В 1930-е, роковые для русского православия годы, храм морской славы и скорби был снесен, а все церковные ценности пущены с молотка. В том числе и золотой крест Козьмы Солдатенкова.
Его приобрела на аукционе некая богатая американка. Видимо, был в том тайный божий промысел, чтобы святая реликвия попала в ее добрые руки. В Париже, где американка проездом остановилась в русском доме Треповых, она показала свое необычное приобретение главе семейства. Старый генерал первым обратил внимание на надпись, выгравированную на оборотной стороне креста: «Дар лейтенанта Козьмы Васильевича Солдатенкова в память дорогих друзей, погибших в бою». И год освящения храма — 1911-й.
Еще большей неожиданностью для заокеанской гостьи стало то, что и сам даритель, бывший офицер крейсера «Олег» Козьма Солдатенков, жил поблизости, в одном из парижских пригородов. Безымянная американка (жаль, что дети и внуки старого моряка запамятовали ее имя) разыскала Козьму Солдатенкова и вернула ему храмовый золотой крест. Совершенно бескорыстно. Не взяв за свой дар предлагаемых денег.
Отец Николай не считает себя владельцем драгоценной реликвии. Он лишь ее хранитель. Так завещал дед. Золотой фамильный крест выпало нести — и в прямом, и в переносном смысле — ему, внуку морского офицера. Но как только в воссозданном заново храме в Петербурге зазвонят колокола (Николай Васильевич вошел в его Попечительский совет), напрестольный солдатенковский крест займет в нем свое прежнее, почетное, место.
А пока отец Николай каждый год в конце мая, когда две эскадры, русская и японская, сошлись в смертельном бою близ острова Цусима, совершает с золотым крестом панихиду по погибшим морякам…
Так уж совпало, что впервые я встретилась с Николаем Васильевичем Солдатенковым 3 марта 1997 года, в маленькой квартирке на юго-западе Москвы, где он обычно останавливается у друзей. Именно в этот день (18 февраля по старому стилю) в Москве в храме Большого Вознесения венчался поэт Александр Пушкин с красавицей Наталией Гончаровой. День этот, спустя многие годы, — памятен для их далеких потомков. Отмечают его и во Франции, где живут наследники поэта и куда он так стремился душой…
«Храни Вас Господь! — благословляет отец Николай. — Пора домой, заждались мои прихожане». Через полчаса отец Николай должен ехать в Шереметьево-2, откуда лайнер доставит его в Париж. «Меня называют летающим священником, — улыбается он. — После, как получил сан протоиерея, приходится много летать, ведь не во всех французских городах, где открыты православные приходы, есть священники. Доводится служить и в Люксембурге, Бельгии, Голландии — везде, где есть русские люди, не забывшие веру своих предков».
«Малознаемая нами Россия»
В России и на Украине так же, как и во Франции, здравствуют представители обширной «полтавской ветви». В Москве, на Тверской, живет Георгий Александрович Галин, праправнук Пушкина и правнучатый племянник Гоголя. В феврале юбилейного 2009 года Георгий Александрович отметит свое 80-летие.
Свое детство он провел в Полтаве у бабушки Марии Александровны; в его памяти она осталась такой же, как и при жизни — бесконечно доброй, ласковой, любящей, осененной особой духовной красотой. На одной из старых фотографий маленький Гарик, как его называли в детстве, запечатлен у нее на руках…
Когда-то у Марии Александровны хранился портрет Наталии Николаевны Пушкиной. Вместе с другими семейными реликвиями она отдала портрет в полтавский музей на временное хранение. Да так там он и остался. Расписку, полученную Марией Александровной, сохранил ее внук Георгий. Он же, будучи в Полтаве, увидел в одном из музейных залов портрет Наталии Николаевны и под ним странную табличку: «Неизвестный художник. Портрет неизвестной». Знал Георгий Галин и имя неведомого художника, а точнее художницы: Софья Александровна Пушкина, в девичестве Ланская. Доводившейся ему прабабушкой!
Портрет не оригинален, это всего лишь вольная копия с работы известного живописца, запечатлевшего вдову поэта в пору ее зрелой красоты, значимость его неоспорима. И можно ли судить ныне: какой из портретов — кисти ли маститого художника или его вольное повторение, сделанное несмелой рукой — тоньше передает образ той, которую боготворил поэт? Ведь Софье Ланской даровано было счастье близко знать Наталию Николаевну. И не только знать, но и породниться — стать ее невесткой.
В семье Александра и Софьи Пушкиных, в числе их одиннадцати детей, и родилась Мария, внучка поэта, «краса полтавских дочерей»…
Георгий Галин — интереснейший собеседник. Поддерживает связи с родственниками, живущими по всему белу свету, много путешествует, пишет книги о своих славных предках. А любовь к истории у Георгия Александровича (он — кандидат исторических наук), как и у его сыновей: Александра и Михаила, избравших отцовскую стезю, — видимо, наследственная, — в генах…
Некогда Николай Васильевич Гоголь преподавал историю в Патриотическом институте. И его лекции пользовались огромной популярностью — они не отличались строгой академичностью и походили скорее на некое театральное действо: так страстно и увлеченно рассказывал он о давно минувших веках…
Молодой Гоголь мечтал взяться за огромный труд — написать историю Украины, юга России и даже «Всеобщую историю». «Я весь теперь погружен в историю малороссийскую и всемирную, — сообщал он друзьям. — …Мне попрекают, что слог в ней слишком уж горит, не исторически жгуч и жив; но что за история, если она скучна!»
