[40] Убытки, связанные с приобретением и затем продажей оказавшегося ненужным дома в Опочке были, несомненно, лишь незначительной частью тех убытков, которые понёс Исаак Абрамович в этой авантюре. В том же 1790 году ему пришлось заложить своё имение.
Самые большие неприятности ему причинила и поставила на грань полного разорения всё та же Устинья Толстая, с которой он свёл знакомство, разумеется, через Осипа Абрамовича. Воспользовавшись его непрактичностью и легковерием, эта ловкая особа сумела втянуть его в сомнительные денежные махинации. На основании какой-то договорённости Толстая дала некоей подпоручице Крыгеровой вексель на 8500 рублей за Исаака Абрамовича, а с него взяла расписку, что он обязуется по этому векселю уплатить. В то же время она якобы ещё давала младшему Ганнибалу крупные суммы взаймы наличными. Исаак Абрамович в срок по векселю не уплатил и долга не вернул, в результате чего, по словам Толстой, её, как заёмщицу, даже брали под стражу и продали с публичных торгов часть принадлежащего ей родового имения. Маловероятно, что заверения Устиньи Ермолаевны соответствуют действительности и Исаак Абрамович называемые ею суммы полностью получил. В её честность и бескорыстность поверить трудно. Всё это очень смахивает на аферу, вроде той, которую Устинья Толстая учинила с Осипом Абрамовичем. Тот же «почерк», тот же метод вымогательства обманным путём.
Ещё одно убедительное свидетельство того, что главной пружиной всех печальных приключений Осипа Абрамовича была эта хитрая, корыстолюбивая, склонная к аферам женщина.
Толстая подала на Исаака Абрамовича в суд, а 10 февраля 1796 года обратилась с челобитной на «высочайшее имя», где клялась в «приверженности» ко всей фамилии Ганнибалов и в то же время самым решительным образом формулировала свои требования: «заплати господин Ганнибал по векселю, за него мною данному подпорутчицы Крыгеровой, возврати проданное моё родовое за оный долг имение и отдай мне один настоящий по векселю и по обязательству его капитал». Когда эта челобитная была «оставлена без рассмотрения», Толстая с обычной своей хваткой снова обратилась в судебные инстанции Пскова и Петербурга. Сначала ей было отказано, но она сумела добиться пересмотра дела, и оно решилось в её пользу. Исаак Абрамович попал в крайне затруднительное положение. Его арестовали и «яко совершенного преступника» под караулом препроводили в столицу, где некоторое время держали в арестантской.
В течение 1798—1803 годов, пока тянулось дело, он неоднократно обращался с прошениями к генерал-прокурору князю А. Б. Куракину, министру юстиции Г. Р. Державину и на «высочайшее имя».
В прошении, поданном Александру I в июле 1801 года, он так характеризовал своё положение: «Имея 15 человек детей, из коих трое сыновей продолжают действительную службу, а трое находятся в корпусах; из дочерей же две находятся в военном Сиротском корпусе, а пять остаются при мне — не малое надлежало употребить иждивение для доставления одного только содержания, потребного к сохранению бытия их, кольми паче для усовершенствования воспитания приличными наставлениями и науками. От сей уже одной причины имущество моё и жены моей, состоящее из 300 душ, неминуемо должно было прийти в истощение и уменьшение,— но к сему присоединились ещё случайные обстоятельства: четырекратный пожар и другие неблагоприятности, которыя в конец разрушили моё состояние, необходимым впадением в немалые долги, за удовлетворение коих, сверх понесённых мною жестоких злостраданий, лишился ныне всего имущества, а семейство моё подверглося совершенной гибели, лишася пропитания, покрова и самой надежды к своему спасению». Дальше, указывая, что в связи с закрытием лесного управления лишился и места оберфорштмейстерского во Псковской губернии, которое составляло его «единственную подпору», просил «о взятии вышеозначенного родового… имения в банк» с выдачею ему на уплату долгов 25 тысяч рублей, «расположа уплату сей суммы по годам».
Не получив ответа на это прошение, Исаак Абрамович в июне 1803 года обращался с челобитной к Г. Р. Державину. Он жаловался на жестокость, бессердечие, с которыми действует против него Устинья Толстая, добиваясь полного его разорения. Ещё раньше, в прошении князю Куракину, он говорил о ней: «Источник нещастия моего есть капитанша Устинья Толстая… коей я по единственной моей оплошности и простодушию дал расписку, что заплатить за неё данной ею поручику Крыгеру в восьми тысячах пятистах рублях вексель». Теперь, в прошении Г. Р. Державину, он писал: «С давних лет начавший угнетать меня неблагополучия в таких предприятиях, кои казалися соответствующими истинной пользе моей, вовлекли меня в долговые обязательства с капитаншею Устиньею Толстой… Что всего бедственнее, что я имею дело с таким человеком, коего сердце чуждо сострадательности — вся толпа моего семейства естли бы превратилась в потоки слёз, едва ли может возбудить к себе соболезнование; не получа ещё успеха в деле своём, в бытность свою в Пскове [она] огласила, к крайнему прискорбию, что она единым только порабощением меня с семейством останется довольною, щитая выигрыш свой как бы вещию маловажною»[41].
