По-видимому, дважды — осенью 1824 года и затем год спустя в Сафонтьеве побывал Пушкин. 11 августа 1825 года он писал П. А. Осиповой из Михайловского в Ригу: «Я рассчитываю ещё повидать моего двоюродного дедушку,— старого арапа, который, как я полагаю, не сегодня-завтра умрёт, а между тем мне необходимо раздобыть от него записки, касающиеся моего прадеда». В этот раз ему удалось получить хранившуюся у Петра Абрамовича копию немецкой биографии прадеда, которую видел ещё в 1824 году, и начало автобиографических записок самого Петра Абрамовича. Как и предполагал Пушкин, вскоре, 8 июня 1826 года, в возрасте 84 лет, Пётр Абрамович скончался и был похоронен на Пятницком погосте, в трёх верстах от Сафонтьева[184].
Михайловское, Петровское, Воскресенское, Тригорское относились к Опочецкому уезду, и владельцы их назывались опочецкими помещиками. Иногда говорили «в Опочке», имея в виду «в Михайловском». Так, Василий Львович Пушкин сообщал Вяземскому: «брат Сергей Львович живёт в Опочке», а Жуковский писал Пушкину: «Ты возвратишься в свою Опочку», письма адресовал: «Александру Сергеевичу Пушкину в Опочку».
Пушкин знал город Опочку лучше других «окрестных городков», потому что больше имел с ней дело, попадал туда чаще, и не только проездом, хотя было до неё дальше, чем до Новоржева, — 40—45 вёрст.
Опочка с её присутственными местами, судебными палатами, дворянской опекой и духовным управлением, больницей, богадельней, тюрьмой, девятью питейными домами, тремя винными погребами и двумя начальными училищами, была типичным уездным городом. Улицы почти все были немощёные; дома деревянные, в один этаж, лишь изредка встречались купеческие особняки побогаче — с мезонином и садом, обнесённым забором. Каменных строений насчитывалось с десяток — казённые здания, дома именитых купцов Порозовых, Куколькиных, большой Спасо-Преображенский собор на площади (по преданию, построенный знаменитым Растрелли). Своеобразие городу придавали река Великая, здесь широкая, полноводная, обнимающая своими рукавами зелёный островок-городище, да многочисленные сады.
Первое знакомство поэта с Опочкой состоялось 9 августа 1824 года, когда его, едущего из Одессы, встречал здесь на почтовой станции михайловский кучер Пётр и здесь меняли лошадей — почтовых на собственные.
Пушкин и его тригорские друзья не раз совершали сюда «путешествия».
Что могло интересовать поэта и его тригорских друзей в этом уездном городке? Живописные следы старины, многолюдные ярмарки, славившиеся на всю округу, бойкая торговая жизнь, танцевальные вечера и балы, которые регулярно устраивало местное дворянство, или встречи с офицерами квартировавшего здесь гвардейского полка?
Опочка — один из древних городов псковской земли. Псковичи заложили его в 1414 году как пограничную крепость для защиты от набегов литовцев и поляков. Название город получил, по-видимому, от имеющегося здесь известкового камня — опоки. На гербе Опочки в нижней части щита изображена «пирамидально сложенная куча известкового камня, называемого опока, означающего имя сего города, в голубом поле». Пушкин ещё имел возможность осматривать остатки древней крепости и «посредственной вышины» вал, на островке посреди Великой. Островок стоял «в пусте», но выразительно напоминал о том времени, когда здесь, на литовском рубеже, развёртывались бурные, полные драматизма события.
С начала XVIII века Опочка утратила военное значение, однако она, одна из всех близлежащих крепостей — Воронича, Велья, Заволочья, Красного,— сохранилась как город. Объяснялось это чрезвычайно выгодным её местоположением. Город раскинулся по обе стороны реки Великой, на большом издревле известном почтовом тракте. Ещё в первой четверти XVI века тракт этот описал направлявшийся в Москву посол римского императора Максимилиана Сигизмунд Герберштейн в своих «Записках о Московии». Существовал он до середины XIX века, когда было проведено Киевское шоссе.
По этому тракту, через Опочку, главным образом шла почта в Михайловское и Тригорское, доставлялись посылаемые из Петербурга книги и журналы.
Выгодное местоположение позволяло опочанам вести обширный торг, благодаря чему город был не в пример богаче большинства себе подобных. В описании Опочки и её уезда, составленном в конце XVIII века при генеральном межевании, говорится: «Жители в городе большей частью купцы и мещане, торг имеют разными шёлковыми, шерстяными и прочими товарами не в одном городе Опочке, но и в других, закупают лён, пеньку, масло, мёд, воск, юфту, которые отправляют в города С.-Петербург, Псков, Ригу, Ревель и Новгород до города Пскова, а от оного водою и сухим путём, водою же по реке Великой через озеро Псковское полубарками, и женщины упражняются в домашних рукоделиях». Опочецкая пенька, лен, сало и прочие товары через Петербургский, Рижский, Ревельский порты уходили и за границу.
