1184, но и предлагает вполне убедительную параллель с повествованием об «обители сна» («царстве сна», XI книга «Метаморфоз», стихи 592–615)1185. Более того, именно Д. П. Якубович, кажется, первым отмечает прямую связь (через растительный образ) неоконченного стихотворения с описанием могилы Ленского (седьмая глава «Евгения Онегина»):
Образ плюща – «любовника расселин» <…> у Пушкина совершенно самостоятелен <от Овидия>, и, по нашему мнению, им и вызваны по ассоциации написанные сейчас же после этого стихотворения на том же месте, отделенные только чертой, первоначальные строки VI строфы VII главы «Онегина»1186.
Вынужденно прервав обучение из‑за тяжелой болезни матери, Р. Ф. Якубович-Франк, Д. П. Якубович отправился вместе с ней в деревню Ново-Васильевка Бердянского уезда Таврической губернии, где провел несколько лет, совмещая тяжелый домашний быт с работой учителем и библиотекарем. После смерти матери в апреле 1922 года Якубович возвратился в Ленинград и возобновил обучение в университете – теперь уже на этнолого-лингвистическом отделении факультета общественных наук. В фокусе его внимания оказалась (впрочем, ненадолго) проза Н. В. Гоголя, а именно ее стилистические особенности: здесь, безусловно, сказалось влияние одного из кураторов отделения В. В. Виноградова.
Последний отмечал и последовательно доказывал влияние Вальтера Скотта на раннюю прозу Гоголя – среди прочего, например, «генетическую связь Рудого Панька с „захолустными“ издателями и рассказчиками из романов Скотта»1187. Показывая, что Гоголь в начале своего творческого пути еще не реформатор, Виноградов причисляет его к «лагерю вальтер-скоттиков» наряду с О. М. Сомовым, М. П. Погодиным, Н. А. Полевым, В. Н. Олиным, А. А. Перовским, А. С. Пушкиным. В примечаниях к «Этюдам о стиле Гоголя» (1926), изданным в серии «Вопросы поэтики» Зубовского института, Виноградов писал:
Зависимость от Вальтер Скотта ведь могла осуществиться и в иных <по отношению к ранней прозе Гоголя> стилистических формах. <…> Ср. Пушкина «Повести Белкина». Связь прозы Пушкина с техникой романов Вальтер Скотта выясняет всесторонне в большой работе Д. П. Якубович (мой ученик по университету)1188.
Таким образом, посредством изучения творчества Гоголя Якубович вновь возвращается к проблеме «Пушкин и мировая литература». Его первая аспирантская публикация (в аспирантуру Института сравнительной истории литератур и языков Запада и Востока он поступил в 1924 году)1189 – «Предисловие к „Повестям Белкина“ и повествовательные приемы Вальтер Скотта» – вышла в 1926 году. Обучение в аспирантуре Д. П. Якубович совмещал с преподаванием в школах – 185‑й (1923–1929, там же он заведовал библиотекой)1190 и 190‑й (1927–1929)1191. К этому времени относится и его научно-организационная деятельность в должности секретаря институтской секции методологии литературы; Б. В. Томашевский также указывает на активное участие Якубовича в работе секции международного литературного обмена1192.
Так или иначе, в 1920‑е годы Д. П. Якубович оказался внутри стремительно реформировавшейся научной и культурно-творческой сети, которая переживала – вопреки всем социально-политическим факторам – небывалый подъем:
<1920‑е гг.> – это не только расцвет литературы <…>, но и расцвет гуманитарных наук. Такого созвездия ученых – литературоведов, лингвистов, историков, востоковедов, какое представлял собой Ленинградский университет и Институт истории искусств в Зубовском дворце в 20‑е годы, не было в мире1193.
Весной 1928 года П. Е. Щеголев выступил с инициативой подготовки нового академического издания полного собрания сочинений А. С. Пушкина. Необходимость такого издания была очевидна: рассогласованность старого академического собрания сочинений с реалиями и потребностями нового времени усиливалась не столько дореволюционной орфографией, сколько устаревшим, получившим обстоятельную критику подходом к работе с текстом. Незавершенность и неточность прежнего издания становились все более отчетливыми на фоне как обретения новых, ранее не известных исследователям автографов, так и перепроверки старых рукописей.