Державин, как и в тяжбе Петра Абрамовича с женой, в данном случае пытался найти компромиссное решение и покончить дело миром, но Толстая на «полюбовное соглашение» не пошла.
Исаак Абрамович за неуплату долгов был заключён в тюрьму и вскоре, в 1804 году, умер. Обстоятельства его смерти и место захоронения не выяснены.
Дальнейшие заботы как о семье, так и об имении целиком легли на плечи овдовевшей Анны Григорьевны, которая и раньше не только была заботливой матерью, умелой хозяйкой, но стойко делила с мужем все его тяготы и неприятности.
Мы фактически ничего не знаем об этой мужественной женщине, хотя она достойна нашей памяти среди тех людей, которые, несомненно, были знакомы Пушкину и должны были вызывать его уважение и сочувствие, хотя он сам о них и не упоминал.
Надо заметить, что жёнам в судьбе ганнибаловского рода и ганнибаловской вотчины — Христине Матвеевне, Марии Алексеевне, Ольге Григорьевне, Анне Андреевне — вообще принадлежит более значительная роль, чем об этом обычно говорится. Причина тому, конечно, почти полное отсутствие фактических данных.
Когда началось преследование Исаака Абрамовича со стороны Устиньи Толстой, Анна Андреевна дважды подавала прошения на «высочайшее имя», прося принять в «Вспомогательный для дворянства банк» имения не только мужа, но и свои, с тем чтобы получить ссуду, необходимую для оплаты долгов мужа, а также ходатайствуя об устройстве их малолетних детей в воспитательные учреждения. Ссуду не выдали, но детей после этих просьб определили — четверых сыновей в кадеты, в разные корпусы, четырёх дочерей, кто постарше, в Военно-сиротский дом. Анне Андреевне все дети обязаны своим первоначальным воспитанием, по тем временам неплохим, а многие и устройством дальнейшей своей судьбы.
Известно, например, что старшая её дочь Екатерина была образованным человеком, владела французским и немецким языками. С нею поддерживала дружеские отношения Надежда Осиповна Пушкина. Екатерина Исааковна вышла замуж за состоятельного островского помещика Ивана Карловича Меландера. Их дочь Полина Ивановна была замужем за командиром стоявшего в Острове полка — полковником, впоследствии генерал-лейтенантом, В. Я. Кирьяковым. В имении Меландеров Суходольцеве, близ Острова, не раз гостили Н. О. и С. Л. Пушкины. И для других своих дочерей Анна Андреевна сумела сыскать достойных мужей.
Сыновья все вышли в офицеры, моряки и артиллеристы. Некоторые потом служили по гражданской части. Старший Яков служил во флоте, вышел в отставку в 1798 году лейтенантом, потом имел чин коллежского асессора. Пётр и Дмитрий вышли в отставку поручиками, Александр — корнетом. Семён, выйдя в отставку, получил чин 12-го класса (с ним имел дружеские и деловые связи Сергей Львович). Павел дослужился до подполковника (об этом незаурядном человеке, весельчаке и острослове, о его трагической судьбе подробнее скажем ниже). Многие сыновья Исаака Абрамовича и Анны Андреевны — участники Отечественной войны.
В 1810-е годы в Воскресенском всё ещё хозяйничала Анна Андреевна (умерла не ранее 1826 года), хотя большая часть имения была продана за долги ещё в 1800-х годах. Кто из детей жил там с нею постоянно, неизвестно. Но в летнее время многие слетались в родное гнездо. И тогда, несмотря на все невзгоды, в доме и парке Воскресенского бывало шумно и весело, царила присущая ему атмосфера гостеприимства и доброжелательства. Собирались не только домочадцы, но и близкие и дальние родичи и соседи. Хлопали пробки. Под звуки фортепьяно или любительского оркестра кружились в вальсе пары. До глубокой ночи не смолкали шутки и песни[42].
В такое-то время, в 1817 и 1819 годах, здесь мог познакомиться со многими своими двоюродными дядями, тётками и другими родственниками юный Пушкин. А с некоторыми из них поддерживал знакомство и позже, в 1820-е и 1830-е годы.
Ганнибаловская вотчина — псковские владения «арапа Петра Великого» Абрама Петровича Ганнибала, его детей и внуков. Всё, что видел, слышал, узнал здесь Пушкин, люди, с которыми здесь встречался, не забылись поэтом, оставили особый след и в его творчестве.
Год 1817
Впервые в Михайловском
«Вышед из Лицея, я почти тотчас уехал в Псковскую деревню моей матери. Помню, как обрадовался сельской жизни, русской бане, клубнике и проч….» Так начал Пушкин дневниковую запись, сделанную в Михайловском позднее, 19 ноября 1824 года (обрывок листа с этим текстом случайно сохранился, когда поэт после декабрьских событий 1825 года уничтожал все свои записки).
Свидетельство об окончании Лицея Пушкин получил 9 июня 1817 года, 3 июля подал прошение в Коллегию иностранных дел, куда был зачислен на службу, о предоставлении ему отпуска для выезда в Псковскую губернию по домашним делам, 8-го получил соответствующий «пашпорт» и на следующий день был уже в дороге.