«Под миртами Италии прекрасной»
Кто знает край, где небо блещет…
Генерал… Покамест я еще не женат и не зачислен на службу, я бы хотел совершить путешествие во Францию или Италию…
Милостивый государь. В ответ на Ваше письмо ко мне от 7-го числа сего месяца спешу уведомить Вас, что Его Императорское Величество не соизволил удовлетворить вашу просьбу о разрешении поехать в чужие края, полагая, что это слишком расстроит ваши денежные дела, а кроме того отвлечет Вас от Ваших занятий…
«Я жажду краев чужих…»
Так и не удалось Пушкину вырваться за пределы России — «увидеть чуждые страны», не считая разве что его путешествия в Арзрум. «…Я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоеван: я все еще находился в России» — так писал поэт об этом столь знаменательном для него событии.
В Одессе, где Пушкин жил в 1823–1824 годах, им был задуман фантастический план побега на корабле в далекие страны, и княгиня Вяземская уже собирала деньги на его осуществление…
Придет ли час моей свободы?
Пора, пора! — взываю к ней;
Брожу над морем, жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
И во время своей ссылки в Михайловское в 1825 году Пушкин вновь замыслил самовольно покинуть Россию, что неминуемо грозило бы ему серьезными неприятностями. Добрейшая Прасковья Александровна Осипова, зная о крайне удрученном душевном состоянии поэта, просила Жуковского помочь Пушкину уехать за границу, чтобы «его талант, его поэтический гений» не погибли для России. Но и ее хлопоты не увенчались успехом…
Не довелось Александру Сергеевичу уплыть в дальние края на пироскафе, на борту которого он себя уже представлял в том столь важном для него 1830-м, когда от слова божественной Натали зависело решительно все: его жизнь, судьба, счастье…
«Никогда еще не видал я чужой земли, — признавался поэт в своем „Путешествии в Арзрум“. — Граница имела для меня что-то таинственное; с детских лет путешествия были моею любимою мечтою».
В кипящий ли Париж, туда ли наконец,
Где Тасса не поет уже ночной гребец,
Где древних городов под пеплом дремлют мощи,
Где кипарисные благоухают рощи,
Повсюду я готов. Поедем…
Но так и не дождались поэта ни королевские дворцы Франции, ни красоты вожделенной Италии. В земной судьбе Пушкину определено было странствовать лишь по российским дорогам.
А его близкие друзья — князь Петр Андреевич Вяземский, Елизавета Михайловна Хитрово, урожденная Голенищева-Кутузова, и ее дочери — графини Долли Фикельмон и Екатерина Тизенгаузен, княгиня Зинаида Волконская — без особых хлопот коротали промозглые петербургские зимы в Риме и Неаполе, а по весне отправлялись в Венецию.
…Я негой наслажусь на воле,
С венециянкою младой,
То говорливой, то немой,
Плывя в таинственной гондоле…
Вряд ли знал Пушкин, что за столетие до его рождения молодые стольники Юрий Ржевский и Иван Головин, два его прапрадеда, обучались в Венеции морским наукам.
В 1820-х годах совершил путешествие по итальянским городам лицейский друг поэта «Кюхля» — Вильгельм Кюхельбекер.
Италия манила Пушкина, дразнила и волновала его поэтическое воображение:
Адриатические волны,
О Брента! нет, увижу вас,
И, вдохновенья снова полный,
Услышу ваш волшебный глас!
Пожалуй, лишь в Одессе Пушкину удалось почувствовать колорит полуденной Европы, услышать на ее улицах «язык Италии златой»[102]. Кстати, там же ему довелось встретить своего дальнего родственника Михаила Бутурлина, вместе с поэтом служившего в канцелярии графа М. С. Воронцова. Но дружбы с 17-летним «кузеном» не получилось: приехавший из Флоренции молодой Бутурлин, где в то время жила его семья, получил строгий наказ от отца (Дмитрий Петрович Бутурлин, его отец, — известный библиофил, друг родителей поэта и их московский сосед) держаться подальше от вольнодумца Пушкина…
Италия, страна грез, стала своеобразным некрополем для многих близких Пушкину людей, любивших его и любимых им. Первым этот горестный список открыл лицейский товарищ поэта Николай Корсаков. Он умер юношей во Флоренции в 1820 году, находясь там при русской дипломатической миссии, «увял во цвете лет».
В Италии нашла свой последний приют 22-летняя красавица Амалия Ризнич, в которую Пушкин был влюблен в Одессе и чей классический профиль любил поэт рисовать на страницах рукописей.
В романтической Венеции скончалась Долли Фикельмон, одна из умнейших и обаятельнейших женщин Пушкинской эпохи. Римский собор Св. Винченцо и Анастазио, что близ знаменитого фонтана Треви, стал усыпальницей «царицы муз и красоты» Зинаиды Волконской. В Вечном городе умерла от чахотки и похоронена 18-летняя княжна Прасковья, дочь Петра Вяземского.