Однако идея Щеголева не получила поддержки со стороны других исследователей1194, которые высказались в большинстве за «промежуточное», «облегченное» собрание сочинений: было решено готовить издание без комментариев, а из вариантов давать только самое необходимое. К работе над таким собранием сочинений в шести томах (вышло приложением к журналу «Красная нива» на 1930 год в 1930–1931 годах) под руководством П. Е. Щеголева подключилось молодое поколение пушкинистов – М. А. Цявловский, Ю. Г. Оксман, Б. В. Томашевский, С. М. Бонди, Ю. Н. Тынянов. Д. П. Якубович, защитивший в мае 1929 года диссертацию «Проза Пушкина и Вальтер Скотт», изначально был привлечен к работе над текстом «Дубровского» (совместно с Томашевским) для четвертого тома; несколько позже Щеголев поручил обоим редактуру шестого тома – «Путеводителя по Пушкину». С этого момента (и до конца жизни) исследователь стал активным участником проектов, связанных с именем Пушкина.
В аспирантуру Пушкинского дома Д. П. Якубович поступил в 1929 году. Его научным руководителем стал А. В. Луначарский, который и привлек аспиранта к работе в реорганизованной Пушкинской комиссии. Начиная с ее первого проекта (фототипического издания одной из рабочих тетрадей Пушкина1195), Якубович в высшей степени добросовестно занимался организацией и сопровождением научно-исследовательской деятельности: вел внутреннюю документацию (в т. ч. протоколы заседаний комиссии), готовил материалы по запросам руководящих органов, отвечал на корреспонденцию. Организационную работу он неизменно совмещал с научной: продолжая разработку темы «Пушкин и мировая литература» (прежде всего Якубовича интересовал диалог русской и западноевропейских литератур), он предпринял – наряду с обследованием ряда пушкинских автографов – большую работу по изучению библиотеки Пушкина, которая была приобретена для Пушкинского Дома в 1906 году. Постраничный просмотр книг, описанных еще Б. Л. Модзалевским1196, позволил Якубовичу сделать ряд важных наблюдений1197.
В сентябре 1932 года, будучи уже старшим научным сотрудником института1198, Д. П. Якубович при участии Ю. Г. Оксмана составил проект плана нового академического издания полного собрания сочинений Пушкина. Им был не только скрупулезно обобщен весь предыдущий опыт, но и предложен новый, альтернативный вариант издания, подводящий черту дискуссиям последних лет. Вероятнее всего, проект был направлен – еще до его официального обсуждения – М. А. Цявловскому: его письма к Д. П. Якубовичу содержат обширные и весьма любопытные высказывания по поводу нового академического издания1199.
Сохранившийся план (проект) академического издания датируется двадцатыми числами октября 1932 года1200. Раздел проекта, посвященный характеру и объему академического комментария, заслуживает особого внимания в силу печально известной судьбы вышедшего в 1935 году тома1201. Предполагалось, что в новом издании будут представлены четыре типа комментария: биографический (включающий «краткую мотивацию датировки» текста, а также «этапы отношения к нему Пушкина»), историко-текстовый (текстологический), историко-литературный («краткие указания на роль произведения в творческой системе Пушкина») и реальный; оговаривались объем и адресация комментария («краткие по форме, учитывающие возможность обращения к ним <…> обычного типа культурного советского работника»), а также отказ от лингвистического комментария и освещения специальных вопросов поэтики1202.
Обсуждение проекта на открытых заседаниях Пушкинской комиссии 16, 21 и 31 октября 1932 года превратилось в открытое противостояние пушкинистов с заведующим Рукописным отделом института Н. К. Пиксановым. Желая единолично возглавить подготовку собрания сочинений в преддверии пушкинского «юбилея» 1937 года, Пиксанов, заручившись поддержкой руководства Академии наук, предпринял попытки срыва академического издания еще на стадии обсуждения проекта. Он упрекал Пушкинскую комиссию в несостоятельности и недостаточном профессионализме и предлагал готовить очередное «репетиционное» собрание сочинений, намеченное в издательском плане института в серии «Академическая библиотека русских писателей»1203.
Несмотря на единодушное сопротивление пушкинистов вмешательству Пиксанова, Якубович (непосредственный участник всех переговоров, в том числе с руководством Академии наук) переживает драму академического издания как личную. Несколько месяцев затишья завершились принятием Президиумом Академии в январе 1933 года «твердого и не подлежащего обсуждению» решения о назначении ответственным редактором академического издания Н. К. Пиксанова1204. В тот момент Якубович думал об уходе с поста секретаря комиссии: ему казалось, что виной всему – слабо подготовленный проект нового собрания сочинений.