Современные фотографии юного поколения фон Ринтелен гармонично вписались в интерьер гостиной, где на стенах давно уже заняли привычные места портреты их далеких предков: Александра Пушкина и принца Николауса Нассауского. А на книжных полках с фолиантами патриархов немецкой поэзии: Гёте, Шиллера и Гейне — соседствуют пушкинские томики.
Одна из самых дорогих реликвий для Клотильды — хранящийся у нее мраморный бюст ее прабабушки, где дочь поэта предстает во всем блеске молодости и красоты!
Но семейная реликвия не всегда находится дома, в гостиной, — ныне она в музейной экспозиции. Музей истории Висбадена совсем неподалеку от Бибрихского дворца, что красуется на берегу Рейна и парадная лестница которого помнит легкую поступь графини Меренберг, не раз бывавшей здесь со своим супругом на великосветских приемах…
Клотильда любит вспоминать о первом госте из России Ираклии Андроникове. Та знаменательная встреча произошла в 1967-м, более сорока лет назад.
Считалось, что в семье хранились пушкинские рукописи, но прочесть их никто не мог. Андроников объяснил тогда, что рукописи не что иное, как писарские копии писем Пушкина, сделанные, вероятно, еще при жизни Наталии Николаевны.
Ко времени встречи с Андрониковым первенцу Клотильды сыну Александру исполнился лишь год. Гость тогда поинтересовался:
— Имя дали в честь Пушкина?
Ответ Клотильды его удивил:
— Нет, в честь другого Александра.
Тем, другим, был русский император Александр II.
В памяти Ираклия Луарсабовича осталась «высокая, с узкой талией, роскошными плечами и маленькой головой» молодая женщина. В ее облике он разглядел некое «сходство с женой Пушкина», а «в вырезе и изгибе ноздрей» — пушкинские черты.
Именно ему, замечательному исследователю, покорившему ее своим обаянием и влюбленностью в Пушкина, она подарила интереснейший документ — свидетельство, выданное Наталии Дубельт на право жить с детьми отдельно от мужа.
Влюбленная прабабушка
С детства Клотильда слышала о первой любви своей прабабушки: та страстно, со всем жаром юности влюбилась в князя Николая Орлова. Молодой человек также отвечал ей взаимностью, и дело шло к свадьбе. Но… Неожиданно для всех Натали Пушкина вышла замуж за Михаила Дубельта. И никто не знал — почему?
— Знаете, где был ответ? — Клотильда раскрывает настенный шкаф. — Да вот в этой коробке из-под посылки! Здесь хранился роман моей прабабушки Наталии!
То были листы старой бумаги с готическим немецким текстом. Их моя тетя Александра де Элия, урожденная графиня фон Меренберг, прислала отцу из Аргентины. Наша радость — ведь мы думали, что получили ценную посылку от богатой тетушки и сможем теперь наладить нашу жизнь (время — послевоенное, и жили мы бедно) — сменилась разочарованием: в пакете оказалась лишь кипа бумажных листов. Читать их никто не стал, и мой отец в расстройстве забросил ненужный подарок в шкаф, на антресоли!
Прошло много-много лет… Меня впервые пригласили в Россию, в город Пушкин, на юбилей Лицея, где учился мой великий предок. Странно: ему не давался немецкий, а я тогда не знала ни слова на его родном языке. Мне очень захотелось прочесть стихи Пушкина в подлиннике, и я начала брать уроки русского.
На рукопись она наткнулась случайно. И увидела, что некоторые слова написаны по-русски латинскими буквами! Значит, безымянный автор знал русский язык! Стала вчитываться в роман, разбирать фразы на старонемецком. И… сделала открытие: автором романа была Наталия Пушкина! Дочь поэта описала в нем свою молодость, историю любви и коварства. В те интриги, что плелись вокруг влюбленных, были замешаны тайная полиция, высшие чины царской России! И, уж конечно, сделано все, чтобы расстроить брак Пушкиной с князем Орловым. И тогда юная Наталия из отчаяния и упрямства вышла замуж за Михаила Дубельта.
Вся эта история рассказана искренне, почти исповедально, от имени главной героини, носящей русское имя Вера. Роман — не вымысел, дочь поэта Наталья Пушкина написала о себе — своей необычной жизни, полной страстей, интриг, разочарований и любви…
Вот уж, поистине книги имеют свою судьбу! Рукопись, обретенная в Висбадене, ныне переведена на русский, и публикация романа дочери Пушкина в России стала настоящей литературной сенсацией недавних лет! Да и сама жизнь Наталии Александровны, унаследовавшей красоту матери и вольнолюбивый страстный характер отца, так похожа на приключенческий роман…
А представление необычной книги состоялось в пушкинском музее в Москве, где Клотильда фон Ринтелен — всегда самая желанная гостья!
Издана книга и в Германии на языке оригинала. И все это благодаря энтузиазму далекой наследницы поэта.
…«Однако ж я ей обязан жизнию!» — эти последние строки пьесы Пушкин вложил в уста одному из ее героев Францу, помилованному благодаря заступничеству «благородной девицы» Клотильды.
Верно, в слегка измененном виде те же слова могла бы произнести и сама Клотильда фон Ринтелен. Но и Александр Пушкин, подаривший жизнь своей праправнучке, обязан ей памятью!
