МВ:
Что ж, давай вспомним.
За полгода до встречи царя и поэта
МВ:
Двести лет спустя после декабрьского восстания история спрессовалась и выгладилась в единую линию: Александр I умер, к власти пришел Николай I, там было некое замешательство, которым воспользовались заговорщики. Николай сумел взять ситуацию под контроль, линия престолонаследия восстановилась. Всё. Современники видели происходящее совершенно по-другому. После бездетного Александра должен был наследовать его следующий по старшинству брат Константин, к чему, собственно, его готовили всю жизнь[76]. Они были погодки, вместе росли, их вместе готовили к роли царя. Как современные космонавты – основной экипаж и дублер. Константин был запасным, дублером. Spare, как выразился в наши дни его «коллега» принц Гарри. И Николай, поздний ребенок (разница с Александром – 19 лет!), не готовился к власти. Когда Николай родился, в 1796 году, Александр и Константин уже давно пережили младенчество (смерть в младенчестве не щадила ни царей, ни крестьян), и понятно было, что по крайней мере один из них станет царем. Замешательство возникло, когда Константин неожиданно для всех отказался занять престол. Он жил в Польше, считаясь наместником Царства Польского, коммуникация была небыстрой, и, прежде чем стало известно обескураживающее решение Константина, возник вакуум власти, которым и воспользовались декабристы. Двадцатидевятилетнему Николаю пришлось проявить незаурядную твердость, чтобы переломить ситуацию в свою пользу.
Егор Ботман
ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ I (1796–1855). 1850-е
«Он бодро, честно правит нами…» – написал Пушкин в 1828 году в стихотворении «Друзьям»
Это довольно подробно разобрано в фильме «Союз спасения» (2019). Идеологически ангажировано и, конечно, с элементами мелодраматизма, но подробно.
И конечно, это был такой момент истины для Российской империи, после которого пришлось ее пересобирать. Пушкин этого не застал – он был в Михайловском. И мог только обмениваться с ближайшими друзьями тревожными письмами – с верной оказией.
Почему я так подробно об этом говорю? Николаю было совершенно не до поэтов, не до литературы. И это не проявление его солдафонства, нечуткости к возвышенному, а объективная ситуация – ему было чем заняться помимо разговоров с сочинителями. Но тем не менее едва закончилось следствие по делу декабристов и смертный приговор был приведен к исполнению, у Николая Романова дошли руки до Александра Пушкина, который сидел в ссылке в Михайловском под явным надзором полиции. И это, повторяю, частное лицо, нетитулованный дворянин, который шесть лет был практически выключен из общественной жизни.
В сентябре 1826 года в Михайловское приезжает фельдъегерь и требует в чем есть, как есть сочинителя Александра Пушкина в Москву на аудиенцию, куда Николай приехал на коронацию. Они встретились в Кремле в Чудовом монастыре.
ГС:
В книге «Мятеж реформаторов: 14 декабря 1825 года» Яков Гордин пишет, что армия на самом деле очень ждала Константина, а не Николая. Первого знали по военным действиям, его уважали, а Николай был непонятным.
МВ:
Например, тот же Милорадович, о котором мы только что сказали столько хорошего, твердо стоял за Константина. А ведь это не просто боевой генерал, но столичный генерал-губернатор!
ГС:
После почти любой революции (не важно, кто побеждает) наступает период реакции. Это норма исторического процесса. После декабрьского восстания реакция приняла форму политического сыска, когда дворянские семейства трепетали, потому что все они были тесно связаны друг с другом: как те, что были на стороне власти, так и те, что были на стороне заговорщиков.
МВ:
При этом все были замешаны. Не было семей, у которых брат или племянник остались в стороне.
ГС:
Эти родственные связи подкупали тех, кого арестовывали, допрашивали, и в итоге со следователями говорили как со своими, с близкими, как с родственниками, как с друзьями, и это тоже очень часто играло не на руку заговорщикам.
МВ:
Известная мрачная шутка Михаила Муравьева-Виленского: «Я не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех, которые вешают». Намекая на своего родственника, одного из повешенных, Сергея Муравьева-Апостола. Его родного брата Александра, тоже декабриста, впрочем, не повесили, а сослали.
Пушкин и Николай
ГС:
Новому императору, очевидно, было не до поэзии, но ему надо было что-то делать с общественным мнением. Поэт и власть в этом смысле – давняя оппозиция, стороны которой, выступая антагонистами, в то же время нуждаются друг в друге.
МВ:
Оппозицию «поэт – власть» мы воспринимаем как нечто давнее, укоренившееся, но эта «давняя оппозиция» возникла на самом деле именно при Пушкине. Более того: благодаря Пушкину. Он создал эту парадигму, и она теперь кажется настолько естественной, что воспринимается как данность. Кого еще можно вспомнить? Елизавета – Ломоносов? Екатерина – Фонвизин? Но их отношения и близко не напоминали те, что сложились у Пушкина с Николаем. Хорошо известна убийственно ироническая реакция Екатерины на попытки Сумарокова вступить на гражданское поприще: «Господин Сумароков хороший поэт, но слишком скоро думает, чтоб быть хорошим законодавцем; он связи довольной в мыслях не имеет, чтоб критиковать цепь, и для того привязывается к наружности кольцев…» Это далеко от николаевского отзыва о Пушкине как об «умнейшем человеке России». Байрон – Георг? Или, если угодно, Байрон – парламент? Смешно говорить. Это как раз тот момент, когда Пушкин преодолевает свой байронизм и движется дальше былого кумира.
