Однако жить еще возможно.
Но после долгих, долгих лет
Обнять влюбленную подругу…
Навек утратить… о друзья,
Конечно, лучше б умер я! (Там же)
Героика внезапно сменяется иронией и личными размышлениями автора.
Эти резкие переходы оказались тогдашним критикам внове, они не располагали необходимым инструментарием, чтобы понять, какой позиции придерживается автор – фривольной, романтической или героической. И, как следствие, им было непонятно, какими критериями мерить достоинства и недостатки.
МВ:
Да, и добавляю, что именно здесь Пушкин нашел тот стихотворный размер, который стал его, что называется, коронкой, – четырехстопный ямб с перекрестной рифмой, размер «Цыган», «Онегина», «Полтавы», «Медного всадника», впервые был опробован именно здесь, в «Руслане и Людмиле».
ГС:
Пушкин прекрасно понимал значение поэмы в своем творчестве. В «Евгении Онегине» во второй же строфе он пишет:
Друзья Людмилы и Руслана!
С героем моего романа
Без предисловий, сей же час
Позвольте познакомить вас… (Т. 5. С. 8)
Он отсылает читателя к тому произведению, которое предвосхитило поэтику «Евгения Онегина».
МВ:
Это совершенно очевидно. Я только добавлю, что надо понимать, что поэма «Руслан и Людмила» появилась в контексте романтизма, в контексте разговора о необходимости возрождения народной поэзии, эпоса, в контексте уже переваренных Европой «Поэм Оссиана» Макферсона и «Поэм Роули» несчастного Чаттертона[46]. Идея, что поэзия должна сойти с котурн, обратиться к поэзии народной, древней, – общее место в тогдашних литературных разговорах. Напомню также, что через несколько лет, в 1825 году, Гнедич, отвлекшись от «Илиады», выпустил «Простонародные песни нынешних греков». Впрочем, тут вмешался фактор политический – это было его проявление «филэллинства», о котором так замечательно написал недавно Леонид Юзефович[47].
ГС:
В эпоху романтизма развился жанр литературной сказки. В Европе он связан, в частности, с именами Андерсена или Гофмана. А у нас с Пушкиным (но не только с ним).
МВ:
То есть надо помнить: Пушкин писал совершенно не для детей. Для нас сейчас Говорящая голова, Руслан и Людмила – это тематика детских площадок. Пушкин же совершенно этого не имел в виду, он писал для взрослых. И неприятие критиков вызвало в том числе и то, что это вообще что, это вообще как? Само по себе то, что молодой поэт обращается к древним преданиям, – это весьма похвально. Но почему в такой странной форме, почему ирония, почему какое-то смешение первого и третьего лица?
ГС:
Да, и игривые сцены легко соседствуют с эпическими.
МВ:
Уж если ты возрождаешь народную поэзию, тревожишь, так сказать, тени предков, так и делай это с уважением, а не с такой усмешечкой.
МВ:
Итак, мы начали с того, что «Онегин на свободе, острижен по последней моде», и заканчиваем тем, что Пушкин лишен свободы. Он выслан из Петербурга со строгим предписанием в столице не появляться, но тем не менее декорум соблюден, он не в кандалах, он не ущемлен в правах, юридически он по-прежнему дворянин, чиновник 10-го класса и отправляется по делам службы на юг, а конкретно – в Кишинев под начало генерала Инзова.
Когда б я был царь, то позвал бы Александра Пушкина и сказал ему: «Александр Сергеевич, вы прекрасно сочиняете стихи». Александр Пушкин поклонился бы мне с некоторым скромным замешательством, а я бы продолжал: «Я читал вашу оду „Свобода“[48]. Она вся писана немного сбивчиво, слегка обдумано, но тут есть три строфы очень хорошие. Поступив очень неблагоразумно, вы однако ж не старались очернить меня в глазах народа распространением нелепой клеветы[49]. Вы можете иметь мнения неосновательные, но вижу, что вы уважили правду и личную честь даже в царе». – «Ах, ваше величество, зачем упоминать об этой детской оде? Лучше бы вы прочли хоть 3 и 6 песнь „Руслана и Людмилы“, ежели не всю поэму… <…> Ваше величество, вспомните, что всякое слово вольное, всякое сочинение противузаконное приписывают мне так, как всякие остроумные вымыслы князю Цицианову. От дурных стихов не отказываюсь, надеясь на добрую славу своего имени, а от хороших, признаюсь, и силы нет отказываться. Слабость непозволительная».
Воображаемый разговор с Александром I, конец 1824 – начало 1825 (Т. 8. С. 51–52)
Гершензон М. О. Чаадаев и Пушкин. Любое издание
Лотман Ю. М. Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя. Любое издание
Лотман Ю. М. Декабрист в повседневной жизни // Беседы о русской культуре: быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). Любое издание
Лотман Ю. М. Пушкин // В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. Любое издание
Пушкин А. С. Тень Баркова. Тексты. Комментарии. Экскурсы / Сост. И. А. Пильщиков, М. И. Шапир. М.: Языки славянской культуры, 2002
Тынянов Ю. Н. Кюхля. Любое издание
Тынянов Ю. Н. Пушкин. Любое издание
Глава 3Amour, EXIL – какая гиль!
