…Отзвуки пушкинских мечтаний можно найти и в поэтических набросках, написанных Болдинской осенью 1833 года:
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей…
Стальные рыцари, угрюмые султаны,
Монахи, карлики, арапские цари,
Гречанки с четками, корсары, богдыханы…
Богдыханы — так на Руси, еще в старинных грамотах, величали китайских императоров, для Пушкина они — «знакомцы давние, плоды мечты моей». Знал ли Александр Сергеевич, что своей китайской мечте — Великой Китайской стене — обязан он правителю Ин Чжэну, в будущем богдыхану Цинь Шихуанди, два тысячелетия назад возведшего это чудо света? По велению императора для защиты страны от вторжения гуннов на севере и армии рода Бей-Ю на юге соединены были старые крепостные стены и возведены новые. Первым из китайских императоров он стал именоваться именем Шихуанди — «божественным правителем». Этот титул носил и богдыхан из династии Цин Сюаньцзун, правивший империей в те самые годы, когда в Китай вместе с русским посольством собирался и Пушкин.
Не став реальностью, китайская мечта поэта обратилась в иную ипостась. Как точно пушкинские признания соотносятся с воспоминаниями Александры Смирновой, в девичестве Россет, близкой приятельницы поэта, ценившего ее за оригинальный ум и красоту:
«Я спросила его: неужели для его счастья необходимо видеть Фарфоровую башню и Великую стену? Что за идея ехать смотреть китайских божков? Он уверил меня, что мечтает об этом с тех пор, как прочел „Китайского сироту“, в котором нет ничего китайского; ему хотелось бы написать китайскую драму, чтобы досадить тени Вольтера».
Но для этого Александру Сергеевичу нужно было увидеть Китай собственными глазами. А драма Вольтера «Китайский сирота», о которой упоминает фрейлина Смирнова, по словам его создателя — «мораль Конфуция, развернутая в пяти актах». И в ней Вольтер оспаривает тезис Руссо, будто бы искусство способствует падению нравов в обществе.
…Медор с китайскою царевной…
Удивительно, — Пушкин всего дважды, и то в заметках, как бы мимоходом, упомянул Японию. А японские пушкинисты, в числе которых немало замечательных исследователей и переводчиков, помнят и гордятся этим.
Китаю, в этом смысле, повезло куда больше — Пушкин упоминает о Поднебесной, ее жителях, столице Пекине десятки раз. И даже в одну из глав «Евгения Онегина», по первоначальному замыслу, должны были войти и эти строки:
Конфуций … мудрец Китая
Нас учит юность уважать,
От заблуждений охраняя,
Не торопиться осуждать…
А ведь Пушкин писал первую главу своего романа в 1823-м, до знакомства с учеными-китаистами. Надо полагать, что философские воззрения Конфуция, как и учение «конфуцианство», имена китайских мудрецов и мыслителей были известны Пушкину еще с лицейских времен. А еще раньше, в детстве, поэт впервые услышал о древней загадочной стране и о многих ее чудесах — фантастических пагодах и дворцах, драгоценных нефритовых Буддах, бумажных фонариках и воздушных змеях…
«Ефугэни аонецзинь»
При жизни Александру Сергеевичу так и не удалось пересечь таинственную российскую границу. Но спустя столетия поэтический гений Пушкина сумел преодолеть не только государственные границы, но и хронологические, и самые, может быть, сложные — языковые…
Пушкина стали переводить в Китае. Его имя впервые было названо в изданной там «Российской энциклопедии» в 1900 году. А через три года китайские читатели уже могли держать в руках первую пушкинскую книгу на родном языке. «Капитанская дочка» вышла в свет с необычным названием: «Русская любовная история, или Жизнеописание капитанской дочери Марии». И с не менее экзотичным подзаголовком: «Записки о сне мотылька в сердце цветка». По-китайски название книги звучало так: «Эго цинши, сымиши мали Чжуань».
Затем были переведены «Станционный смотритель», «Метель», «Барышня-крестьянка», «Моцарт и Сальери». Но то, что Маша Миронова «заговорила» на китайском — можно назвать событием историческим. Ведь то был первый перевод в Китае русской прозы!
В литературном еженедельнике «Вэньсюэ чжоубао» с 1934 года начинают печатать переводы пушкинских поэтических шедевров. Под редакцией поэта Эми Сяо выходит сборник стихов Пушкина.
Но более всего китайцам полюбился «Евгений Онегин» («Ефугэни Аонецзинь» по-китайски) — известны, по крайней мере, шесть его переводов! «Легендарный роман в стихах „Евгений Онегин“ — это величайшее творение Пушкина», — восхищался литературовед Ций Цюбо.
