Через Воронич проходил со своим войском польско-литовский король Стефан Баторий во время похода на Псков летом 1581 года. Здесь устроил он сборный пункт всех своих отрядов. Пскова, как известно, Баторий не взял, но все пригороды, и в том числе Воронич, принявшие на себя основной удар врага и в течение многих месяцев находившиеся в центре боевых действий, были разорены и опустошены. Сопровождавший войска Батория секретарь ксендз Ян Пиотровский писал в своем дневнике 8 августа 1581 года: «Провел ночь в пяти милях от Вороноча; там обилие во всем, селения расположены густо, хотя нигде не видно ни одного человека»[219].
Когда в 1585–1587 годах в псковские пригороды прибыли из Москвы писцы для описания городов и волостей, пострадавших от войны, они застали полную «пустоту». Города лежали в развалинах; в уездах вместо пашен и нив были сплошные «перелоги», население было истреблено или разбежалось – «пожни оброчные, а ныне их на оброк не взял никто». В частности, не существовало и города Воронича, и писцы о нем выразились так: «Городище, что был город Воронич, на реке на Сороти». Вокруг развалин города, на пожарище старого посада, ютились в семи жилых дворах «людей девять человек», да десять дворов стояло пустых; все остальное было уничтожено.
После ухода вражеских полчищ мирная жизнь в пригородах постепенно начала возрождаться: возвращалось уцелевшее население и восстанавливало свое хозяйство; возобновлялась торговля на ярмарках; московское правительство размещало во дворах и на землях «погибшего мелкого люда и посадских людей» гарнизоны стрельцов.
Однако вскоре новые военные грозы времен Смуты и борьбы Москвы с Речью Посполитой опустошили край. В свидетельствах летописцев и актах, касающихся истории Псковского края XVII века, встречается много указаний на вторжение неприятельских отрядов. Большие отряды литовцев и немцев, в 2–3 тысячи человек, под командованием полковников Лисовского, Юницкого и других разоряли, грабили, жгли псковские пригороды. С невероятной жестокостью захватчики убивали стариков, женщин, детей, многих угоняли в плен.
Отряды Лисовского, Юницкого, как и другие, встретили решительное сопротивление со стороны псковичей, были разбиты и изгнаны из пределов России. Но ущерб, причиненный ими жителям псковских пригородов, был очень велик. В челобитной царю вороничане жаловались на скудость своей земли, которая расположена «близ польского рубежа и от польских людей разорена».
Заботясь о безопасности населения, московское правительство осенью 1661 года распорядилось «послать в Опочецкий и в Велейский и в Воронеческий уезды и во все пустые пригороды опочецких пушкарей и стрельцов тотчас и велети бы им в тех уездах всяких чинов крестьянам сказывать, чтоб они из деревень своих со всеми животы и с женами и с детьми и с животиною ехали в городы, кому куда ссяжнее (куда можно поместиться. – А. Г.), тотчас безо всякого мотчания [промедления], а сами б в деревнях своих жили налегке с великим бережением, чтобы польские и литовские люди, пришед безвестно, над ними, уездными людьми, какого дурна не учинили»[220].
После заключения в 1686 году «вечного мира» Москвы с Речью Посполитою набеги иноземцев на псковские пригороды прекратились. В уезды стали возвращаться «на старые печища» прежние обитатели, наезжали новые. Однако многие города оставались «пустыми».
В возрождении их уже не было надобности. Известное стратегическое значение сохранили лишь пролегающие здесь пути. Так, во время Северной войны, в 1706–1708 годах, Петр I ездил из Петербурга на польский театр военных действий через Псков и Воронич. И позже, в Отечественную войну 1812 года, через Воронич проходили петербургские отряды народного ополчения – те самые, которых провожали из Царского Села юные лицеисты.
В 1719 году Воронич с наименованием «пригород» был приписан к уездному городу Опочке Псковской провинции[221]. Вороничские земли с обитавшим в них крестьянским населением отошли ко двору, а затем во владение помещиков, поселенных здесь по царским указам. Так, большая часть Михайловской губы перешла во владение Ганнибалов, Егорьевской – во владение Вындомских.
Трудно сказать, знал ли Пушкин историю этих мест в подробностях, но то, что он был знаком с нею, не подлежит сомнению. Отдельные факты ее встречаются в «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Она упоминается в летописях. Наконец, Пушкин слышал многочисленные легенды, которые бытовали среди местных крестьян, нередко находивших на Вороничском городище и вблизи него каменные ядра, монеты, предметы старинной утвари.
Естественно, все это много говорило Пушкину, поэту и историку.
Знаменательны строки стихотворения Н. М. Языкова «Тригорское», высоко оцененного Пушкиным. Образы и настроения их в равной степени были близки обоим поэтам.
