МВ:
В смысле – нереалистична?!
ГС:
Видишь ли, он приходит к выводу, что дворяне и крестьяне не могут действовать заодно, потому что их интересы противоположны.
МВ:
Да, плюс к этому, мне кажется, он понял, что произведение решительно выходит за цензурные рамки.
ГС:
Это тоже, скорее всего.
МВ:
Я почему так удивился – он же начал с реального случая. Ты же помнишь, он просто вложил в текст рукописи подлинный судебный акт[109]. Но, конечно, начал-то он с реального случая, а дальше его мысль увела…
ГС:
Я здесь сделаю отступление. Дело в том, что романтизм показывает исключительную личность в исключительных ситуациях. Героем может быть исключительный злодей или какой-то исключительный герой. Английский писатель Эдуард Бульвер-Литтон впервые соединил эти два типажа: главный герой у него днем джентльмен, а ночью – разбойник. Соединение двух противоположностей в одном человеке очень увлекло современников, в том числе и Пушкина. И он начал писать про Дубровского, который тоже джентльмен и разбойник в одном лице. Потом эта идея перейдет к Гоголю в «Мертвые души». Упомянем еще один замысел, у которого даже нет названия. Это повесть о римской жизни. Он важен потому, что Пушкин подходил к мысли описать жизнь Христа.
МВ:
Да. Фрагмент, начинающийся со слов, которые я могу воспроизвести, никуда не заглядывая: «Цезарь путешествовал, мы с Титом Петронием следовали за ним издали» (Т. 6. С. 411). Эта одна небольшая главка, до нас дошедшая как обрывок античного свитка, – образчик сверхсжатой пушкинской прозы. Я бы всем русским сочинителям советовал его перечитывать, перед тем как браться за новое произведение. Пушкин добивается такой невероятной плотности языка!.. Вроде без всяких кудрей, без прикрас, без выпендрежа, как у Набокова или Олеши, но все настолько плотно… Я читаю и понимаю: вот к чему надо стремиться…
ГС:
В это же время он находился в разъездах, собирал материалы, путешествовал по Оренбургской губернии, по Казанской губернии, искал еще живых свидетелей пугачевского бунта. В 1833 году он вернулся в Петербург.
МВ:
Но по дороге заехал в Болдино – второй раз после невероятной Болдинской осени 1830 года. И попытка «войти второй раз в одну и ту же реку» оказалась успешной: он провел там втрое меньше времени – весь октябрь – и за это недолгое время написал там «Медного всадника» и «Анджело», «Сказку о рыбаке и рыбке», «Сказку о мертвой царевне и о семи богатырях», «Пиковую даму», ряд стихотворений, а главное – закончил немаленькую «Историю Пугачева». В общем, творческая жизнь, как и семейная, шла своим чередом. Как тут не вспомнить:
…Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить… И глядь – как раз – умрем (Т. 3. С. 258).
Развязка
ГС:
А в столичной светской жизни появилась новая фигура – Жорж Дантес.
МВ:
Это начало 1834 года. Дантесу едва исполнилось 22, он родился в феврале 1812-го.
ГС:
Дантес был сыном небогатого эльзасского дворянина. После Июльской революции 1830-го он был вынужден оставить элитную Сен-Сирскую военную школу, а потом и вовсе покинуть Францию. Потому что был ультрароялистом.
МВ:
Мы думаем о Дантесе, точнее, д’Антесе как о французе. Но он эльзасец – то есть скорее немец. При этом семья его вообще имеет шведское происхождение. Но это действительно не столь важно. В Петербурге он воспринимался, конечно, как блестящий молодой француз.
Неизвестный художник
ЖОРЖ ШАРЛЬ ДАНТЕС (1812–1895). Около 1830 «Да нам плевать, каким он был, / Какую музыку любил, / Какого сорта кофий пил… / Он Пушкина убил!» – строки из стихотворения Леонида Филатова «Дантес»
ГС:
В Петербурге Дантес сошелся с голландским послом бароном Геккерном. Отношения у них сложились двусмысленные…
МВ:
Да, «усыновление». Нельзя сказать, что само по себе усыновление было тогда в диковинку. Но когда сорокатрех-сорокачетырехлетний никогда не женатый мужчина официально усыновляет молодого, но безусловно взрослого двадцатитрех-двадцатичетырехлетнего мужчину, у которого жив родной отец, и, более того, отец сам «благословляет» усыновление, это действительно выглядит более чем странно. Да, конечно, тогда все были подкованы в римской истории, где династические усыновления были в порядке вещей. Но к тому времени уже были разработаны довольно строгие правила усыновления. В общем, малоотличные от современных. И, конечно, прошение Луи де Геккерна их все нарушало.