В историю китайского пушкиноведения вошло имя Гэ Баоцюаня — самого блистательного переводчика русского поэта. Впервые в Москве побывал он еще в тридцатых годах. Последний раз, полвека спустя уже почтенным старцем, вновь приехал на родину любимого поэта поклониться святым пушкинским местам. В Михайловском, на празднике пушкинской поэзии в 1986-м, мне посчастливилось познакомиться с легендарным Гэ Баоцюанем и получить от него в подарок томик пушкинских стихов на китайском…
Китай открывал для себя Пушкина, открывал Россию, русскую душу, русскую культуру. А самого поэта (Пу-си-цзинь — так звучит на китайском «веселое имя» Пушкин!) стали почтительно именовать «отцом русской литературы»
«До стен недвижного Китая»
Грустный пушкинский юбилей — столетие со дня гибели поэта. Но каким эхом прокатились по всему миру торжества во славу русского гения!
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая…
В 1937-м в Шанхае при огромном стечении народа был открыт памятник Пушкину. В тот февральский день в красивейшей части города, на пересечении улиц Гизи и Пишон, царило праздничное оживление, звучала многоголосица: русская, китайская, французская речь.
Председатель Шанхайского Пушкинского комитета К. Э. Мецлер попросил всех склонить головы в память о русском поэте. Дочь генерального консула Франции госпожа Бодэз перерезала ленточку — и покров, скрывавший памятник, медленно опустился. Раздались ликующие звуки французского военного оркестра, и затем — русский хор исполнил «Коль славен наш Господь». Архиепископ Иоанн, свершив краткий молебен, окропил памятник святой водой. И к его подножию был возложен венок из живых цветов.
Церемониальным маршем мимо памятника поэту (его бронзовый лик был обращен на север, в сторону далекой родины) прошли ученики русских школ…
Первый памятник Пушкину в Азии вне пределов России, воздвигли в Шанхае! И создан он был благодаря тройственным усилиям — русских эмигрантов, китайских властей и французских дипломатов.
Но шанхайскому памятнику поэту довелось стать свидетелем не только славных торжеств — были в его истории и горькие годы забвенья. Уже в том же 1937 году Япония, оккупировав северо-восток Китая, начала войну за захват всей страны. И памятник русскому гению, ставший символом свободы и независимости — у его подножия всегда лежали цветы, — был тайно демонтирован. Его восстановили лишь в феврале 1947-го.
Затем пришел черед «культурной революции», и «шанхайский Пушкин» вновь помешал строить счастливую жизнь для китайского народа.
1987-й — год сто пятидесятилетия со дня гибели поэта, стал, по сути, третьим «рождением» пушкинского памятника в Шанхае. И, дай Бог, последним.
Ныне создано в стране и Всекитайское общество пушкинистов — в юбилейном пушкинском году огромным тиражом были изданы собрания сочинений поэта. Двухсотлетний юбилей русского гения праздновался в Китае на самом высоком государственном уровне. Ведь недавний глава Китайской Народной Республики Цзян Цзэминь относит себя к числу поклонников Пушкина и даже его стихи декламирует на русском.
Китайская ветка
…Жизнь сама дописала «китайскую страницу» в биографию поэта, которая вопреки всем законам бытия так и не завершилась в том далеком зимнем Петербурге, в старинном доме на набережной Мойки.
Пройдут десятилетия, и в середине двадцатого столетия семнадцатилетняя Елизавета Дурново, прапраправнучка поэта, выйдет замуж за китайца Родни Лиу. И свадьба эта будет отпразднована не где-нибудь, а в Париже, родном городе юной невесты.
Молодые супруги поселятся на Гавайях, близ Гонолулу. Там они обретут свой дом, там же появятся на свет пятеро их детей — два сына и три дочери: Екатерина, Даниэль, Рэчел,
Надежда и Александр. Семейство Лиу стремительно разрастается: дочери вышли замуж, сыновья женились, и уже в новых семьях рождаются дети, далекие потомки русского гения.
…Давным-давно, еще в Царском Селе, юный поэт-лицеист набросал шутливые строки:
Не владелец я Сераля,
Не арап, не турок я.
За учтивого китайца,
Грубого американца
Почитать меня нельзя…
Знать бы Пушкину, что в жилах его потомков будет течь и китайская кровь, а далекого пра…правнука назовут в его честь Александром! Русское имя соединится с китайской фамилией: потомок поэта в седьмом колене Александр Лиу мог бы так же легко разбирать китайские иероглифы, как и читать на русском стихи своего великого предка.
В пушкинском роду среди прямых потомков поэта был и профессиональный китаист — американец Джон Хенри Оверол. Китайским языком он владел в совершенстве и даже писал на нем стихи.
Правнук поэта граф Михаил Михайлович де Торби, живший в родовом лондонском имении Лутон Ху, снискал известность как художник, постигший каноны древнекитайской живописи. Его рисунки на рисовой бумаге до сих пор восхищают знатоков, равно как и собранная им великолепная коллекция китайского фарфора.
…Посмертная судьба поэта. Она богата причудливыми событиями, удивительными родственными и духовными связями. И еще — необычными воплощениями давних пушкинских замыслов и мечтаний.
Но не чудо ли это — когда в двадцать первом столетии китайский живописец изображает Александра Сергеевича в цилиндре и сюртуке, с неизменной дорожной тростью в руке, прогуливающимся по… Великой Китайской стене?