не всегда верны: таковы напр<имер> выводы об абсолютной чуждости романтизма пролетарской лит<ерату>pe, о роли сатиры и юмора в советской лит<ерату>ре и др. Однако эти недостатки в значительной степени компенсируются тем, что Нусинов принадлежит к тем литературоведам, которые не обходят труднейших вопросов нашей науки, а идут им навстречу и часто впервые ставят их, развивая марксистско-ленинское литературоведение