Первое знакомство поэта с Опочкой состоялось 9 августа 1824 года, когда его, едущего из Одессы, встречал здесь на почтовой станции михайловский кучер Петр и здесь меняли лошадей – почтовых на собственные.
Пушкин и его тригорские друзья не раз совершали сюда «путешествия».
Что могло интересовать поэта и его тригорских друзей в этом уездном городке? Живописные следы старины, многолюдные ярмарки, славившиеся на всю округу, бойкая торговая жизнь, танцевальные вечера и балы, которые регулярно устраивало местное дворянство, или встречи с офицерами квартировавшего здесь гвардейского полка?
Опочка – один из древних городов псковской земли. Псковичи заложили его в 1414 году как пограничную крепость для защиты от набегов литовцев и поляков. Название город получил, по-видимому, от имеющегося здесь известкового камня – опоки. На гербе Опочки в нижней части щита изображена «пирамидально сложенная куча известкового камня, называемого опока, означающего имя сего города, в голубом поле». Пушкин еще имел возможность осматривать остатки древней крепости и «посредственной вышины» вал на островке посреди Великой. Островок стоял «в пусте», но выразительно напоминал о том времени, когда здесь, на литовском рубеже, развертывались бурные, полные драматизма события.
С начала XVIII века Опочка утратила военное значение, однако она, одна из всех близлежащих крепостей – Воронина, Велья, Заволочья, Красного, – сохранилась как город. Объяснялось это чрезвычайно выгодным ее местоположением. Город раскинулся по обе стороны реки Великой, на большом, издревле известном почтовом тракте. Еще в первой четверти XVI века тракт этот описал направлявшийся в Москву посол римского императора Максимилиана Сигизмунд Герберштейн в своих «Записках о Московии». Существовал он до середины XIX века, когда было проведено Киевское шоссе.
По этому тракту, через Опочку, главным образом шла почта в Михайловское и Тригорское, доставлялись посылаемые из Петербурга книги и журналы.
Выгодное местоположение позволяло опочанам вести обширный торг, благодаря чему город был не в пример богаче большинства себе подобных. В описании Опочки и ее уезда, составленном в конце XVIII века при генеральном межевании, говорится: «Жители в городе большей частью купцы и мещане, торг имеют разными шелковыми, шерстяными и прочими товарами не в одном городе Опочке, но и в других, закупают лен, пеньку, масло, мед, воск, юфту, которые отправляют в города С.-Петербург, Псков, Ригу, Ревель и Новгород до города Пскова, а от оного водою и сухим путем, водою же по реке Великой через озеро Псковское полубарками, и женщины упражняются в домашних рукоделиях». Опочецкая пенька, лен, сало и прочие товары через петербургский, рижский, ревельский порты уходили и за границу.
В опочецких лавках и на ярмарках тригорские барышни могли найти те товары, которые помогали им, живущим в деревенской глуши, не отставать от столичной моды. Ярмарки в Опочке происходили несколько раз в году. Самые большие – зимняя («крещенская») 19 января и летняя («петровская») 13 июля. На большой Соборной площади, примыкающих к ней улицах, вдоль торговых рядов до самой Великой собирались многие тысячи людей всех званий, возрастов и достатков. Являлись веселые скоморохи и тянувшие псалмы убогие. Купцы съезжались не только из Псковской, Петербургской и других ближайших губерний, но даже из-за границы. Пушкин, несомненно, рад был потолкаться среди пестрой толпы, полюбоваться яркой картиной ярмарочного торга, вслушаться в своеобразную местную речь.
К главным ярмаркам приурочивались, как правило, главные балы. Специальной залы в городе не существовало. Помещение предоставлял кто-нибудь из окрестных помещиков, имевших городской дом, или из богатых купцов. Танцевали под духовой оркестр стоявшего в городе полка. «Музыка полковая», конечно, являлась душою бала.
В иные годы квартировали в Опочке самые славные гвардейские полки. О лейб-гвардии Гусарском полку один из местных обывателей восхищенно писал в своем дневнике: «…то-то уж полк! У нас такова никогда не стаивало, да, я думаю, и не быть! Солдаты-молодцы, офицеры хваты и пребогаты; почти все княжеские и графские фамилии».
Вслед за гвардейскими полками в Опочку тянулись поставщики из других городов. Тот же опочецкий обыватель отметил, что купец из Риги приехал «с разными лучшими винами, для продажи у нас находящемуся лейб-гусарскому полку, и продал он все в неделю, было 5 возов»[185]. Среди офицеров-гвардейцев у Пушкина могли оказаться старые приятели, с которыми он не прочь был повидаться.
Старожилы указывали дома, где останавливался Пушкин, – опочецкого священника Опоцкого, купцов Лапина и Порозова на Старорынковской улице, против Успенской церкви[186].
Опочецкий уездный предводитель дворянства Алексей Никитич Пещуров был человеком неглупым, образованным и притом достаточно ловким. Он пользовался уважением и доверием начальства, а впоследствии сделал блестящую карьеру – стал псковским гражданским губернатором, тайным советником и сенатором.