В стране, где вольные живали
Сыны воинственных славян,
Где сладким именем граждан
Они друг друга называли;
Куда великая Ганза
Добро возила издалеча,
Пока московская гроза
Не пересиливала веча;
В стране, которую война
Кровопролитно пустошила,
Когда ливонски знамена
Душа геройская водила;
Где побеждающий Стефан
В один могущественный стан
Уже сдвигал толпы густыя,
Да уничтожит псковитян,
Да ниспровергнется Россия!
Но ты, к отечеству любовь,
Ты, чем гордились наши деды,
Ты ополчилась… Кровь за кровь…
И он не праздновал победы!
В стране, где славной старины
Не все следы истреблены,
Где сердцу русскому доныне
Красноречиво говорят:
То стен полуразбитых ряд
И вал на каменной вершине,
То одинокий древний храм
Среди беспажитной поляны,
То благородные курганы
По зеленеющим брегам…
. . . . . . . . . . . .
Там, у раздолья, горделиво
Гора треххолмная стоит…
Вороничское городище – один из тех памятников псковской старины в окрестностях Михайловского и Тригорского, о которых говорит Языков.
Другим таким памятником являлась Савкина горка. Этот большой красивый зеленый холм возвышался над самой Соротью примерно на полпути из Михайловского в Тригорское. Строгая правильность формы указывала на его искусственное происхождение. Узкая, винтом идущая старая дорога вела на вершину, откуда открывалось раздолье бескрайних просторов заречья.
Безмолвным свидетелем «давно минувших дней» сохранялась на вершине гранитная плита с выбитой на ней надписью «Лето 7021 [1513] постави крест Сава поп». Отсюда, конечно, пошло название «Савкина горка». Плита – подножие креста, поставленного, надо полагать, на братской могиле русских воинов, погибших здесь в сражениях с иноземными захватчиками.
Считалось, что Савкина горка составляла часть вороничского укрепления, быть может, его форпост.
По преданию, где-то здесь стоял один из монастырей Воронича – тот «Михайловский монастырь с городища», от которого получили свое название Михайловская губа и сельцо Михайловское. Историк этих мест Л. И. Софийский писал: «Нет ничего удивительного в том, что Савкина горка в старину принадлежала Вороничу и что там был насыпан земляной вал и, возможно, что там был монастырь»[222]. Согласно новейшим археологическим изысканиям, Савкинское укрепление еще древнее Вороничского и основано не позднее XIII века.
Пушкин знал и любил этот полный обаяния древности уголок. Об этом свидетельствует возникшее у поэта уже после ссылки намерение приобрести граничащее с Михайловским и Тригорским маленькое именьице Савкино, куда входила и «горка».
Вороничское городище, Савкина горка – реальные свидетели событий той бурной эпохи, о которой поэт непрестанно думал и которой посвятил свою трагедию, – помогали ему ощутить «дух времени», будили его воображение. Для Пушкина всегда при создании исторического произведения было необходимо подкреплять сведения, почерпнутые из книг и архивных документов, живыми впечатлениями – будь то встречи с непосредственными участниками интересовавших его событий или знакомство с местами, где эти события происходили.
Несомненно, много дало поэту близкое соседство такого замечательного исторического и архитектурного памятника, как Святогорский монастырь, знакомство с его прошлым и настоящим.
Святогорский монастырь расположился на краю небольшой слободы, возле живописного озерка Тоболенец. Первоначально по названию озерка и слобода именовалась Тоболенец, а после основания монастыря стала официально называться Святые Горы. Гористой, точнее, холмистой была вся местность. Это Синичьи горы, отроги Валдайской возвышенности, тянущиеся на юго-запад к границам Белоруссии и Литвы.
Святогорский Успенский мужской монастырь был основан в 1569 году псковским воеводой князем Юрием Токмаковым на средства царской казны по указу Ивана Грозного, который, как уже говорилось, сам посещал эти земли. Основание монастыря, как обычно, сопровождалось созданием особой легенды. Псковская летопись под 1566 годом сообщает: «Того ж лета 7074 [1566] явися в Вороночщине на Синичьих горах, на городищи проща (дающая прощение. – А. Г.) именем Причистыя Богородицы и многое множество прощение (т. е. исцеление. – А. Г.) человеком всякими недуги начася». Пользуясь этим сообщением летописца, позднейшая рукописная «Повесть о явлении чудотворных икон… во области града Пскова на Синичья горе, иже ныне зовома Святая гора», хранившаяся в монастыре и известная в нескольких редакциях XVII века, рассказывает о том, как в 1563 году, а затем еще через шесть лет явились юродивому пастушку из Воронича, пятнадцатилетнему Тимофею, чудотворные иконы Богоматери – «Умиление» и «Одигитрия» (путеводительница), сначала у реки Луговины, где он пас стадо, затем на высокой Синичьей горе близ Тоболенца; как произошли от этих икон «различные исцеления болезним» и другие чудеса; как, узнав «о всех сих происшествиях» через псковского воеводу Юрия Токмакова, царь Иван Васильевич Грозный «повеле на той горе устроити церковь каменну во имя Пресвятыя Богородицы честного и славного ея Успения и повеле быти обители»