Несмотря на размолвку, поэт продолжал бывать в доме Ушаковых. Современники рассказывают, что вначале ревнивый муж (Наумов) сильно ревновал жену к ее девичьему прошлому, к Пушкину, но что потом в доме всегда царили любовь и согласие мужа и жены, к вящей, но доброй зависти Пушкина.
До наших дней сохранился альбом сестры Екатерины Николаевны, Елизаветы Николаевны, в котором среди многочисленных карикатур есть и карикатура на Пушкина.
К сказанному нужно добавить, что в старину, в пушкинское время, любили делать надписи к рисункам-карикатурам не от руки, не пером, а путем вырезания слов и букв из книг и журналов и подклейки их к рисункам. Их делали в альбомах и на отдельных листках. Такова надпись и на нашем рисунке, сделанном кем-то из близких к дому Ушаковых, где Пушкин бывал частым и желанным гостем. Все это позволяет нам утверждать, что акварель-миниатюра, хранящаяся в музейном фонде заповедника, изображает в шутливой форме молодых супругов – Екатерину Николаевну Ушакову и ее мужа – и А. С. Пушкина, оставшегося с носом, как Алеко, от которого ушла Земфира.
Кто художник, автор акварели, нам выяснить не удалось. Рисунок поступил в музей-заповедник из фондов Государственного литературного музея в 1955 году, куда, в свою очередь, он поступил из Театрального музея им. Бахрушина в 1938 году. Этот же музей приобрел нашу акварель у потомков Ушаковых.
Об одной маленькой вещи Пушкина
Крупица за крупицей собираем мы – хранители следов земной жизни Пушкина – сведения о годах ссылки его в псковскую деревню. Мы ищем, что-то находим, что-то не найдем никогда, многое нам непонятно, потому что изменился ход времени и смысл вещей…
Приехав в августе 1824 года из Одессы в Михайловское налегке, Пушкин во многом нуждался. Глухомань, какой в то время была Опочецкая округа, плотно изолировала его от цивилизации. В своих письмах к друзьям и брату Льву Сергеевичу он то и дело просит прислать из Петербурга разные предметы первой необходимости: бумагу простую и почтовую, перья, чернильницу, книги разные, калоши, сыр, горчицу, курильницу и т. д. Просит он прислать и серные спички (письмо брату, посланное в начале ноября 1824 года). В списке вещей, которые Пушкин хотел иметь у себя в Михайловском (список этот вложен в одно из писем брату в декабре 1825 года), значится – «аллюметт» (слово написано по-французски, обозначает – «спички». – С. Г.). О каких же спичках идет речь в этих документах? Разве современного типа спички были в то время?
Как известно, первые в мире спички (фосфорные) были изобретены во Франции в 1831 году. За неимением средств изобретатель их Шарль Сориа не смог взять патента, и через два года его изобретение вновь открыл немецкий химик Камерер, которому в 1833 году удалось составить химическую массу, легко воспламеняющуюся при трении о шероховатую поверхность. Это изобретение было приобретено венскими фабрикантами Ремером и Прешелем; они впервые стали изготовлять спички фабричным путем и распространять в Европе.
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона сообщает, что «спички в Россию первоначально привозились из-за границы (Гамбург), а с 1837 года стали выделываться в России, причем производство их было сосредоточено исключительно в Петербурге».
Первоначально фосфорные спички продавались в России по баснословной цене – 1 рубль серебром за коробку (100 штук). Простому народу они были не по карману, и их употребляли только состоятельные люди.
Итак, спички были изобретены за границей в 1833 году, а в России появились в 1837 году. О каких же спичках пишет Пушкин своему брату в 1824 году? А вот о каких.
В России спички были издавна. Спичкой у нас вообще называлась маленькая лучинка. Чтобы она лучше горела, конец ее смазывали смолой или серой. В конце XVIII века появились в России своеобразные зажигалки (аллюметт), нечто вроде закрытых металлических или стеклянных лампад, в которых теплился огонек и куда через специальные отверстия просовывались спички-серянки, посредством которых можно было достать огня. Были эти «зажигалки» о нескольких спичках, футляры их были в виде вазочек с художественной отделкой. Были такие спичечницы в богатых домах. Одну из таких зажигалок-спичек мне довелось видеть на столе в петергофском кабинете Николая I, другую – в фонде Всесоюзного музея Пушкина в Ленинграде.
