Как жениться задумал царский арап,
Меж боярынь арап похаживает,
На боярышен арап поглядывает.
Что выбрал арап себе сударушку,
Чёрный ворон белую лебёдушку.
А как он арап чернёшенек,
А она-то душа белёшенька.
Если бы стихотворение было закончено, оно, вероятно, представляло бы собою историческую песню или балладу. Но работа над ним не пошла далее этих семи строк. Надо полагать, Пушкин почувствовал, что для рассказа о жизни царского арапа нужна иная художественная форма.
Однако он не переставал думать о нём. В начале 1825 года поэт писал брату. «Присоветуй Рылееву в новой его поэме поместить в свите Петра I нашего дедушку. Его арапская рожа произведёт странное действие на всю картину Полтавской битвы».
А осенью того же 1825 года, получив от Петра Абрамовича немецкую биографию прадеда (вместе с началом автобиографических записок самого Петра Абрамовича, содержавших важные сведения), сделал её краткий перевод или пересказ.
Возможно, в это же время попала в его руки копия письма Екатерины II к А. П. Ганнибалу, сохранившаяся в бумагах поэта с его пометками…
Пять лет спустя, 7 августа 1830 года, Пушкин прочитал в «Северной пчеле» направленный против него пасквиль Булгарина, в котором говорилось о некоем поэте-мулате «в Испанской Америке, который называл себя благородным и доказывал, что один из предков его был негритянским принцем, а на самом деле тот был куплен каким-то шкипером за бутылку рома». Возмущённый поэт писал тогда в незаконченной статье «Опровержения на критики»: «В одной газете (почти официальной) сказано было, что прадед мой Абрам Петрович Ганнибал, крестник и воспитанник Петра Великого, наперсник его (как видно из собственноручного письма Екатерины II), отец Ганнибала, покорившего Наварин (см. памятник, воздвигнутый в Царском Селе гр. Ф. Г. Орлову), генерал-аншеф и проч.— был куплен шкипером за бутылку рому. Прадед мой, если был куплен, то вероятно дёшево, но достался он шкиперу, коего имя всякий русский произносит с уважением и не всуе». Пушкин негодовал, что продажный писака смеет «марать грязью священные страницы наших летописей, поносить лучших сограждан и, не довольствуясь современниками, издеваться над гробами праотцов».
Он ответил Булгарину стихами, «притом очень круто», как сам выражался,— в «Post scriptum’e» к «Моей родословной».
Решил Фиглярин, сидя дома,
Что чёрный дед мой Ганнибал
Был куплен за бутылку рома
И в руки шкиперу попал.
Сей шкипер был тот шкипер славный,
Кем наша двигнулась земля,
Кто придал мощно бег державный
Рулю родного корабля.
Сей шкипер деду был доступен,
И сходно купленный арап
Возрос усерден, неподкупен,
Царю наперсник, а не раб.
И был отец он Ганнибала,
Пред кем средь чесменских пучин
Громада кораблей вспылала,
И пал впервые Наварин.
Стихотворение «Моя родословная» Пушкин отослал Бенкендорфу с письмом, в котором объяснял, чем оно вызвано, и писал, что от публикации стихотворения отказался, однако несколько списков «пошло по рукам», о чём не жалеет, так как ни от одного его слова не отказывается. Заключалось письмо словами: «…я чрезвычайно дорожу именем моих предков, этим единственным наследством, доставшимся мне от них». Пушкин, конечно, рассчитывал, что стихи попадут к царю. Николай отозвался о них сочувственно, но лицемерно заявил, что он бы на месте Пушкина ограничился презрением и что «для чести его пера и особенно ума, будет лучше, если он не станет распространять их». По существу это означало запрещение. «Моя родословная» при жизни автора света не увидела.
Позже, в 1834 году, когда Пушкин задумал писать историю жизни своей и своего времени и начал с родословной, он рассказал о прадеде Ганнибале значительно подробнее, чем раньше. Источниками служили по-прежнему «семейственные предания» и немецкая биография, написанная А. К. Роткирхом. Имея её теперь в руках, поэт избежал ряда неточностей, которые существовали в примечании к первой главе «Онегина», хотя и здесь некоторые ошибочные сведения сохранились.
«Родословная матери моей ещё любопытнее. Дед её был негр, сын владетельного князька. Русский посланник в Константинополе как-то достал его из сераля, где содержался он аманатом, и отослал его Петру Первому вместе с двумя другими арапчатами. Государь крестил маленького Ибрагима в Вильне, в 1707 году, с польской королевою, супругою Августа, и дал ему фамилию Ганибал. В крещении наименован он был Петром; но как он плакал и не хотел носить нового имени, то до самой смерти назывался Абрамом. Старший брат его приезжал в Петербург, предлагая за него выкуп. Но Пётр оставил при себе своего крестника.