В опочецких лавках и на ярмарках тригорские барышни могли найти те товары, которые помогали им, живущим в деревенской глуши, не отставать от столичной моды. Ярмарки в Опочке происходили несколько раз в году. Самые большие — зимняя («крещенская») 19 января и летняя («петровская») 13 июля. На большой Соборной площади, примыкающих к ней улицах, вдоль торговых рядов до самой Великой собирались многие тысячи людей всех званий, возрастов и достатков. Являлись весёлые скоморохи и тянувшие псалмы убогие. Купцы съезжались не только из Псковской, Петербургской и других ближайших губерний, но даже из-за границы. Пушкин, несомненно, рад был потолкаться среди пёстрой толпы, полюбоваться яркой картиной ярмарочного торга, вслушаться в своеобразную местную речь.
К главным ярмаркам приурочивались, как правило, главные балы. Специальной залы в городе не существовало. Помещение предоставлял кто-нибудь из окрестных помещиков, имевших городской дом, или из богатых купцов. Танцевали под духовой оркестр стоявшего в городе полка. «Музыка полковая», конечно, являлась душою бала.
В иные годы квартировали в Опочке самые славные гвардейские полки. О лейб-гвардии гусарском полку один из местных обывателей восхищённо писал в своём дневнике: «…то-то уж полк! У нас такова никогда не стаивало, да, я думаю, и не быть! Солдаты-молодцы, офицеры-хваты и пребогаты; почти все княжеские и графские фамилии».
Вслед за гвардейскими полками в Опочку тянулись поставщики из других городов. Тот же опочецкий обыватель отметил, что купец из Риги приехал «с разными лучшими винами, для продажи у нас находящемуся лейб-гусарскому полку, и продал он все в неделю, было 5 возов»[185]. Среди офицеров-гвардейцев у Пушкина могли оказаться старые приятели, с которыми он не прочь был повидаться.
Старожилы указывали дома, где останавливался Пушкин,— опочецкого священника Опоцкого, купцов Лапина и Порозова на Старорынковской улице, против Успенской церкви[186].
Опочецкий уездный предводитель дворянства Алексей Никитич Пещуров был человеком неглупым, образованным и притом достаточно ловким. Он пользовался уважением и доверием начальства, а впоследствии сделал блестящую карьеру — стал псковским гражданским губернатором, тайным советником и сенатором.
После избрания в декабре 1822 года уездным предводителем он постоянно жил с семьёй в своём имении Лямоново. Семья была большая — пять дочерей и два сына. Жена, Елизавета Христофоровна, урождённая Камнено, приходилась родной сестрой жене кишинёвского вице-губернатора Крупенского Екатерине Христофоровне, с которой был хорошо знаком Пушкин.
Пещуров знал о Пушкине ещё с тех пор, когда племянник лицеист Александр Горчаков писал ему о нём, а затем видел на выпускном лицейском экзамене читающим своё стихотворение «Безверие». Когда же ссыльный поэт оказался в его уезде и под его «опекой», встречался с ним часто. Вначале, узнав, что Пещурову принадлежит идея поручить Сергею Львовичу повседневный надзор за сыном, Пушкин возмутился, называя это «бесстыдством» (хотя, быть может, Пещуров полагал, что контроль отца лучше, чем кого-нибудь постороннего). Но в дальнейшем, судя по всему, отношения их были неплохими. Предводитель заглядывал к своему подопечному в Михайловское, где, по словам Петра Парфенова, встречал «хороший приём». Приглашал поэта и к себе в Лямоново.
Известно посещение Пушкиным имения Пещуровых в начале августа 1825 года. 11 августа поэт писал П. А. Осиповой в Ригу: «На днях я был у Пещурова — лукавого ходатая[187], как Вы его называете,— он думал, что я в Пскове». А несколько позже в письме Жуковскому сообщал: «На днях виделся я у Пещурова с каким-то доктором-аматером; он пуще успокоил меня — только здесь мне кюхельбекерно».
Богатое пещуровское имение Лямоново находилось на самой западной границе уезда, у живописной, многоводной реки Лжа. Двухэтажный каменный барский дом стоял на высоком берегу, окружённый обширным, хорошо ухоженным парком.
Пушкину, чтобы попасть туда, надо было пересечь с востока на запад значительную часть уезда. Более шестидесяти вёрст отделяли Михайловское от Лямонова. Не отличавшиеся ретивостью михайловские лошадёнки несколько часов тащили поэта пыльной просёлочной дорогой, мимо бескрайних полей, старых псковских пригородов Велья и Красного, богатых торговых сёл и нищих глухих деревушек.
Но когда две недели спустя после своего путешествия Пушкин узнал, что к Пещурову приехал погостить его племянник Александр Горчаков, что в дороге он простудился и лежит больной, недолго думая собрался и снова отправился в Лямоново.
Конечно, Горчаков это не Пущин и не Дельвиг.
У Пушкина с ним никогда не было особенной близости. Но всё-таки в лицейские годы они относились друг к другу с явным интересом. Пушкин посвятил Горчакову три послания — два в лицейские годы и одно вскоре по окончании Лицея. Горчаков постоянно рассказывал о Пушкине в своих письмах из Лицея дяде и тётке Пещуровым. Теперь ссыльный поэт не мог пропустить случая встретиться со старым товарищем. Да, кроме того, Горчаков — первый секретарь русского посольства в Великобритании — только что вернулся из-за границы, можно было надеяться узнать от живого свидетеля что-нибудь о последних полити