Предчувствие поэта оправдалось. Вольно или невольно, беду в дом принесла старшая из сестер Екатерина, став женой будущего убийцы поэта, блестящего кавалергарда Жоржа Дантеса.
Та самая, что так восторженно писала брату Дмитрию о счастье, которое она впервые испытала, оказавшись в семействе Пушкиных: «…Петербург начинает мне ужасно нравиться, я так счастлива, так спокойна, никогда я и не мечтала о таком счастье,… не знаю, как я смогу когда-нибудь отблагодарить Ташу и ее мужа за все, что они делают для нас, один Бог может их вознаградить за хорошее отношение к нам».
Сам поэт всегда принимал живое участие в судьбах своих своячениц. «Что Коко и Азя? — спрашивал он в письмах жену, — замужем или еще нет? Скажи, чтоб без моего благословения не шли».
По свидетельству княгини Веры Вяземской, Екатерина (Коко, как называл ее поэт) «нарочно устраивала свидания Наталии Николаевны с Геккерном, чтобы только повидать предмет своей тайной страсти». Современники вспоминали, что ранение Пушкина и сама его смерть почти не огорчили Катрин Дантес.
«Екатерина — единственная, кто торжествует до сего времени, — писал Александр Карамзин в марте 1837-го, — и так поглупела от счастья, что, погубив репутацию, а может быть, и душу своей сестры, госпожи Пушкиной, и вызвав смерть ее мужа, она в день отъезда послала сказать ей, что готова… все ей простить!!!»
Тревожилась она лишь за здоровье и судьбу своего супруга и была счастлива, узнав, что ему не грозит какая-либо серьезная опасность. В апреле того же года бывшая фрейлина Екатерина Гончарова уехала вслед за своим мужем во Францию, в Сульц. Больше уж никогда не суждено ей было вернуться на родину…
После смерти жены Жорж Дантес в течение многих лет буквально засыпал письмами Дмитрия Николаевича, старшего из братьев Гончаровых, с требованием выделить ему крупную денежную сумму, некогда положенную на содержание Екатерины. «Совершенно возмутительно под разными вздорными предлогами не выполнять взятых священных обязательств перед сиротами», — гневно писал Дантес, человек весьма состоятельный к тому времени — сенатор, мэр Сульца. Он требовал денег, зная, что гончаровское имение было на грани разорения. В этих строках — весь Дантес! И какая трогательная забота о сиротах, будто это и не он осиротил детей Пушкина.
К чести Наталии Ивановны, тещи и Пушкина, и Дантеса, стоит сказать, что она предложила зятю взять всех четверых внуков к себе на воспитание.
«…И если бы мое предложение могло быть принято вами, а именно — доверить мне ваших детей, чтобы быть им матерью, это было бы для меня драгоценной обязанностью…» — писала она в Сульц.
И еще одна немаловажная деталь: Наталия Ивановна до конца дней своих носила траур по Пушкину…
«Он в большой моде»
Но вернемся ко времени, когда Дантес только начинал свою карьеру в России. В январе 1834 года он был допущен к офицерскому экзамену на льготных условиях (Дантес не знал русского языка) и зачислен корнетом в Кавалергардский полк. Пушкин в том же месяце записал в своем дневнике: «Барон д’Антес и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами». И добавил: «Гвардия ропщет». Это первое упоминание Пушкина о Дантесе, с которым поэт, по счастью, не был еще знаком.
Уже через два года, в январе 1836-го, Жорж Дантес примерял новенький мундир поручика.
Вскоре на одном из дворцовых балов Дантес встретил Натали Пушкину и, прельстившись ее неземной красотой, стал ухаживать за «самой очаровательной женщиной Петербурга». Эти ухаживания, становившиеся все более настойчивыми, послужили причиной всевозможных светских пересудов и кривотолков. Но они лишь разожгли честолюбивые мечты светского ловеласа.
И вот 2 ноября 1836 года, прибегнув к помощи своей приятельницы, Идалии Полетики[96] (она пригласила ничего не подозревавшую Наталию Николаевну к себе домой), Дантес устроил у нее свидание с женой поэта. Его домогательства были Наталией Николаевной отвергнуты, и Дантес пытался даже инсценировать попытку самоубийства.
Свидание это положило начало так называемому ноябрьскому конфликту, который усилиями друзей Пушкина удалось погасить.
Рыжеволосой красавице Идалии Полетике суждено было сыграть роковую роль в преддуэльной истории. Идалия была побочной дочерью графа Григория Александровича Строганова[97]. В бытность свою русским посланником в Испании Григорий Строганов, женатый человек и отец семейства, пленился графиней-португалкой, привез ее в Россию, где вскоре и родилась их дочь Идалия. Однако граф Строганов не удочерил девочку, и ей пришлось жить в семье отца на положении воспитанницы. (Ее мать, графиня д’Эга, приняв православие, обвенчалась с графом и стала именоваться Юлией Павловной.)
Григорий Александрович Строганов приходился двоюродным братом Наталии Ивановне Загряжской-Гончаровой (матери Наталии Николаевны), а следовательно, являлся двоюродным дядей всем ее детям.