После избрания в декабре 1822 года уездным предводителем он постоянно жил с семьей в своем имении Лямоново. Семья была большая – пять дочерей и два сына. Жена, Елизавета Христофоровна, урожденная Комнено, приходилась родной сестрой жене кишиневского вице-губернатора Крупенского Екатерине Христофоровне, с которой был хорошо знаком Пушкин.
Пещуров знал о Пушкине еще с тех пор, когда племянник лицеист Александр Горчаков писал ему о нем, а затем видел на выпускном лицейском экзамене читающим свое стихотворение «Безверие». Когда же ссыльный поэт оказался в его уезде и под его «опекой», встречался с ним часто. Вначале, узнав, что Пещурову принадлежит идея поручить Сергею Львовичу повседневный надзор за сыном, Пушкин возмутился, называя это «бесстыдством» (хотя, быть может, Пещуров полагал, что контроль отца лучше, чем кого-нибудь постороннего). Но в дальнейшем, судя по всему, отношения их были неплохими. Предводитель заглядывал к своему подопечному в Михайловское, где, по словам Петра Парфенова, встречал «хороший прием». Приглашал поэта и к себе в Лямоново.
Известно посещение Пушкиным имения Пещуровых в начале августа 1825 года. 11 августа поэт писал П. А. Осиповой в Ригу: «На днях я был у Пещурова – лукавого ходатая[187], как Вы его называете, – он думал, что я в Пскове». А несколько позже в письме Жуковскому сообщал: «На днях виделся я у Пещурова с каким-то доктором-аматером; он пуще успокоил меня – только здесь мне кюхельбекерно».
Богатое пещуровское имение Лямоново находилось на самой западной границе уезда, у живописной, многоводной реки Лжа. Двухэтажный каменный барский дом стоял на высоком берегу, окруженный обширным, хорошо ухоженным парком.
Пушкину, чтобы попасть туда, надо было пересечь с востока на запад значительную часть уезда. Более шестидесяти верст отделяли Михайловское от Лямонова. Не отличавшиеся ретивостью михайловские лошаденки несколько часов тащили поэта пыльной проселочной дорогой, мимо бескрайних полей, старых псковских пригородов Белья и Красного, богатых торговых сел и нищих глухих деревушек.
Но когда две недели спустя после своего путешествия Пушкин узнал, что к Пещурову приехал погостить его племянник Александр Горчаков, что в дороге он простудился и лежит больной, недолго думая собрался и снова отправился в Лямоново.
Конечно, Горчаков – это не Пущин и не Дельвиг. У Пушкина с ним никогда не было особенной близости. Но все-таки в лицейские годы они относились друг к другу с явным интересом. Пушкин посвятил Горчакову три послания – два в лицейские годы и одно вскоре по окончании Лицея. Горчаков постоянно рассказывал о Пушкине в своих письмах из Лицея дяде и тетке Пещуровым. Теперь ссыльный поэт не мог пропустить случая встретиться со старым товарищем. Да, кроме того, Горчаков – первый секретарь русского посольства в Великобритании – только что вернулся из-за границы, можно было надеяться узнать от живого свидетеля что-нибудь о последних политических событиях в мире, крайне интересовавших поэта. Со времен Одессы не было у него такой возможности.
Они провели вместе целый день. Пушкин слушал рассказы Горчакова, расспрашивал о всех лицейских, о Петербурге и Европе. Прочитал несколько сцен из «Бориса Годунова».
Около 15 сентября он писал Вяземскому: «Горчаков мне живо напомнил Лицей, кажется он не переменился во многом – хоть и созрел и следственно подсох». И несколькими днями позже: «Мы встретились и расстались довольно холодно – по крайней мере с моей стороны. Он ужасно высох…» Встретились и расстались довольно холодно. Но… живо напомнил Лицей. А это уже было много. Память о Лицее всегда согревала душу поэта. И для Горчакова Пушкин нашел добрые слова, когда писал «19 октября»:
Ты, Горчаков, счастливец с первых дней,
Хвала тебе – фортуны блеск холодный
Не изменил души твоей свободной:
Все тот же ты для чести и друзей.
Нам разный путь судьбой назначен строгой;
Ступая в жизнь, мы быстро разошлись,
Но невзначай проселочной дорогой
Мы встретились и братски обнялись.
Еще один уездный городок Псковской губернии был хорошо знаком Пушкину – Остров.
В письме к А. П. Керн в конце августа 1825 года поэт, конечно шутя, предлагает ей взять почтовых лошадей на Остров и приехать к нему в Михайловское.
Остров, как и Порхов и Опочка, был когда-то крепостью, построенной псковичами еще в XIV веке на скалистом островке, омываемом Великой. Река эта, пересекающая с юга на север почти всю псковскую землю, была естественным рубежом, вдоль которого строили псковичи свои крепости для защиты от воинственных западных соседей. Свое название крепость получила от местоположения. Островом стал называться затем и разросшийся вокруг нее город. В нижней части его герба изображен островок и на нем три дерева.