Многие спорные вопросы умел разрешить князь мирным путем. Так, поляки долго не хотели признавать за Русью западные земли — Галицию. Все споры были улажены благодаря дальновидности и мудрости князя: свою сестру Доброгневу (Марию) он выдал за польского короля Казимира. В знак доброй воли поляки отпустили 800 русских пленников, захваченных королем Болеславом.
Довелось Ярославу в 1043 году воевать с Грецией (Византией). Поводом к морской войне послужила ссора русских и греческих купцов. Посланный к греческим берегам флот под предводительством сына Ярослава Владимира попал в жестокий шторм. Корабли были разбиты вдребезги, и выброшенные на берег русичи оказались в греческом плену. Судьба их была незавидной: воеводе Вышате и многим русским пленникам греки выкололи глаза. Но Владимиру Ярославичу удалось избежать неволи и счастливо вернуться домой. Через три года после заключения мирного союза с Грецией всем пленникам была дарована свобода.
Святая Русь, Отечество! я твой!
Чужбины прах с презреньем отряхаю
С моих одежд…
А залогом доброго и прочного мира стала свадьба младшего княжеского сына Всеволода Ярославича и Анны Константиновны, дочери византийского императора Константина Мономаха.
Династические связи укрепляли Русь. И великий князь Ярослав породнился чуть ли не со всеми королевскими дворами Европы: дочь Анна[23] была выдана за французского короля Генриха I; Елизавета[24] — за норвежского короля Харальда III; Анастасия — за Андрея Венгерского; сын Ярослава Изяслав женился на сестре польского короля Казимира; сыновья Вячеслав и Святослав (предположительно) — на немецких княжнах.
Интересны здесь исторические воззрения А. С. Пушкина, прямого потомка князя Ярослава: «Долго Россия оставалась чуждою Европе. Приняв свет христианства от Византии, она не участвовала ни в политических переворотах, ни в умственной деятельности римско-католического мира…»; «…Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою… история ее требует другой мысли, другой формулы…»
Известно еще одно, довольно резкое замечание поэта: «…Европа в отношении к России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна». И тем не менее, «в эпоху бурь и переломов цари и бояре согласны были в одном: в необходимости сблизить Россию с Европою».
При жизни, подобно своему отцу, Ярослав раздал уделы сыновьям: старший, Владимир, получил Новгород, в Турове сел Изяслав, во Владимире Волынском — Игорь, в Смоленске — Вячеслав, Чернигов достался Святославу, а Переяславль — Всеволоду, любимому сыну.
Всеволод Ярославич, прямой предок поэта, родился в 1030 году. Княжил поначалу в Переяславле, затем — в Чернигове. К его владениям принадлежала и часть Ростово-Суздальской земли. Почти двадцать лет (с 1078 года вплоть до своей кончины в 1093 году) Всеволод восседал на великокняжеском киевском престоле.
Столь долгое княжение объяснялось во многом победами его сына Владимира Мономаха. Князь Всеволод владел пятью языками, в том числе и греческим, родным языком своей жены — «царицы грекини», был начитан и образован.
Карамзин приводит напутственные слова Ярослава, обращенные к сыновьям: «Знайте, что междоусобие, бедственное лично для вас, погубит славу и величие государства, основанного счастливыми трудами наших отцов. Мир и согласие ваше утвердят его могущество». И тут же сам историк сетует: «Слова достопамятные, мудрые и бесполезные! Ярослав думал, что дети могут быть рассудительнее отцов, и, к несчастью, ошибся».
Летописец так отзывался о Ярославе: «…он был хромоног, но ум у него был добрый, и на рати был он храбр». Упоминается в жизнеописании князя о его книголюбии. В княжение Ярослава грамота особо была в чести, сам же он, по свидетельству летописца, читал очень много — и ночью, и днем. Любил князь беседы с «книжными людьми». При князе-книголюбе состояло множество писцов, переводивших книги с греческого языка на славянский. Из этих книг составилась впоследствии богатейшая библиотека, хранить которую было велено в Софийском храме.
Продолжил Ярослав и еще одно дело, начатое отцом. По его повелению триста детей старост и священников обучались в Новгороде грамоте. И, как говорится в летописи: «Отец его Владимир землю вспахал и размягчил, то есть крещением просветил, Ярослав же засеял книжными словами сердца верных людей, а мы пожинаем, ученье принимая книжное».
Не зря величали Ярослава князем-«хоромцем» — охотником строить, возводить хоромы. Закладывал он на Руси новые города: названный его именем Ярославль, Юрьев, города по реке Рось. В Киеве вознесся собор Святой Софии (1037–1054), были возведены монастыри Святого Георгия и Святой Ирины, сооружены Золотые Ворота с надвратной церковью Благовещения. По числу и красоте церквей стольный град соперничал со столицей Византии Константинополем.