…Повзрослев, Идалия вышла замуж за ротмистра Кавалергардского полка Александра Михайловича Полетику, служившего в одном полку со своим приятелем Дантесом.
В разыгрывавшейся драме отличавшаяся болезненным самолюбием Идалия полностью поддерживала Дантеса и всячески способствовала его ухаживаниям за Натали. По версии П. И. Бартенева, поведение Идалии Полетики было продиктовано местью: Александр Сергеевич якобы не внял некогда сердечным излияниям светской львицы. На протяжении всей своей долгой жизни (а прожила она 83 года) Идалия Григорьевна с необъяснимой ненавистью относилась ко всему, что было связано с именем Пушкина, к его посмертной славе. Зато Дантесу, убийце поэта, выказывала самые добрые чувства, состояла с ним в дружеской переписке.
А до рокового выстрела на Черной речке Идалия поддерживала приятельские отношения со своей кузиной Натали. Вот и в тот ненастный ноябрьский вечер Идалия пригласила жену поэта к себе, спешно покинув дом…
«Печальное послание»
Уже через два дня после этого злополучного визита, утром 4 ноября, Александр Сергеевич получил оскорбительное анонимное письмо. Что же прочитал поэт в этом послании, написанном измененным почерком? Вот его перевод с французского: «Кавалеры первой степени, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев, собравшись в Великий Капитул (в общем собрании своем) под председательством высокопочтенного Великого Магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина заместителем великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом Ордена. Непременный секретарь: граф И. Борх».
В тот же день поэту были переданы еще два письма, адресованных Елизавете Михайловне Хитрово и Владимиру Александровичу Соллогубу. Елизавета Михайловна, не распечатывая, отослала с нарочным полученное ею письмо к Пушкину, так же поступил и Соллогуб.
«Я занялся розысками, — писал поэт графу А. Х. Бенкендорфу. — Я узнал, что семь или восемь человек получили в один и тот же день по экземпляру того же письма, запечатанного и адресованного на мое имя под двойным конвертом».
Такие же письма получили Вяземские, Карамзины, братья Россет, Виельгорский — всего известно семеро адресатов. Четверо из них, прочитав письма, оставили их у себя. «Все дипломы были посланы друзьям Пушкина, а не врагам», — точно подметила Анна Ахматова.
Анонимка достигла цели — Пушкин вынужден был защищать свою честь и честь жены. Авторы грязного пасквиля не пожелали, конечно же, назвать своих имен. Но именно они составляли то общество, которое Пушкин раздраженно называл «свинским Петербургом». Слишком неудобен был поэт-вольнолюбец большому свету.
Но вернемся к истории с анонимным письмом: кем был все-таки Дмитрий Львович Нарышкин, чьим преемником нарек поэта некий «секретарь» «Ордена»? Доподлинно известно, что князь Дмитрий Нарышкин числился масоном и состоял мастером в петербургской ложе «Северных друзей», затем — в московской ложе «Сфинкс». Женат он был на красавице-княжне Марии Антоновне. Ее отец, варшавский бургомистр князь Четвертинский, погиб во время польского восстания. Оставшихся сирот — Бориса и Марию (в то время княжне шел шестнадцатый год) взял под свою опеку великий князь Александр Павлович, будущий император Александр I. Вскоре красавица Мария стала его любовницей, а в 1795 году была выдана замуж за князя Дмитрия Нарышкина. Однако, вступив на престол, Александр I не прервал с княгиней любовной связи. В браке Мария Нарышкина родила шестерых детей — сына и пять дочерей (трое из них были от Александра I, но все они умерли во младенчестве). Женой ее сына князя Эммануила Нарышкина (род. в 1813 г.) стала Александра Николаевна Чичерина. (Вспомним, что род Чичериных представлен в пушкинском родословии.)
…Итак, намек на князя Нарышкина в анонимном послании к поэту вовсе не случаен. Вот строки из книги П. Е. Щеголева «Дуэль и смерть „Пушкина“». «Надо поставить вопрос точнее: в кого метил составитель пасквиля, на кого он хотел указать Пушкину как на обидчика его чести? На Дантеса ли? Полно, так ли это? Не слишком ли мелко после пышного начала, после именования величавого рогоносца по высочайшей милости, кончить указанием на Дантеса! Не нужно ли взять выше: не в царственного ли брата обидчика чести Д. Л. Нарышкина, не в императора ли Николая метил составитель пасквиля? Для ответа не нужно искать данных, удостоверяющих факт интимных отношений царя и жены поэта, достаточно поставить и ответить положительно на вопрос, могли ли быть основания для подобного намека. И тут должно сказать, что оснований к такому намеку было не меньше, чем, например, к намеку на близкие отношения Дантеса к Н. Н. Пушкиной».
Сколько бы ни строилось домыслов и предположений, порой самых абсурдных, но, вероятно, Александру Сергеевичу было известно и нечто иное, о чем современным его биографам не дано знать. Во всяком случае, он точно знал, как и от кого нужно защищать честь своей фамилии, — вызов Дантесу был послан.