ГС:
Его объяснение совпадает с размышлениями немецких романтиков о том, что искусство – это культ, которому следует поклоняться.
МВ:
Разное отношение к искусству ярко выражается в отношении к слепому скрипачу. Это очень тонкий момент. Обычно эпизод толкуют так, что приведенный скрипач играл очень плохо, фальшиво, что Моцарт нашел какого-то уличного попрошайку, не попадающего в ноты. Но это совсем не так. Если мы прочитаем непредвзято, там другая ситуация: Моцарт услышал скрипача, проходя мимо открытого окна трактира. Это не нищий, стоящий со шляпой на улице и пиликающий для пущей жалостливости, это музыкант, профессионально играющий перед публикой. Это расцвет музыкальной культуры в Вене, скрипачей много, кто попало в кабацкие музыканты не попадет. Этот человек не играет плохо, он играет так, что может удовлетворить вкусы кабацкой публики. Он слеп, значит, он не читает ноты, а подбирает по слуху и играет, как ему кажется правильным. Говоря по-современному, этот скрипач «обджазовывает» классицистическую музыку. Именно на это Моцарт делает стойку, ему это интересно, он подобного еще не слышал.
И Моцарт приглашает Сальери насладиться своеобразным искусством слепого скрипача без всякой иронии: «Погляди, как можно наши произведения совершенно неожиданно, по-своему сыграть». А Сальери это возмущает. Он этого джазового свинга не может уловить, для него это просто дурное исполнение. Он не в состоянии заглянуть на сто с гаком лет вперед, как Моцарт (и Пушкин), но зато он искренне, истово считает искусство святыней, а себя – ее жрецом.
К нам на дачу как-то приехала моя дальняя родственница, профессиональная скрипачка, играющая в венском оркестре. Меня нелегкая дернула поставить ей сольный диск Леонида Федорова, солиста «АукцЫона». Она послушала и сказала: «Боже мой, у него гитара не строит!» А он просто ищет необычный звук, ему так интересно.
ГС:
Напомню, что в «Скупом рыцаре» упоминается возможность отравления. А в «Моцарте и Сальери» эта возможность реализовывается. Пушкин создает сериальную систему, где каждый эпизод самостоятелен, но находится в сцепке с другими эпизодами.
Моцарт говорил, что «гений и злодейство – две вещи несовместные». А уже в следующей трагедии, в «Каменном госте», Пушкин показывает гения, который на злодейство вполне способен. Дон Гуан произносит: «Я никого в Мадрите не боюсь». Он бесстрашен и вызывает симпатию, он гениальный сердцеед, разбивающий жизни женщин.
МВ:
И он даровитый поэт – Лаура приводит гостей в восторг песней на его стихи.
ГС:
Развивается и тема вещей, вытеснивших людей, заявленная в «Скупом рыцаре». Сальери кажется живым человеком, но на самом деле он закаменел в своей идее.
Дон Гуан же встречается с настоящим Каменным гостем. Каменный гость – это надгробный памятник командору, убитому Дон Гуаном мужу Доны Анны. Его образ также двоится. При жизни он был внешне неказист. Он женился на бедной девочке, спасая ее из нищеты. Анна вышла за него замуж по воле матери. Статуя же не похожа на покойника, каким он был внешне при жизни, зато передает его благородный дух.
МВ:
При этом сам Дон Гуан говорит: «А сам покойник мал был и щедушен… а был он горд и смел – и дух имел суровый» (Т. 5. С. 332).
ГС:
В «Каменном госте» повторяется расстановка сил «гений – статуя», но получает совсем иную этическую оценку. Каменный гость губит Дон Гуана, но это справедливое возмездие за презрение героя к законам.
Одно из основных мест действия в «Каменном госте» – кладбище. Кладбище распространяется на все пространство последней трагедии цикла – «Пир во время чумы». Пир живых людей, который, по Пушкину, воплощает в себе идеи братства, жизни, дружбы, перемещается из дома на улицу, а мимо пирующих проезжает повозка с трупами. И перед нашим удивленным взором возникает кинематографическая картина XX века в духе Тарантино: пиршественный стол, повозка с трупами, пустующий дом.
В этой трагедии также есть фигуры «нарушителя законов» и «законохранителя». В роли первого выступает председатель Вальсингам, а в роли второго – священник. Каждый из них завершает галерею «нарушителей» и «хранителей» в цикле. Вот галерея «нарушителей»: Альбер (хочет растратить отцовское состояние), Моцарт (не воспринимает себя служителем собственного дара или музыки), Дон Гуан (не чтит законов семьи), Вальсингам (бросает вызов миру смерти). А вот «хранители»: барон (сохраняет любой ценой нажитое нечистой совестью состояние), Сальери (служитель идеи), Каменный гость (хранитель семьи) – и священник, который осуждает Вальсингама за неуместность пира во время чумы. Но только в последней трагедии цикла обе стороны остаются при своем, и никто из них не гибнет. Удивительным образом, находясь в царстве смерти, оба антагониста выживают, фактически утверждая идеал гармонии.