До 1716 году Ганибал находился неотлучно при особе государя, спал в его токарне, сопровождал его во всех походах, потом послан был в Париж, где несколько времени обучался в военном училище, вступил во французскую службу, во время испанской войны был в голову ранен в одном подземном сражении (сказано в рукописной его биографии) и возвратился в Париж, где долгое время жил в рассеянии большого света. Пётр I неоднократно призывал его к себе, но Ганибал не торопился, отговариваясь под разными предлогами. Наконец государь написал ему, что он неволить его не намерен, что предоставляет его доброй воле возвратиться в Россию или остаться во Франции, но что во всяком случае он никогда не оставит прежнего своего питомца. Тронутый Ганибал немедленно отправился в Петербург. Государь выехал к нему навстречу и благословил образом Петра и Павла, который хранился у его сыновей, но которого я не мог уже отыскать. Государь пожаловал Ганибала в бомбардирскую роту Преображенского полка капитан-лейтенантом. Известно, что сам Пётр был её капитаном. Это было в 1722 году.
После смерти Петра Великого судьба его переменилась. Меншиков, опасаясь его влияния на императора Петра II, нашёл способ удалить его от двора. Ганибал был переименован в майоры Тобольского гарнизона и послан в Сибирь с препоручением измерить Китайскую стену. Ганибал пробыл там несколько времени, соскучился и самовольно возвратился в Петербург, узнав о падении Меншикова и надеясь на покровительство князей Долгоруких, с которыми был он связан. Судьба Долгоруких известна. Миних спас Ганибала, отправя его тайно в ревельскую деревню, где и жил он около десяти лет в поминутном беспокойстве. До самой кончины своей он не мог без трепета слышать звон колокольчика. Когда императрица Елисавета взошла на престол, тогда Ганибал написал ей евангельские слова: „Помяни мя, егда приидеши во царствие свое“. Елисавета тотчас призвала его к двору, произвела его в бригадиры и вскоре потом в генерал-майоры и в генерал-аншефы, пожаловала ему несколько деревень в губерниях Псковской и Петербургской, в первой Зуево, Бор, Петровское и другие, во второй Кобрино, Суйду и Таицы, также деревню Раголу, близ Ревеля, в котором несколько времени был он обер-комендантом. При Петре III вышел он в отставку и умер философом (говорит его немецкий биограф) в 1781 году, на 93 году своей жизни. Он написал было свои записки на французском языке, но в припадке панического страха, коему был подвержен, велел их при себе сжечь вместе с другими драгоценными бумагами.
В семейственной жизни прадед мой Ганибал так был несчастлив, как и прадед мой Пушкин. Первая жена его, красавица, родом гречанка, родила ему белую дочь. Он с нею развёлся и принудил её постричься в Тихвинском монастыре, а дочь её Поликсену оставил при себе, дал ей тщательное воспитание, богатое приданое, но никогда не пускал её себе на глаза. Вторая жена его, Христина-Регина фон Шеберх, вышла за него в бытность его в Ревеле обер-комендантом и родила ему множество чёрных детей обоего пола».
В отличие от примечания к первой главе «Онегина» здесь правильнее изложены факты биографии Ганнибала в первые послепетровские десятилетия и некоторые другие. Но Пушкин ошибается, когда называет прадеда негром, ошибочно утверждает, что фамилию свою он получил при крещении, что во Франции жил «в рассеянии большого света», что, когда возвращался в Россию, царь выехал ему навстречу, что в Сибири ему было поручено измерить Китайскую стену, а по возвращении он прожил в деревне около десяти лет, что Елизавета пожаловала ему деревни не только в Псковской, но и в Петербургской губернии; неточно сказано о первой женитьбе, неверно указана дата второй, как и возраст, в каком скончался Ганнибал.
Хотя «полной биографии» прадеда Пушкин так и не написал, всё им написанное можно считать подготовкой к такой «полной биографии» и попыткой обстоятельно познакомить своих современников с экзотической личностью «царского арапа», его судьбой, в которой поэт, как мы говорили, видел нечто общее с своей собственной судьбою.
Когда историк, бывший тобольский губернатор Д. Н. Бантыш-Каменский в середине 1830-х годов составлял жизнеописание Ганнибала для своего «Словаря достопамятных людей Русской земли», он обращался за сведениями к Пушкину и особо отметил, что полученные от него «словесные предания» явились одним из источников сочинения.
Неизменный острый интерес Пушкина к своим предкам имел политическое и историческое основание. Для Пушкина А. П. Ганнибал — лицо историческое, питомец Петра, его «наперсник», соратник. Враги петровского дела — его враги, продолжатели его друзья.
Когда поэт с гордостью писал, что происходит «от предков, коих имя встречается почти на каждой странице истории нашей», гордость эта имела своим основанием не аристократическую спесь, а неизменное чувство кровной связи с родной страной и её прошлым. Аристократическая спесь была чужда Пушкину. «…Что есть общего, — говорил он, отвечая на нападки Булгарина, — между привязанностию лорда к своим феодальным преимуществам и бескорыстным уважением к мёртвым прадедам, коих минувшая знаменитость не может доставить нам ни чинов, ни покровительства?» И издевал