…Два столетия минули со дня рождения великого писателя. Но и сегодня нам, живущим в двадцать первом столетии, нужен Николай Васильевич Гоголь, очень нужен! Чтобы поддержал в минуты уныния словом своим и верой в будущее.
«Да хранит тебя Бог, наша малознаемая нами Россия!». В этих гоголевских словах и скрытый укор, и прямое обращение к потомкам.
Не дано было Гоголю знать о глубинных корнях своего славянского рода, не суждено было видеть могучее родовое древо, вобравшее в себя имена воинственных гетманов и ученых мужей Российского государства, поэтов и писателей, русских и украинцев: Ивана Скоропадского и Василия Кочубея; Петра Дорошенко и Якова Лизогуба; екатерининских вельмож: графов Кирилла Разумовского, президента Петербургской Академии наук, и Алексея Разумовского, министра народного просвещения; Василия Перовского, генерала от кавалерии, члена Государственного совета, и его брата, писателя Алексея Перовского. И русского гения Александра Пушкина.
Живое древо. Корни и ветви его настолько тесно переплелись в веках российской и украинской истории, что отсечь их либо разъединить уже невозможно. Да и нужно ли? И сколько мудрости и любви в этих исполненных великим пророческим смыслом гоголевских строках:
«Знаю, что мое имя после меня будет счастливее меня. И потомки тех же земляков моих, может быть, с глазами, влажными от слез, произнесут примирение моей тени».
«Огончарован»
… Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.
«Жена моя прелесть»
Вот уже почти два столетия минули со дня рождения избранницы поэта Наталии Гончаровой. Время не властно над красотой: все так же прекрасны и грустны ее глаза с чуть приметной косинкой, так же грациозен стан, так же воздушен бальный наряд… Бесценная брюлловская акварель сохранила облик вечно юной Натали…
«Я должен был на тебе жениться, — признавался Пушкин в одном из писем жене, — потому что всю жизнь был бы без тебя несчастлив…»
И в самые последние, уже даже и не дни, а часы, мысль о ней — кумире, ангеле, бесценном сокровище — бередила сознание умирающего поэта: не застонать бы, не испугать жену. Тревожился Пушкин, что после его кончины Наташу «заедят» в свете, что она безвинно может «потерпеть во мнении людском».
Сбылось то, чего так боялся перед смертью поэт: долгие годы имя Наталии Николаевны было унижено, ей, чуть ли не единственной, вменялась в вину гибель Пушкина, ей посылались проклятия, ее обвиняли во всех мыслимых и немыслимых грехах. А того, кто всегда был готов защитить ее, жертвуя собой, не было уже в живых…
«Ах женка, душа! что с тобой будет?..»
Настороженно, чуть ли не с враждебностью относились к ней многочисленные почитатели гения поэта, в их числе — и люди замечательные, с тонкой, чувствительной душой. Михаил Лермонтов, на одном из вечеров у Карамзиных представленный Наталии Николаевне, имел с ней долгую доверительную беседу. И, тронутый до глубины души обаянием, тактом, сердечной искренностью своей собеседницы, просил прощения за предвзятое мнение о ней. К несчастью, это была единственная и последняя их встреча.
«Прощание их было самое задушевное, и много толков было потом у Карамзиных о непонятной перемене, происшедшей с Лермонтовым перед самым отъездом, — вспоминала Александра Арапова, дочь Наталии Николаевны от ее брака с Петром Петровичем Ланским. — Ему не суждено было вернуться в Петербург, и, когда весть о его трагической смерти дошла до матери, сердце ее болезненно сжалось. Прощальный вечер так наглядно воскрес в ее памяти, что ей показалось, что она потеряла кого-то близкого! <…>
Мать мне тогда передала их последнюю встречу и прибавила: „Случалось в жизни, что люди поддавались мне, но я знала, что это было из-за красоты. Этот раз это была победа сердца, и вот чем была она мне дорога. Даже и теперь мне радостно подумать, что он не дурное мнение обо мне унес с собой в могилу“».
«Победой сердца» назвала Наталия Николаевна свое знакомство с Лермонтовым. Ведомо было и Пушкину, что у его Наташи «пречуткое сердце», как писал он в одном из писем.
Долго, очень долго образ жены поэта живописался в холодных, темных тонах: кокетливая светская дама, не отличавшаяся никакими особыми достоинствами, кроме своей блистательной красоты. Граф В. А. Соллогуб вспоминал, какое неизгладимое впечатление произвела на него встреча с Наталией Пушкиной: «…Ростом высокая, с баснословно тонкой тальей, при роскошно развитых плечах и груди, ее маленькая головка, как лилия на стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой шее; такого красивого и правильного профиля я не видел никогда более