МВ:
Я изучал оригинал маленькой трагедии «Пир во время чумы» – огромной пьесы Джона Уилсона ‘The City of the Plague’ (по-русски – «Город чумы»). Это, конечно, тема для отдельной книги. Которую я, если Бог даст сил, еще напишу. Скажу сейчас только, что «Пир во время чумы» – поразительное произведение: Пушкин выступил здесь не просто как реалист, но и модернист. Он использовал readymade-объект: взял одну сцену из огромной трагедии, чуть-чуть поменял какие-то реплики, чуть-чуть подрезал, сместил акценты… и получилось произведение Пушкина. И опять как бы случайность. Пушкин сунул сборник четырех авторов ‘The Poetical Works of Milman, Bowles, Wilson and Barry Cornwall’ в свой дорожный сундук не потому, что заранее планировал именно над ней работать, а просто это была только что пришедшая из Парижа новинка, он взял на всякий случай, чтобы в деревне поизучать. Хотя, повторяю, собирался в короткую деловую поездку. И вообще ехал в очень расстроенных чувствах.
ГС:
Меня поражает, что все трагедии цикла не являются разрозненными произведениями. Их можно читать в любом порядке, но общая картина складывается, если читать их, как задумывал Александр Сергеевич.
МВ:
Заканчивается все знаменитой песней председателя: «Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю…» (Т. 5. С. 356) Это апофеоз, кульминация не одной маленькой трагедии, а всего этого цикла, четырехактной пьесы.
Появилась необычная мысль: «Можно ли пировать, можно ли веселиться, когда происходят такие события?» Сейчас она актуальна. И этот самый священник – по-своему прав.
ГС:
Обе стороны по-своему правы. Один утверждает торжество морального закона, другой – торжество жизни. И то и другое справедливо в равной мере. «Пир во время чумы» рассказывает о стихии, которая врывается в жизнь людей и полностью все меняет. У Пушкина они пируют не в доме, а на улице, для Пушкина это противоестественный порядок дел.
МВ:
На эту тему Михаил Гаспаров писал, что таким образом Пушкин перекидывает мостик к пиру античному.
ГС:
Пир – одно из ключевых слов у Пушкина, которое символизирует не только веселье, но и идеи братства, свободы, разговоров.
МВ:
Да, именно начиная с «Пира во время чумы», 1830 года, пир для Пушкина – универсальный топос:
Чистый лоснится пол; стеклянные чаши блистают;
Все уж увенчаны гости; иной обоняет, зажмурясь,
Ладана сладостный дым; другой открывает амфору… (Т. 3. С. 231)
ГС:
Он встречается у Пушкина раньше, в «Вакхической песне». Но в тридцатые пир как стихия свободы трансформируется, его значения расширяются, обогащаются и подсвечивают друг друга.
МВ:
Пир упоминается и в сожженной десятой главе «Евгения Онегина». Причем дважды:
У них свои бывали сходки.
Они за чашею вина,
Они за рюмкой русской водки…
<…>
Сначала эти заговоры
Между Лафитом и Клико
Лишь были дружеские споры,
И не входила глубоко
В сердца мятежная наука… (Т. 5. С. 182–183)
Пушкин пишет, что восстание декабристов началось с дружеских попоек, прямо сказать.
Но мы увлеклись.
Итак, Пушкин три месяца провел в Болдине невероятно продуктивно, при этом он писал отчаянные письма Наташе Гончаровой, не менее отчаянные письма друзьям и деловым партнерам. У него встали платежи из-за карантина. В общем, все нам знакомо[94].
Венчание
ГС:
5 декабря 1830 года он наконец-то, с третьей попытки, вернулся из Болдина в Москву. 24 декабря кончается рождественский пост. 18 февраля 1831 года Александр Пушкин и Наталья Гончарова венчаются.
МВ:
Он все-таки не смог приехать до начала поста. Как и в случае с Софьей Пушкиной, опоздал, но опоздание оказалось не роковым. Когда все идет как должно, любое опоздание оказывается абсолютно неважным.
Храм Вознесения Господня в Сторожах, или Большое Вознесение, – место, где венчался Пушкин, как любят рассказывать туристам. Это пять минут неспешной езды от гончаровской московской усадьбы на Большой Никитской. Кстати сказать, в то время церковь выглядела совершенно по-другому.
Увез Пушкин молодую жену недалеко, за два бульвара, на Арбат. Для медового месяца он снял роскошную барскую квартиру на первой линии Арбата. Ему это было вообще-то не по средствам, снять весь этаж большого дома на Арбате. Это было такой же роскошью, как сейчас снять на том же Старом Арбате квартиру бизнес-класса, ничего не изменилось. Но это было жестом: Пушкин шиковал, пускал пыль в глаза, в том числе и новой родне. Показывал: дескать, я тоже не лыком шит, тоже могу.
После медового месяца Пушкины уехали на жительство в Царское Село под Петербург. Отъезд ускорила бесцеремонность тещи, которая вздумала давать дочери советы, как обращаться с мужем. Объективно, Наталья Ивановна имела богатый опыт, потому что папенька Наташи к этому времени то ли сошел с ума, то ли спился. Но Пушкин этого терпеть не мог и не хотел. И уехал строить семейную жизнь в столицу. Как выяснилось – навсегда.