По странной прихоти судьбы первый в мире памятник Пушкину появился именно в Италии. Памятная мраморная стела была воздвигнута княгиней З. А. Волконской на ее прекрасной римской вилле сразу же, как только горькая весть о гибели поэта донеслась до нее.
И век мне не видать тебя, великой Рим,
Последнею мольбой смягчая рок ужасный,
Приближьте хоть мой гроб к Италии прекрасной!..
«Счастливец! он видел Рим и Везувий!», — восторженно восклицал Пушкин, узнав о возвращении в Россию одного из знакомцев.
Семейная одиссея Воронцовых-Вельяминовых
…Я уезжала в Италию. Из моей двухнедельной поездки, что пришлась на май 1995-го, всего лишь день выпадал на Флоренцию. И мне во что бы то ни стало нужно было встретиться там с Анной Георгиевной Тури, прапраправнучкой Пушкина.
В квартире отца, как и прежде, при его жизни, всю стену самой большой комнаты занимает огромное бумажное полотнище — составленное им полное пушкинское родословие. Почему-то из множества родовых ветвей, что дали дети поэта — старший, Александр, и младшая, Наталия, именно эта, ведущая во Флоренцию к Анне Тури, отчеркнута отцом красным карандашом. Словно мой путь туда был уже предначертан… Еще раз пытаюсь мысленно распутать генеалогический клубок, проследить хитросплетения родственных нитей. Пушкинское древо на схеме будто перевернуто: корни рода, уходящие в глубь столетий, тянутся вверх к древним историческим пластам, где сияют великие имена; а густая крона, сложившаяся из имен и титулов наследников поэта, буйно разрослась внизу.
Вот и она — Анна Георгиевна Тури, урожденная Воронцова-Вельяминова. Родилась в декабре 1944 года в Париже. Ее родители — Георгий Михайлович Воронцов-Вельяминов и Татьяна Васильевна Дерюгина. От четы Воронцовых-Вельяминовых дочерние линии ведут к Анне и к ее младшей сестре Надежде, в замужестве Бэр, живущей ныне в Париже.
Георгий Михайлович хоть и прожил всю жизнь во Франции, куда он и его младший брат Владимир были привезены еще детьми, но духовных связей с Россией не прерывал. Инженер по образованию, по призванию и по крови — истинный пушкинист-исследователь, он знал и любил Россию, страну своих великих предков. Родительский дом Анны был настоящим Русским Домом в Париже, где бережно хранились все давние семейные традиции. Именно Георгию Воронцову-Вельяминову удалось разыскать в частном музее небольшого французского городка дуэльные пистолеты[103] — «Лепажа стволы роковые», одним из которых на поединке был смертельно ранен поэт. (После Парижской выставки 1937 года их следы затерялись.) Не единожды праправнуку поэта доводилось бывать в Ленинграде, в Москве и в Михайловском, и всякий раз коллекции пушкинских музеев пополнялись подаренными им новыми документами, фотографиями, книгами.
От Георгия Воронцова-Вельяминова родовая линия ведет вверх — к его отцу Михаилу Павловичу. Это он в тревожном 1917-м принял решение покинуть Россию с ее войнами и смутами и перебраться на время в более спокойную страну. На первых порах пристанищем для молодой семьи стала Германия, потом — Франция, где Воронцовы-Вельяминовы обосновались крепко и надолго. Бывшему лицеисту (Михаил Павлович окончил тот же Царскосельский лицей, что и его великий прадед), а позже — депутату 4-й Государственной думы, довелось в Париже пройти крестный путь русской эмиграции. Приходилось браться за любую работу: водить такси и разносить молоко, инкрустировать шкатулки и торговать книгами. Зато своим сыновьям, Георгию и Владимиру, сумел он дать достойное образование, а главное, воспитать их русскими людьми. И, свершив свой земной путь, шестидесятипятилетний правнук Пушкина обрел вечный покой на знаменитом кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.
Михаил Павлович был четвертым ребенком в семье Наталии Александровны, урожденной Пушкиной, и Павла Аркадьевича Воронцова-Вельяминова. Кроме Михаила, было еще два сына: Григорий, умерший во младенчестве, и Феодосий; и три дочери: Мария, София и Вера.
Наталия Александровна, в будущем — мать этого большого и дружного семейства, родилась в августе 1859 года в Петербурге, где в то время служил ее отец, Александр Александрович Пушкин, старший сын поэта. Наталия была первым ребенком, вслед за нею появились на свет еще десять братьев и сестер. К рождению своей внучки, нареченной в ее честь, Наталия Николаевна Пушкина-Ланская связала гарусное одеяльце, чудом сохранившееся и до наших дней.
И хотя к тому времени у Наталии Николаевны были уже внук и внучка (от младшей дочери Таши), представить божественную Натали в облике бабушки — задача сверхсложная. И тем не менее, бабушкой, равно как женой и матерью, она была замечательной. Правда, отмерено было жить ей, Наталии Николаевне, совсем немного. Видно, природа не смогла допустить разрушите