Самым же любимым детищем Ярослава стал богато изукрашенный мрамором, фресками и мозаикой храм Святой Софии, созданный по образу и подобию храма Софии Константинопольской. (В центральной части храма сохранилось изображение дочерей Ярослава, держащих в руках зажженные свечи. Портрет же самого Ярослава ныне утрачен.)
При Ярославе Мудром стало укрепляться христианское учение: язычество еще было сильно в отдаленных русских землях. В княжение Ярослава основан был Антонием Любечанином прославленный ныне Киево-Печерский монастырь.
С основанием храма Святой Софии было положено и начало русской митрополии. Первым митрополитом стал грек Феопемпт, а в 1051 году его сменил русский — Иларион, большой книгочей и писатель. Избрание митрополита состоялось без ведома константинопольского патриарха. Ярослав поступил подобно византийскому императору. Не случайно Ярослава Мудрого величали не только великим князем, но и царем. Будто бы о своем мудром предке сказал поэт: «Его распоряжения, переданные нам историею, сохранены…»
Н. М. Карамзин так описывал последние дни правления Ярослава: «Невзирая на старость и болезнь, он все еще занимался государственными делами: поехал в Вышгород и там скончался, имея от роду более семидесяти лет (супруга его умерла еще в 1050 году). Из всех детей был с ним один Всеволод, которого он любил нежнее всех других и никогда не отпускал от себя. Горестный сын, народ, священники в служебных ризах шли за телом из Вышегорода до Киева, где оно, заключенное в мраморную раку, было погребено в Софийской церкви». И на стене столь любимого князем Софийского собора была сделана надпись «об успении царя нашего».
Умер Ярослав Мудрый на 76-м году жизни в феврале 1054 года. И, как писал историк: «Древняя Россия погребла с Ярославом свое могущество и благоденствие. Основанная, возвеличенная единовластием, она утратила силу, блеск и гражданское счастие, будучи снова раздробленною на малые области».
Поистине «минули годы Ярославовы».
Князь Мстислав
«С полуострова Таманя, древнего Тмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма», — писал Пушкин брату в Петербург в сентябре 1820 года. И не дано было знать поэту, что на этой древней земле восемь столетий назад сошлись в смертельном поединке два его далеких предка, два князя — русский и касожский…
Кто б ни был ваш родоначальник,
Мстислав Удалый, иль Ермак…
Интересна и поучительна судьба Мстислава Храброго[25], сына Владимира I Святославича и Рогнеды.
Мстислав с 983 года — князь Тмутараканский, позже — Черниговский. В 1016 году воевал с хазарами в Крыму, в 1022-м покорил кавказских касогов и обложил их данью.
Мстислав отличался мужеством, веселым нравом, красотой. Летописец упоминает, что был он «дебел телом, прекрасен лицом, с большими очами, храбр на ратях, милостив, любил дружину без меры, имения для нее не щадил, ни в питье, ни в пище ничего не запрещал ей». Страх смерти был ему неведом. Немало народных преданий сохранилось о храбром князе, но более всего в песнях и былинах восхвалялась победа Мстислава в поединке с владыкой касогов.
В 1022 году Мстислав пошел на соседних касогов, дабы наказать их за ночные набеги, когда они грабили и убивали жителей Тмутаракани[26] и угоняли их скот. Касожский князь Редедя, узнав, что Мстислав двинулся на него войной, обратился к нему со словами: «Чего ради погубим дружины? Но сойдемся, чтобы побороться самим. Если одолеешь ты, возьмешь богатства мои, и жену мою, и детей моих, и землю мою. Если же я одолею, то возьму твое все».
Сразились витязи жестоко;
Сердца их гневом стеснены…
Редедя, как повествует летопись, был настоящим великаном с мощными руками и бычьей шеей. Однако Мстислав, не устрашась его, принял предложение, и поединок начался. Поначалу Редедя одолевал князя, и в долгой борьбе стал изнемогать Мстислав. Тогда взмолился русский князь Богородице и, изловчившись, повалил противника на землю. Выхватил нож и «зарезал Редедю пред полками касожскими».
Касоги в страхе бежали — так Тмутаракань была надолго избавлена от разбойничьих набегов. А в благодарность пресвятой Богородице, явившей князю свою милость, и в честь победы Мстислав воздвиг в Тмутаракани каменную церковь.
От храброго князя Мстислава и от поверженного им властителя касогов Редеди протянулась живая нить и к роду Пушкиных.
Расскажет повесть дальних стран,
Мстислава древний поединок…
Александр Пушкин в конце 1822 года хотел написать поэму о храбром князе, одном «из героев тогдашних времен». Сохранились лишь ее план и исторические примечания о Мстиславе, сделанные Пушкиным к поэме «Кавказский пленник»: «Мстислав, сын св. Владимира, прозванный Удалым, удельный князь Тмутаракана (остров Тамань). Он воевал с косогами (по всей вероятности, нынешними черкесами) и в единоборстве одолел князя их Редедю».