Но ты сама употребила глагол «сошелся», снимающий все недоумения. Да, конечно, их отношения имели сексуальную основу. Но было бы неверным сказать, что дело исключительно в сексуальной привлекательности высокого белокурого юноши. Напомню, что речь идет о крепостнической России. Где крепостные гаремы были в порядке вещей – вспомни «Дубровского»[110]. Вспомни, как Коробочка, почтенная вдова, предлагает Чичикову прислать ему на ночь девку «чесать пятки». Казанова полувеком раньше, въезжая в Россию, просто купил себе крестьянскую наложницу. Геккерн, живя в России с 1822 года, тоже мог за десять лет наладить сексуальную жизнь по своему вкусу, не привлекая внимания. Но стареющий одинокий гей действительно искал опору в старости, наследника, которому он мог бы передать титул, состояние и с которым, что немаловажно, мог поделиться жизненным опытом. И нашел в Жорже ту смесь наглости и почтительности, ума и податливости, которая его полностью устроила.
ГС:
8 февраля 1834 года благодаря протекциям отца (на тот момент – еще будущего) его устроили корнетом в Кавалергардский полк – один из самых привилегированных в России.
МВ:
Да, и Пушкин, ничего еще не зная о дальнейшем, отмечает в дневнике: «Барон д’Антес и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет» (Т. 8. С. 28). Когда я впервые прочитал эту запись, я подумал, что «два шуана» – это «два шалуна». Но шуанами называли мятежников, выступавших за возрождение монархии Бурбонов во Франции. Дантес, следуя семейной традиции, примкнул в 1832 году к заговорщикам, возглавляемым герцогиней Беррийской. Немудрено, что в Петербурге его встретили весьма благосклонно. Николай даже лично, по рекомендации одного из своих приближенных, назначил молодому роялисту неофициальное содержание, которое и позволило ему служить в блестящей гвардии. Причем не рядовым, как полагалось, а сразу офицером.
Но для Пушкина в тот момент это просто еще один флажок падения нравов, падения престижа гвардии.
ГС:
Бездомный эмигрант без гроша в кармане внезапно стал очень влиятельным человеком.
МВ:
В защиту его надо сказать, что не он один приехал в Россию делать карьеру. С петровских времен так поступали множество европейцев, и многие из них служили России верой и правдой – не забывая, впрочем, притом и о собственной выгоде. Вспомни Франца Лефорта, Патрика Гордона, Андрея Остермана, Антона Девиера. Не говоря уж о Растрелли, Росси, Кваренги, Монферране. И о бесчисленных гувернерах, домашних учителях. Особенно этот процесс «интенсифицировался» после Французской революции – благодаря которой невероятный аристократ герцог Ришелье стал основателем Одессы. Так что когда Лермонтов обрушивает свое стихотворение на «сотни беглецов, на ловлю счастья и чинов заброшенных к нам по воле рока», его возмущение понятно, но под воздействием момента сильно преувеличено.
Но то, что молодого человека усыновляет бездетный неженатый дипломат, – это, конечно, ситуация, мягко говоря, странная. И все это понимают.
ГС:
В сложившейся скандальной ситуации стало необходимо отвлечь внимание публики от сути отношений Дантеса и Геккерна. Для этого требовался другого рода скандал.
МВ:
Я не думаю, что они вот прямо как современные пиарщики сознательно раскрутили скандал. Дипломату Геккерну, дальновидному и осторожному взрослому человеку, скандалы были совсем ни к чему. Другое дело Дантес. Он приехал в далекую и чужую ему Россию делать карьеру – и не брезговал никакими средствами. Противно, но, увы, более чем понятно в любые времена. Но он был обычным молодым человеком, его тянуло к красивым женщинам. Это не была ширма.
ГС:
Когда я читала переписку Дантеса и Геккерна, у меня сложилось впечатление, что ширма.
МВ:
Нет, Дантес пользовался успехом у дам. Которые восхищались его внешностью и парижским шармом, входили в трудное положение… и охотно «жалели».
ГС:
Наталье Николаевне, скорее всего, тоже льстило, что он оказывает ей знаки внимания, потому что он был очень популярен.
МВ:
Да. Да и Геккерну наверняка было приятно, что «его мальчик» пользуется успехом.
ГС:
История стремительно набирала обороты. Даже в наше время возникают вопросы к мужчине, который оказывает слишком много знаков внимания замужней женщине. А что уж говорить о начале XIX века. Первой кульминации история достигла, когда Наталья Николаевна приняла приглашение в гости к Идалии Полетике, одной из ярых недоброжелательниц Пушкина. Дантес был также в числе приглашенных. Но хозяйка устроила так, что Наталья Николаевна и Дантес остались в комнате с глазу на глаз, и Дантес с пистолетом у виска потребовал взаимности, причем немедленно, угрожая, что в противном случае покончит с собой.
МВ:
Она начала говорить громче обычного. И пятилетняя девочка вошла в соседнюю комнату из понятного любопытства. Понимаешь, в том-то и дело, это все развивалось как бы в рамках обычного светского дискурса, если и выходило за его пределы, то на первый взгляд совсем чуть-чуть, почти незаметно. Мы говорим о высшем свете, где все люди изысканно-приличные, и даже самые низменные страсти облекаются в очень благопристойные одеяния. В том-то и вся горечь, как говорится.