Пушкин. Наше время. Встречи на корабле современности — страница 46 из 51

МВ:

Я здесь задумался о Новалисе, который, что называется, стал такой ролевой моделью, культовой фигурой романтизма, отыгравшей все черты прóклятого поэта: ранняя смерть, туманная поэзия, посмертная слава. По-моему, там разочарований в жизни более чем. Но я вообще-то плоховато знаю немецкую литературу.

ГС:

Разочарования разочарованиями, но помимо них в немецком романтизме отразились идеи немецкой философии. Посмотри сам. Тот же Тютчев – романтик. Там нет никакого разочарования.

МВ:

Позвольте! Тютчев – великий русский поэт.

ГС:

Он великий русский поэт, который писал стихи, опираясь на немецкую философию.

МВ:

И собственно, когда Пушкин опубликовал в «Современнике» первые стихи Тютчева, подписывая их Ф. Т., – они были сопровождены ироничным примечанием: «стихотворения, присланные из Германии».

ГС:

И про Ленского сообщается, что он «поклонник Канта и поэт». Правда, автор иронизирует над его стихами. И тем не менее Онегин – это человек холодного рацио, полностью избавившийся от чувств, а Ленский, наоборот, очень глубоко чувствует, но мало думает в силу юного возраста и влияния романтизма. И Ленский, точно так же как и Татьяна, видит жизнь как романтический сценарий. Так, когда Онегин, чтобы просто досадить ему, весь вечер танцевал с Ольгой, Ленский уже себе нарисовал картину, в которой порок пытается соблазнить ангела. А себе он отвел красивую роль спасителя.

Итак, герои мыслят и действуют и согласно ожиданиям читателя, и согласно своим представлениям, которые почерпнули из книг. При этом Пушкин показывает читателю, что жизнь идет совсем не так, как себе представляют герои. Например, история «влюбленных», то есть Татьяны и Онегина. Будь это классический любовный роман, им пришлось бы преодолевать непреодолимые препятствия. Счастью же пушкинских героев не препятствует ничего, кроме самих героев.

МВ:

У меня наивный вопрос, который твои абитуриенты, наверно, задавали: почему, собственно, Ленский не сделал Ольге предложение?

ГС:

Она считалась его невестой.

МВ:

Но официально она не была его невестой, не было помолвки. Да, все соседи их уже «поженили» мысленно, но, по-моему, даже до помолвки дело не дошло. Иначе Ленский бы ездил к Лариным уже в другом статусе. Нигде не упоминается, что у них была помолвка. Описывая именины Татьяны, автор действительно пишет про Ленского:

Он весел был. Чрез две недели

Назначен был счастливый срок.

И тайна брачныя постели,

И сладостной любви венок

Его восторгов ожидали.

Но, повторяю, удивительно, что Пушкин упоминает об этом как-то мимоходом. Можно робко предположить, что через две недели должна была состояться официальная помолвка, а еще не сама свадьба, «тайна брачныя постели», которая ему грезится когда-нибудь в будущем, о котором он еще боится помыслить, – но все равно это странно.

ГС:

Мы с абитуриентами об этом не говорили, потому что он ее воспринимал как свою невесту.

МВ:

Слушай, ну он и Онегина воспринимал сначала как близкого друга, а потом сразу, без перехода, как страшного врага. Ленский все преувеличивал. При прочтении у меня возникало такое ощущение, что он был и точно страстно влюблен, но никаких практических действий не предпринимал. И все не понимали почему, включая саму «старушку Ларину».

Помолвка в то время была серьезным шагом. Если бы они были уже помолвлены, Пушкин был бы обязан нам, вводя этих героев, об этом упомянуть, а он об этом не упоминает. Это породило даже остроумные предположения, что Татьяна с Ольгой – девочки-подростки, а Ленский просто ждал, когда она подрастет.

ГС:

Лотман, комментируя внутреннюю хронологию романа, пишет следующее: «Ольга, младшая сестра Татьяны, в 1820 г. была невестой Ленского. По нормам той эпохи она, вероятнее всего, была несколько моложе его и одновременно ей не могло быть меньше 15 лет. Вероятнее всего, ей было 16 лет. Татьяна, видимо, была старше Ольги на год». А возраст Татьяны Юрий Михайлович комментирует письмом Пушкина к Вяземскому: «Летом 1820 г. Татьяне было 17 лет. См. возражения П. Вяземскому 29 ноября 1824 г. в ответ на замечания относительно противоречий в письме Татьяны Онегину: „…письмо женщины, к тому же 17-летней, к тому же влюбленной!“»[129]

МВ:

Но это характеризует Ленского. Он был такой восторженный юноша. Он как лев кинулся на защиту своей невесты, над которой, как ему показалось, нависла страшная угроза. Но при этом каких-то практических действий к тому, чтобы стать ее мужем, он не предпринимал. Писал исступленные стихи, «приди: я твой супруг», вместо того чтобы просто прийти к Лариной и сказать: «Я прошу руки вашей дочери», чего от него все ждали. Он этого сделать так и не успел.

Более того: «первое явление» Ленского во второй главе Пушкин сопровождает строками:

Но Ленский, не имев конечно

Охоты узы брака несть…

И вдруг: «Приди, приди: я твой супруг!..»

