Дядя знал и любил стихи своего племянника.
Известно, что он сочинил музыку на слова песни Земфиры из «Цыган» – «Старый муж, грозный муж, режь меня, жги меня…», и песню с успехом пели в Тригорском и других соседних имениях.
Пушкин, вероятно, встречался с Вениамином Петровичем неоднократно – и в годы ссылки, и особенно в позднейшие приезды, хотя упоминаний об этих встречах у него нет.
Сохранилась любопытная приписка В. П. Ганнибала в письме С. Л. Пушкина к дочери Ольге Сергеевне из Михайловского 7 ноября 1834 года по поводу рождения ее сына Льва. Приписка характеризует как самого Вениамина Петровича, так и его отношения с Пушкиными. «Радости моей описывать нет нужды. Расцелуй от сердца и души, по-африкански, по-ганнибаловски, отпрыск новый Ганнибалов, твоего Льва, а теперь львенка. И я прошу: дай ему это великолепное имя, чтобы он здоровьем был крепок, как великолепный, доблестный твой брат Лев Сергеевич, или как настоящий лев – царь зверей, что и того лучше. Никогда мы до этого радостного дня не переписывались, но будь уверена – даю слово Ганнибала, – что родственные мои чувства всегда останутся такими же, как и были. Посылаю завтра крестик для твоего ребенка. Напиши и мне, а писать твоему дяде, ей-богу, следует. Стыдно, стыдно не писать, честное, Ганнибаловское слово… пожалуйста, напиши, да поскорее: похож ли он на Ганнибалов, то есть черномазый ли Львенок-арапчонок, или белобрысый? А главное, приищи ему кормилицу здоровую, пригожую, и об этом напиши любящему тебя и на этом и на том свете дяде Вениамину»[37].
В августе 1836 года муж Ольги Сергеевны Н. И. Павлищев, который находился тогда в Михайловском и наводил там порядки в хозяйстве, писал Пушкину: «Вениамин Петрович нас изредка навещает; соседство его, как хорошего хозяина, может быть очень полезно».
Владелец Воскресенского
Младший из братьев Ганнибалов, Исаак Абрамович (родился в 1747 году), как и Иван и Осип, был морским артиллеристом. Он принимал участие в боевых действиях под командованием Суворова и дослужился до звания морской артиллерии капитана 3-го ранга. Будучи в отставке, одно время состоял псковским обер-форстмейстером (главным лесничим), до упразднения ведомства в 1799 году. Имел чин коллежского асессора.
Сведений о нем дошло крайне мало. Но, по-видимому, он значительно отличался от двух старших братьев по своему характеру – был человеком тихим, добродушным, отзывчивым[38].
Для характеристики Исаака Абрамовича представляет интерес сохранившееся собственноручное письмо его к Осипу Абрамовичу от июня 1784 года в ответ на обвинения последнего в адрес брата Ивана за его содействие Марии Алексеевне в их имущественном споре. В письме выражается не только поддержка и искреннее сочувствие Осипу Абрамовичу, но и резкое осуждение Ивана Абрамовича. «Почто необходимыя обстоятельства ваши, братец, – пишет Исаак Абрамович, – принуждают вас меня тревожить напоминанием бессовестных поступков брата нашего, если можно ему оным назваться? Отдаленность и безвинныя упражнения мои приводят в забвение все прискорбности мои. Теперь, получа письмо ваше, какими смутными мыслями дух мой стревожился, видя тебя, любезного брата, угнетенного с той стороны, в которой естество заставляло ожидать помощи и утешения; где обитает правда и человеколюбие, когда их и в ближних не находим». По-видимому, Исаак Абрамович ссудил брату какую-то сумму через А. К. Роткирха и по этому поводу пишет: «О какой вы милости мне говорите? Оставим нам столь неприличное слово, а дайте мне наслаждаться чистейшим и благороднейшим утешением помочь другу в угнетении. Я и в нечастьи вашем нахожу себе утешение тем, что воображаю видеть в скором времени любезного брата, возвратившегося по понесенным на море трудам и через оное приобревшего наконец спокойствие души своей. Тогда останется только вам наслаждаться жизнью и наградить приятностью оной те годы, о которых без сожаления о потере их напомнить неможно. И остаюсь как всегда любезного брата усердный брат Исаак Ганнибал»[39].
В середине 1770-х годов Исаак Абрамович женился, взяв порядочное приданое, на дочери псковского помещика Андрея Ивановича Чихачева Анне Андреевне и имел с нею 15 детей (8 сыновей и 7 дочерей). Был хорошим семьянином.
Получив при разделе 1782 года в псковском наместничестве 9 деревень и пустоши в Михайловской и соседних Егорьевской и Рождественской губах, он владел примерно таким же, как Осип и Петр Абрамовичи, количеством пахотной, сенокосной и другой удобной и неудобной земли – около 2 тысяч десятин – и таким же количеством крепостных душ – около 400.
Благоустройством своего сельца Воскресенского (прежде деревня Оклад), верстах в 7–8 от Михайловского, Исаак Абрамович занялся вскоре же по получении наследства.
Усадьба стояла на пригорке, недалеко от обширного, в два раза больше Кучане, живописного озера Белогуля (почти 320 десятин) и проселочной дороги на Новоржев. По склону спускался обширный парк с множеством тенистых аллей, прудов, беседок и прочих затей, было даже что-то вроде «зеленого театра». С другой стороны к усадьбе подходила въездная березовая аллея, за нею размещались многочисленные хозяйственные постройки, флигеля для дворни, которой насчитывалось обоего пола более 30 человек.