Пушкин и Инзов
Гаянэ Степанян:
В прошлой главе мы оставили Александра Сергеевича в пути после того, как его отправили по служебным делам. Он направляется в Екатеринослав под начальство Инзова.
География странствий Александра Сергеевича в тех краях очень разнообразная. Итак, в мае 1820 года он направился к Инзову. Кто такой Инзов? Начальник иностранных колонистов на юге России. В его руках сосредоточилась очень большая административная власть. Там у Александра Сергеевича и началась жизнь без постоянного места проживания, без налаженного быта, зато с постоянной сменой места и насыщенная новыми впечатлениями.
Михаил Визель:
Сам Пушкин сказал потом короче: «Когда б я не был избалован цыганской жизнию моей» (Т. 3. С. 355).
ГС:
Жизнь эта продлится до 9 августа 1824 года: в этот день поэт вступит на порог родительского дома в Михайловском. Теперь про Ивана Никитича Инзова. Человек, которому были очень близки идеи просветителей, незаурядной храбрости, участвовал во многих сражениях под командованием Суворова и Кутузова. При этом он был гуманист в лучшем смысле этого слова, и его наградили французским орденом Почетного легиона за гуманное обращение с пленными французами. Поразительно. В быту спартанец, а в душе, втайне он даже очень сочувствовал либеральным настроениям молодежи. Так стоит ли удивляться, что к Александру Сергеевичу он отнесся отечески тепло?!
Джордж Доу
ИВАН НИКИТИЧ ИНЗОВ (1768–1845). 1828
Решительный боевой генерал, герой войны 1812 года, Инзов с первого взгляда определил, как правильно обращаться с сосланным на Юг России поэтом и даже не пытался, в отличие от графа Воронцова, смотреть на него как на чиновника; Пушкин, в свою очередь, впоследствии отзывался о нем как о «добром и почтенном старике»
МВ:
И надо добавить, что с Инзовым связана романтическая тайна. Сама эта фамилия искусственная. По одной из трактовок, она значит «иначе зовут». В том, что вельможа, крупный чиновник, генерал носит искусственную фамилию, ничего странного не было. Мы уже упоминали о простоте сексуальных нравов XVIII века, незаконнорожденные дети были в порядке вещей, достаточно вспомнить создателя московского Воспитательного дома Ивана Ивановича Бецкого, сына князя Ивана Юрьевича Трубецкого и шведской баронессы, с которой тот сошелся, будучи в плену (!) в Стокгольме. Или Герцена, чья явно искусственная фамилия не мешала ему быть своим в кругу блестящей московской дворянской молодежи. Но с Инзовым вышло еще романтичнее. Петербургский генерал-губернатор Яков Александрович Брюс, внучатый племянник «колдуна с Сухаревой башни» Якова Вилимовича Брюса, в 1772 году привез его совсем маленьким, примерно четырехлетним, в пензенское имение к своему близкому другу, соучредителю филантропического «Дружеского ученого общества» князю Юрию Никитичу Трубецкому и попросил воспитать его как своего собственного сына – а чей он сын, я тебе, дескать, смогу открыть только перед смертью! История совершенно в духе какого-то графа Монте-Кристо и Железной маски. Но это истинная правда, это зафиксировано во множестве источников. Но Яков Александрович скоропостижно умер вдали от дома в 1791 году, оказавшись последним русским Брюсом[50], и, что называется, унес тайну сию в могилу. Уже сильно потом, на основании внешнего сходства генерала Ивана Никитича Инзова с Константином Павловичем, вторым сыном Павла I, делалось предположение, что Инзов на самом деле сын Павла. Но в этом случае Павел должен был бы стать отцом лет в четырнадцать. Это вполне допустимо и биологически, и, так сказать, исторически – даже если не оглядываться на Средневековье, а просто вспомнить, что полувеком раньше Петра II собирались официально женить в четырнадцать лет и три месяца, и это никого не смущало[51]. Но, конечно, такое отцовство было бы скандально, и понятно, почему его скрывали. В пользу этой романтической версии говорит и то, что при коронации Павла I в 1796 году Трубецкой был назначен сенатором, а в 1797 году произведен в действительные тайные советники, то есть получил второй по рангу чин Российской империи.
ГС:
Но к самому Инзову это отношения уже не имело.
МВ:
Да, Инзов начал службу в 1785 году. Кстати, лично Екатерина II распорядилась выделить ему большую сумму денег и принять на службу в Сумской легкоконный полк – что наводит на ту же мысль. Но Инзов никогда публично не распространялся на эту тему и вообще всю жизнь вел себя исключительно достойно во всех смыслах. Став фактически единовластным начальником юга России, он очень много сделал для жителей Бессарабии, которая куда шире, чем современная Молдова. И Инзов оставил там о себе благодарную память. Вплоть до того, что его перезахоронили в Болграде – городе Одесской области, основанном Инзовым в 1821 году специально для бегущих из Османской империи болгар. Эти болгары-переселенцы возвели ему на свои средства пышный мавзолей.