Впрочем, от восемнадцатилетнего студента и поэта накануне дуэли трудно ждать последовательности и уравновешенности.

ГС:

Да уж. Как он себя «накручивает» перед этой дуэлью:

Он мыслит: «Буду ей спаситель.

Не потерплю, чтоб развратитель

Огнем и вздохов и похвал

Младое сердце искушал;

Чтоб червь презренный, ядовитый

Точил лилеи стебелек;

Чтобы двухутренний цветок

Увял еще полураскрытый».

Все это значило, друзья:

С приятелем стреляюсь я.

Пушкин, Джордж Мартин и история онегинской дуэли

ГС:

То, как Пушкин строит сюжет дальше, подробно описал Лотман в «Беседах о русской культуре», в главе «Дуэль». Как мы помним, Онегин противопоставляет себя обществу и демонстрирует свое презрение к обывателю. При этом Онегин – умный герой и понимает, что вся эта дуэль – глупость страшная. Он понимает, что нужно «чувство обнаружить», «не щетиниться, как зверь». Вот как об этом говорится в романе:

И поделом: в разборе строгом,

На тайный суд себя призвав,

Он обвинял себя во многом:

Во-первых, он уж был неправ,

Что над любовью робкой, нежной

Так подшутил вечор небрежно.

А во-вторых: пускай поэт

Дурачится; в осьмнадцать лет

Оно простительно. Евгений,

Всем сердцем юношу любя,

Был должен оказать себя

Не мячиком предрассуждений,

Не пылким мальчиком, бойцом,

Но мужем с честью и с умом.

И поделом: в разборе строгом, На тайный суд себя призвав, Он обвинял себя во многом: Во-первых, он уж был неправ, Что над любовью робкой, нежной Так подшутил вечор небрежно. А во-вторых: пускай поэт Дурачится; в осьмнадцать лет Оно простительно. Евгений, Всем сердцем юношу любя, Был должен оказать себя Не мячиком предрассуждений, Не пылким мальчиком, бойцом, Но мужем с честью и с умом.

Человек, знакомый с дуэльным кодексом, понимает, что Онегин старается этой дуэли избежать. Он стремится к тому, что в наше время называется техническим поражением. С одной стороны, Онегин хочет сохранить лицо, чтоб его не сочли трусом. И вот «общественное мненье» – говорит автор, цитируя Грибоедова. Вот как описаны аргументы за то, чтоб принять вызов:

«К тому ж – он мыслит – в это дело

Вмешался старый дуэлист;

Он зол, он сплетник, он речист…

Конечно, быть должно презренье

Ценой его забавных слов,

Но шепот, хохотня глупцов…»

И вот общественное мненье!

Пружина чести, наш кумир!

И вот на чем вертится мир!

С другой стороны, Онегин не хочет стрелять. Поэтому что он делает? Он опаздывает на два часа. В принципе, для технического поражения достаточно и десяти-пятнадцати минут. На два часа – он перестраховался. Не получилось. Далее, он берет нелепого секунданта.

МВ:

Не просто нелепого. В качестве секунданта он представляет собственного слугу. Это страшное оскорбление для Зарецкого. Таким образом Евгений, с одной стороны, мстит Зарецкому за то, что он из пустячного дела раздул полноценную дуэль, вместо того чтобы остудить юношу, с другой стороны, создает возможность для технического поражения, ведь секундант никаким критериям не соответствует.

ГС:

Онегин так рассчитывает на техническое поражение, потому что он петербургский житель, и в Петербурге к дуэльному кодексу относились серьезно. А в деревне выяснилось, что все эти сложности, которые Онегин создает, конечно, неприятны второй стороне, но она готова перетерпеть: «Зарецкий губу закусил».

МВ:

Все замечают, что дуэль Онегина с Ленским странно рифмуется с дуэлью Дантеса с Пушкиным. Тоже лютая зима, Дантес тоже выстрелил на опережение, не доходя до барьера. Менее известно, что Пушкин сам вспоминает о «неконвенциональном» секунданте. Перед самым выездом на место дуэли, в очередной раз отвергая предложение секунданта Дантеса, д’Аршиака, прислать для переговоров своего секунданта (которого у него просто не было), Пушкин пишет ему: «…Я не согласен ни на какие переговоры между секундантами. Я привезу моего лишь на место встречи. Так как вызывает меня и является оскорбленным г-н Геккерн, то он может, если ему угодно, выбрать мне секунданта; я заранее его принимаю, будь то хотя бы его ливрейный лакей»[130]. Но д’Аршиак все-таки настоял, и Пушкин привез встреченного им Данзаса прямо с Пантелеймоновского моста во французское посольство. Интересная деталь: в аристократическом французском языке того времени «ливрейный лакей» обозначался словом chasseur, которое буквально значит «охотник» – то есть человек в охотничьей униформе. Таким образом, получается, что Пушкин как бы говорит: присылайте охотника, дичь загнана! Едва ли он сам в тот момент об этом думал – как не думали мы ни о каких военных действиях, называя частного таксиста «бомбилой», но зная, чем через несколько часов закончится его дуэль, от этих мрачных рифм трудно удержаться.