— Когда Натали встретила на балу своего принца, они танцевали всю ночь напролет! — Клотильда не скрывает своего волнения, — Сколько потом было пересудов! Она выбрала свой путь и была счастлива с моим прадедом. И я не могу не быть бесконечно ей благодарной.
Любовный роман Наталии Пушкиной имел долгое-долгое продолжение: от «немецкой ветви» древа поэта пошли в рост — «английская» и «швейцарская»… Русский поэт оказался в родстве с лордами, баронами, маркизами, графами, королевскими особами Виндзорского Дома. Ныне уже им гордиться славным родством с Пушкиным!
…Мы прощаемся. Благодарю за радушный прием супругов фон Ринтелен. Александр (он блестяще владеет русским!) дарит мне календарь с видами Висбадена и свою книгу, посвященную истории семьи Пушкиных-Нассауских-Романовых. На обложке — портреты красавицы-графини и ее принца. Они неразлучны, как и прежде: в любви, в судьбе, в памяти далеких потомков.
…Для полного счастья и душевного спокойствия поэту не хватало, пожалуй, одного — он никогда не бывал за границей. Как обогатилась бы русская культура, да и немецкая тоже, если бы Пушкину дарована была милость увидеть чужие, неведомые ему края! Но каким непостижимым образом осуществилась его мечта!
Создатель знаменитого портрета поэта Орест Кипренский хотел представить свое творение в галереях самых известных европейских городов. Но передвижная выставка, им задуманная, так и не состоялась. А пушкинское посвящение художнику стало хрестоматийно известным.
Не перечесть ныне всех городов не только в Европе, но и в мире, где ныне «известен вид» поэта. Но изо всех немецких городов Пушкиным упомянут лишь Дрезден. Список можно продолжить: это Веймар и Дюссельдорф, где воздвигнуты памятники поэту, это Бонн, где живет блестящий переводчик и создатель немецкого пушкинского общества доктор Рольф-Дитрих Кайль, и, конечно же, Дрезден и Берлин.
И все же, самый пушкинский город в Германии — Висбаден. Вот уже третье столетие соединен он с русским гением кровными узами родства. Немецкий город земли Гессен с «пушкинской кровью».
«Да здравием цветет его семья»
Благодарю Вас за воспоминанья…
«Я чрезвычайно дорожу именем моих предков, этим единственным наследством, доставшимся мне от них», — не единожды признавался поэт. И столь же незапятнанное и славное имя надеялся передать потомкам.
В последние годы жизни Александр Сергеевич, по свидетельству друзей, постоянно обращался к Евангелию, одной из любимейших своих книг. Перечитывая строки божественного писания, он вряд ли мог не заметить откровений святого Иоанна: «Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни…»
Пушкин принадлежал к тем немногим Избранным. Его хранила сень старинного фамильного древа, питала его гений.
Да и сам поэт всегда «со вниманием вслушивался в генеалогические исследования…». Ему не довелось видеть собственного, столь могучего и разветвленного древа родословия, где со всей полнотой были бы представлены родственные связи и свойственные отношения. Но свою сопричастность с отечественной историей и древним родом Пушкин ощущал остро, оттого-то и мыслил «показать историю домашним образом».
«Но что, в сущности, давала душе Пушкина эта любовь к предкам? — вопрошал Иван Сергеевич Аксаков. — Давала и питала лишь живое, здоровое историческое чувство. Ему было приятно иметь через них, так сказать, реальную связь с родною историею, состоять как бы в историческом свойстве и с Александром Невским, и с Иоаннами, и с Годуновым. Русская летопись уже не представлялась ему чем-то отрешенным, мертвою хартией, но как бы и семейною хроникой…»
Пушкинское родословие неотделимо от судеб России. И для поэта понятия «честь отечества» и «семейная честь» были равнозначными. «Никто не вздумал заступиться за честь своего отечества», — горестно заметил Пушкин в одной из своих последних статей.
Дуэль с Дантесом — это поединок за доброе имя и усопших прадедов поэта, и будущих правнуков. Не дай Бог «заслужить бесчестье в род и род!».
«…Имя твое сделалось народною собственностью», — будто бы предрек Вяземский другу-поэту еще в 1825 году. Но была и оборотная сторона славы. В чем только не упрекали Пушкина бойкие газетные писаки: то в аристократизме, то, напротив, в низменном происхождении — и прадед-то его был куплен пьяным шкипером за бутылку рома, и мать-де мулатка, а он сам всего-навсего — мещанин во дворянстве.
Александр Сергеевич гордился равно и своим многовековым дворянством, и родословной матери, внучки царского арапа. И эту фамильную гордость он ставил порой превыше литературных заслуг. Удивительно откровение поэта: «…предпочитать свою собственную славу славе целого своего рода была бы слабость неизвинительная». Дорогое признание…
В пушкинском наследии есть еще одна строка, неприметная на первый взгляд, но полная глубочайшего смысла. «…Их потомство пресмыкалось в неизвестности», — записал Пушкин о родственниках Жанны Д’Арк в роковом для него январе 1837-го. Страшные по своей точности и силе слова: «в неизвестности» потомство не жило, не существовало, а «пресмыкалось». Но когда внук «с трудом может назвать и своего деда» — такая беспамятность тоже страшна.