ГС:
Хоть Фонвизин писал стихи, вспоминают его в первую очередь как комедиографа.
МВ:
Он был человеком эпохи Просвещения. Он видел свою задачу в том, чтобы указывать и искоренять пороки. Он мыслил себя какой-никакой оппозицией. Более того, составленная им анкета «Несколько вопросов, могущих возбудить в умных и честных людях особливое внимание» удостоилась честных и здравых ответов Екатерины[77] – и Пушкин с удовольствием процитировал их в своем «Путешествии из Москвы в Петербург».
ГС:
Но в итоге она его, говоря современным языком, все-таки забанила.
МВ:
Но не сослала, ничего такого. Просто лишила милости. А оппозиция «поэт и власть» – это заслуга нашего героя.
ГС:
Николай, говоря современным языком, нуждался в уважаемом лидере мнений, который создал бы ему положительную репутацию. Кнута было недостаточно. Требовался еще какой-то приятный облик власти.
МВ:
В июле состоялась казнь пятерых заговорщиков. Она шокировала Россию. Никто не мог представить, что дворян и уж тем более аристократов лишат чинов и повесят.
ГС:
Поэт и царь встречаются 8 сентября 1826 года. Пушкину полных 27 лет, а Николай старше его на три года. Они ровесники. Они встретились наедине, и потому свидетелей разговора не было. Но мы можем судить по их воспоминаниям, о чем шла речь.
Николай признал, что реформы необходимы. И он не лукавил, потому что прекрасно понимал, что любые эксцессы – это результат подводных процессов. Войны и революции не случаются внезапно посреди всеобщего благополучия. Потому Николай предложил Пушкину приблизительно вот что: мол, зачем революции, когда мы можем все сделать законодательно спокойным путем. Мол, ты становишься моим придворным поэтом и помогаешь моему делу своим словом, а я доделываю то, ради чего декабристы вышли на Сенатскую площадь. Такое предложение звучало очень соблазнительно.
Кроме всего прочего, Пушкин подкупил Николая личным мужеством. Николай спросил Пушкина: «А где б вы были, дорогой Александр Сергеевич, окажись вы не в ссылке, а в Петербурге в момент восстания». И Пушкин, не лукавя, ответил: мол, где же мне быть? Конечно же с друзьями. Конечно же на Сенатской площади. И при всей парадоксальности этого шага очевидно, что это был самый выигрышный ответ, потому что вряд ли бы Николай поверил другой версии событий, а Пушкин продемонстрировал способность к искреннему и очень смелому шагу. Такое нельзя было не уважать. Кстати, рассказ Николая I об этом эпизоде разговора с поэтом записал со слов императора Модест Андреевич Корф в 1848 году и включил в свои «Записки».
Пушкин согласился быть придворным поэтом, а Николай посулил стать его личным цензором. Это не только почетно выглядело, но и избавляло от бремени цензуры, но лишь на первый взгляд. Спустя время все оказалось сложнее.
Когда они распрощались, Николай сказал, что разговаривал с умнейшим человеком своего времени.
МВ:
Не Пушкину!
ГС:
Верно. Но Пушкин вдохновился открывавшимися для него перспективами. Он был нормальный человек, и, если можно выбирать между кровавым переворотом и нормальным эволюционным развитием, конечно же, выбирал второе.
Бенкендорф и «архивные юноши»
МВ:
Николай, ведя Пушкина под руку после аудиенции, проходившей в Чудовом монастыре в Кремле, сказал придворным: «Господа, вот вам новый Пушкин, забудем про старого». Это, конечно, звучит очень помпезно. Но главное – Пушкину было даровано «прощение». То есть разрешение жить в столицах.
Хотя, разумеется, театральное правило, что импровизация хороша, когда она тщательно подготовлена, сработало и здесь.
ЧУДОВ МОНАСТЫРЬ В МОСКОВСКОМ КРЕМЛЕ
Снесен в 1929–1932 годах; в 1934-м на его месте был построен 14-й корпус Кремля (разобран в 2015-м)
ГС:
Это как?
МВ:
Если коротко, в мае 1826 года в Псковской губернии вдруг вспыхнули крестьянские волнения. А в Петербург от одного из местных мелких чиновников, между прочим, поэта, Висковатова полетели настоящие доносы на Пушкина с упреками в безбожии, возмутительных речах и т. д. И начальник Главного штаба личной е. и. в. канцелярии Иван Осипович Витт послал в конце июля в Новоржевский и Опочецкий уезды своего тайного агента Бошняка навести справки – так ли это? При