Как и в первый приезд, Пушкин навещал Тригорское. Сердце его действительно оставалось привязанным к милым, дружески расположенным к нему обитателям гостеприимного дома на треххолмной горе. Число обитателей его увеличилось. Еще в конце 1817 года Прасковья Александровна после четырех лет вдовства вышла замуж за статского советника Ивана Сафоновича Осипова.
Ивану Сафоновичу было тогда 44 года. Он происходил из служилых провинциальных дворян. Начал службу, как явствует из его формулярного списка, в 1788 году пятнадцати лет копиистом Палаты уголовного суда Смоленского наместничества. В 1796 году перевелся в Санкт-Петербургский почтамт, где прослужил более двадцати лет. Шаг за шагом продвигаясь по служебной лестнице, к 36 годам имел чин надворного советника, а в отставку вышел статским. Чиновник добросовестный и умный, он «обратил на себя внимание начальства». В 1809 году был награжден «во внимание к особенным трудам, положенным им при составлении положения об образе отправления почт». Материальные дела его были не блестящи – жил только на жалованье, земли и крепостных не имел. Первая жена, урожденная Поплавкина, умерла рано, оставив ему малолетнюю дочь, которую он сам растил, сумел дать ей хорошее воспитание, обучив, как полагалось, и французскому языку, и игре на фортепьяно[60].
Прасковья Александровна встретилась с Осиповым в одну из поездок в Петербург у кого-то из своих родных или общих знакомых. Он понравился ей. Она увидела в нем человека серьезного, положительного, с основательным жизненным опытом и немалым чином. Такой человек мог быть ей опорой, разделить с нею заботы о хозяйстве и о семье. И она согласилась на брак. Иван Сафонович с дочерью Александрой (Алиной, как ее обычно называли), которой в то время шел двенадцатый год, приехал в Тригорское.
Пушкин, вероятно, видел Ивана Сафоновича, когда Прасковья Александровна с мужем в начале 1818 года приезжали в Петербург. Теперь имел возможность познакомиться с ним ближе.
Надо полагать, бывал Пушкин и у своих родственников в Воскресенском, хоть и далеко не так часто, как в первый приезд. В Петровском никого из родных не было – Петр Абрамович уже жил в Сафонтьеве, а Вениамин Петрович еще находился на службе.
Большую часть времени проводил Пушкин за работой или за чтением.
Два года, прошедшие со времени первой поездки молодого поэта в Михайловское, были полны событий, особенно для него значительных, многое изменивших в его миропонимании и его стихах.
Вторая половина 1810-х годов была временем невиданного дотоле подъема общественного самосознания. В Петербурге жизнь била ключом. Мыслящая молодежь, полная светлых надежд, благородных стремлений, объединялась для активных действий. Уже существовал тайный «Союз благоденствия», имевший целью пропаганду в обществе вольнолюбивых идей, подготовку его к грядущим политическим переменам.
Пушкин в полной мере испытал на себе влияние этого удивительного, небывалого времени. В доме адмирала Клокачева на Фонтанке у Калинкина моста, где жил он вместе с родителями, как и в Коллегии иностранных дел на Английской набережной, где числился переводчиком, его видели редко. Зато постоянно можно было встретить его в стоячем партере столичного Большого театра, «на левом фланге», где собирались независимо мыслящие молодые люди, истинные ценители искусства, для которых театр был местом не только развлечений, но и необходимого дружеского общения, своего рода политическим клубом, а иногда и источником высоких патриотических чувств; на «чердаке» у «колкого Шаховского» – А. А. Шаховского – драматурга, поэта, руководителя русской труппы, среди первых актеров и драматических писателей; в казармах первого батальона Преображенского полка, у завзятого театрала, драматурга, поэта и притом члена «Союза благоденствия» полковника П. А. Катенина; на вечерах у Олениных, Карамзиных, Лавалей. Частым гостем был он на субботних собраниях у В. А. Жуковского, где его стихами восхищались и сам хозяин, и гости – К. Н. Батюшков, Н. И. Гнедич, И. А. Крылов… «Сверчок»-Пушкин стал деятельным членом дружеского кружка «Арзамас», объединившего многих лучших, передовых писателей – реформаторов отечественного литературного языка – и некоторых близких к литературным кругам людей; не менее деятельным членом негласного литературно-политического общества «Зеленая лампа», фактически «побочной управы» «Союза благоденствия», где и беспечно веселились, и горячо спорили, и вели вполне серьезные разговоры «насчет небесного царя, а иногда насчет земного».