Неказистый, но просторный одноэтажный господский дом едва вмещал многочисленное семейство младшего Ганнибала. Позднее пришлось построить второй дом неподалеку, в деревне Челово, которая получила наименование Приселок.
Главные заботы по дому и, пожалуй, по имению вообще лежали на Анне Андреевне.
Исаак Абрамович после выхода в отставку с морской службы, постоянно живя в Воскресенском, занимался делами по своей должности обер-форстмейстера и одновременно затевал различные коммерческие предприятия. Но, судя по всему, для коммерции он не обладал необходимыми свойствами, часто, подобно Осипу Абрамовичу, бывал легкомыслен, легковерен, и это приводило к неудачам, долгам, иногда столь значительным, что он оказывался «под караулом» и в «городской тюрьме». В 1790 году, например, он взял подряд на содержание в городе Опочке и уезде питейных домов. В записках опочецкого провинциального секретаря Л. А. Травина мы читаем: «По наступлении 1790 году, артиллерии капитан Исаак Абрамович Ганнибал вступил в содержание в Опочке и в уезде питейных домов, то для приезду его, а паче ко учреждению конторы, он у меня сторговал [дом] за пятьсот рублев;…от него ж, господина Ганнибала, получил я в уплату двести пятьдесят рублей, а после от поверенного его, торопчанина Ивана Поросенкова, в разные числа отобрал сто пятьдесят, всего четыреста рублей; крепости ж на оной дом за их нерачением было не совершено; между тем, содержание их уничтожилось, и дом Ганнибалу стал не надобен, то он со своей стороны уступил через письмо купцу Алексею или Семену Горожанским…»[40] Убытки, связанные с приобретением и затем продажей оказавшегося ненужным дома в Опочке были, несомненно, лишь незначительной частью тех убытков, которые понес Исаак Абрамович в этой авантюре. В том же 1790 году ему пришлось заложить свое имение.
Самые большие неприятности ему причинила и поставила на грань полного разорения все та же Устинья Толстая, с которой он свел знакомство, разумеется через Осипа Абрамовича. Воспользовавшись его непрактичностью и легковерием, эта ловкая особа сумела втянуть его в сомнительные денежные махинации. На основании какой-то договоренности Толстая дала некой подпоручице Крыгеровой вексель на 8500 рублей за Исаака Абрамовича, а с него взяла расписку, что он обязуется по этому векселю уплатить. В то же время она якобы еще давала младшему Ганнибалу крупные суммы взаймы наличными. Исаак Абрамович в срок по векселю не уплатил и долга не вернул, в результате чего, по словам Толстой, ее, как заемщицу, даже брали под стражу и продали с публичных торгов часть принадлежащего ей родового имения. Маловероятно, что заверения Устиньи Ермолаевны соответствуют действительности и Исаак Абрамович называемые ею суммы полностью получил. В ее честность и бескорыстность поверить трудно. Все это очень смахивает на аферу вроде той, которую Устинья Толстая учинила с Осипом Абрамовичем. Тот же «почерк», тот же метод вымогательства обманным путем.
Еще одно убедительное свидетельство того, что главной пружиной всех печальных приключений Осипа Абрамовича была эта хитрая, корыстолюбивая, склонная к аферам женщина.
Толстая подала на Исаака Абрамовича в суд, а 10 февраля 1796 года обратилась с челобитной на «высочайшее имя», где клялась в «приверженности» ко всей фамилии Ганнибалов и в то же время самым решительным образом формулировала свои требования: «заплати господин Ганнибал по векселю, за него мною данному подпорутчицы Крыгеровой, возврати проданное мое родовое за оный долг имение и отдай мне один настоящий по векселю и по обязательству его капитал». Когда эта челобитная была «оставлена без рассмотрения», Толстая с обычной своей хваткой снова обратилась в судебные инстанции Пскова и Петербурга. Сначала ей было отказано, но она сумела добиться пересмотра дела, и оно решилось в ее пользу. Исаак Абрамович попал в крайне затруднительное положение. Его арестовали и «яко совершенного преступника» под караулом препроводили в столицу, где некоторое время держали в арестантской.
В течение 1798–1803 годов, пока тянулось дело, он неоднократно обращался с прошениями к генерал-прокурору князю А. Б. Куракину, министру юстиции Г. Р. Державину и на «высочайшее имя».
В прошении, поданном Александру I в июле 1801 года, он так характеризовал свое положение: «Имея 15 человек детей, из коих трое сыновей продолжают действительную службу, а трое находятся в корпусах; из дочерей же две находятся в военном Сиротском корпусе, а пять остаются при мне – не малое надлежало употребить иждивение для доставления одного только содержания, потребного к сохранению бытия их, кольми паче для усовершенствования воспитания приличными наставлениями и науками. От сей уже одной причины имущество мое и жены моей, состоящее из 300 душ, неминуемо должно было прийти в истощение и уменьшение, – но к сему присоединились еще случайные обстоятельства: четырекратный пожар и другие неблагоприятности, которыя в конец разрушили мое состояние, необходимым впадением в немалые долги, за удовлетворение коих, сверх понесенных мною жестоких злостраданий, лишился ныне всего имущества, а семейство мое подверглося совершенной гибели, лишася пропитания, покрова и самой надежды к своему спасению». Дальше, указывая, что в связи с закрытием лесного управления лишился и места обер-форстмейстерского во Псковской губернии, которое составляло его «единственную подпору», просил «о взятии вышеозначенного родового… имения в банк» с выдачею ему на уплату долгов 25 тысяч рублей, «расположа уплату сей суммы по годам».