Юный поэт охотно разделял компанию лихих гвардейских офицеров, сам подумывая пойти в гусары. Он понимал, что их шумные сходки – это и своего рода протест против официально-бюрократического аракчеевского порядка, скуки и однообразия светских гостиных,
Что ум высокий можно скрыть
Безумной шалости под легким покрывалом.
Один гусар был его близким другом – боевой офицер и оригинальный философ-вольнодумец Петр Яковлевич Чаадаев. С ним он проводил многие часы в увлекательных беседах. Ему посвятил такие удивительные, немыслимо смелые для того времени стихи:
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
Пушкин был постоянным собеседником и другого философа-вольнодумца, ученого-экономиста и тонкого политика, одного из руководителей «Союза благоденствия» Николая Ивановича Тургенева. Как и Чаадаев, Тургенев стал его политическим учителем. Предметами их бесед были пороки современного общества, пагубность самодержавного деспотизма и крепостнического рабства, назначение просвещенных, свободомыслящих людей в распространении среди сограждан новых понятий, в формировании нового общественного мнения. Для Пушкина эти беседы стали уроками высоких идеалов гражданского служения. На квартире Тургенева на Фонтанке, против Михайловского замка, он задумал и начал писать оду «Вольность».
Увы! куда ни брошу взор —
Везде бичи, везде железы,
Законов гибельный позор,
Неволи немощные слезы…
Неволя, на которую обречен народ, позорное крепостническое рабство имели в лице Николая Тургенева самого беспощадного врага. Уничтожение крепостничества – этого главного оплота самодержавной деспотии – было его заветной целью, достижению которой готов был посвятить всю жизнь. Как, какими средствами достичь этой цели – вот о чем чаще всего говорили собиравшиеся у Тургенева его друзья.
Зима 1818/19 года была вообще временем самого интенсивного обсуждения крестьянского вопроса, ставшего центральным в идейной жизни эпохи. Он был неотделим от общего стремления к политической свободе. Его обсуждали на тайных дружеских сходках и открыто в печати, стремились убедить в необходимости уничтожения рабства возможно большее число мыслящих людей, предпринимали даже некоторые практические шаги. Тургенев действовал особенно энергично и решительно. Он выпустил книгу «Теория налогов», составлял план политического журнала, где крестьянскому вопросу предназначалось центральное место, писал для представления в правительство записки – «Нечто о барщине» и «Нечто о крепостном состоянии в России». Среди членов собиравшегося у него кружка были Федор Глинка, Михаил Лунин, Иван Пущин, Сергей Трубецкой – виднейшие декабристы. И с ними – «лицейский Пушкин».
Друг Марса, Вакха и Венеры,
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои Ноэли Пушкин.
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.
Так описаны в десятой, сожженной, главе «Евгения Онегина» сходки молодых вольнодумцев 1810-х годов.
Не будучи членом тайных «Союзов», Пушкин тем не менее мог считать себя верным соратником этих людей. Его поэтическое слово было гениальным выражением дум и стремлений целого поколения первых русских революционеров. Недаром его послания, оды, эпиграммы, ноэли расходились во множестве списков, выполняли роль прокламаций, и, по словам декабриста И. Д. Якушкина, «не было сколько-нибудь грамотного прапорщика в армии, который не знал их наизусть»[61].
Он стал поэтом-гражданином, политическим поэтом.
«Деревня»
Попав в деревню, двадцатилетний Пушкин – друг Чаадаева и Николая Тургенева, автор «Вольности», дерзких политических эпиграмм и ноэлей – смотрел на окружающее иными глазами, чем за два года до того. Тогда его взору представлялся «беспечный мир полей», его занимали «легкокрылые забавы». Теперь все виделось по-иному. Вокруг него почти ничто не изменилось, зато решительно изменился он сам. Он по-прежнему был «веселым юношей», но серьезные мысли, пришедшие на смену наивной беспечности, создали новый духовный мир, новое отношение к жизни.
В июле 1819 года в Михайловском Пушкин написал стихотворение «Деревня» – самое сильное в русской литературе после «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева обличение крепостнического варварства и страстный призыв к его уничтожению, выдающийся образец вольнолюбивой лирики молодого поэта и всей гражданской лирики декабристской эпохи. То, о чем шла речь на вечерних собраниях у Тургенева (о них Пушкин не забыл и постоянно упоминал в письмах друзьям из Михайловского), здесь приобрело особую реальность, облеклось в конкретную поэтическую форму.
Современники правомерно связывали создание «Деревни» с пребыванием Пушкина в Михайловском. Александр Иванович Тургенев, старший брат Николая Ивановича и давний друг семьи Пушкиных, сообщал брату Сергею в конце августа 1819 года: «Пушкин возвратился из деревни, которую описал»