Были зажигалки-спички и другого характера. В одном из старинных печатных руководств начала XIX века, в параграфе «О домашнем огне», рассказывается следующее: «Лучшее средство иметь в своем доме постоянный огонь – горящая лампада. Но легко может случиться, что лампада погаснет, тогда необходимо иметь под рукой огниво. При обыкновенном высекании кремнем из стали не всегда можно достать огня, и посему можно делать спички. Кусок платиновой проволоки в виде спицы обернуть винтом около светильни из бумаги. Оную светильню опускают в баночку со спиртом и зажигают, коль скоро сия спичка накалится докрасна, светильню затушить, ибо конец спички будет удерживать жар до тех пор, пока в лампаде находится хоть капля спирта. Двух ложек достаточно для поддержания такой температуры в продолжение шестнадцати часов. Сии приборы имеют те важные удобства, что при их употреблении нет никакой опасности от огня или запаха от лампады, в коей горит масло. Иногда сей прибор можно употреблять вместо курильниц, и тогда на место винного спирта вливают амбре или другие духи» («Энциклопедия русской опытной городской и сельской хозяйки, ключницы, экономки, поварихи, кухарки, содержащая в себе руководство городского и сельского хозяйства, извлеченное из 40, 50 и 60-летних опытов русских хозяек. Сочиненное Борисом Волжиным в Петербурге»).
О таких вот спичках, наверное, и писал Пушкин своему брату в 1824 году, а не о тех, что были изобретены почти десять лет спустя и теперь известны каждому.
В дар заповеднику
– Скажите, могу я видеть директора Пушкинского заповедника? – спросил пожилой человек, входя в мою квартиру. Неизвестный назвался Суреном Тиграновичем Захарьяном. – Бывший военный врач и ныне пенсионер, – отрекомендовался он.
Я спросил, чем могу служить.
– Вот какое дело, – сказал он, осторожно разворачивая сверток и бережно вынимая из него какую-то книгу в изрядно потертом переплете, – эта книга – из библиотеки вашего заповедника. Приобрел я ее случайно, в 1944 году, при довольно интересных обстоятельствах. В то время я служил в армии полковым врачом. Осенью 1944 года наша часть остановилась как-то на отдых, теперь уже я даже и не помню точно где. В каком-то небольшом местечке западной Польши. Воспользовавшись относительным затишьем, я захотел что-нибудь почитать. Книг в госпитале было мало, а те, что имелись, были зачитаны до дыр. Мой связной, узнав, что я ищу, сказал, что недавно на дороге, по которой удирали гитлеровцы, он подобрал одну очень интересную книжку: «Ежели желаете – могу дать…»
Скоро я держал в своих руках солдатскую находку. Это была старинная книга, издания 1836 года, 15-й том «Библиотеки для чтения» А. Смирдина. Перелистывая пожелтевшие страницы, я взглянул на титул и увидел на нем фиолетовый штамп: «Библиотека музея Пушкинского государственного заповедника, инвентарный № 1246». Из газет я уже знал, что, отступая из Михайловского, гитлеровские захватчики разорили музей, а библиотеку увезли с собой в Германию. И тут мне стало ясно, что в моих руках большая ценность – одна из книг пушкинской библиотеки заповедника!.. С тех пор эту книгу я храню как реликвию своих военных лет. Недавно у меня появилась возможность осуществить давнишнюю мечту – побывать в заповедном уголке на Псковщине. И вот я здесь, и книга со мною. Прошу вас принять ее в дар…
Сейчас этот дар украшает одну из книжных полок кабинета великого поэта. Книга вернулась на свое место, в свой родной дом. А ее даритель стал частым и желанным гостем заповедника.
От всего сердца
С чувством высокого благоговения приходят люди под сень Михайловских рощ. Пушкин! Сколько света в этом дорогом имени! С каким волнением вступают люди на крылечко деревенского дома поэта! Как внимательно и подолгу рассматривают комнаты, книги, рукописи, его вещи, вещи его родных и близких. Наблюдая посетителей, убеждаешься в том, что большинство их приходит сюда совсем не так, как обычно приходят в музей. Нет, люди идут в гости к живому Пушкину – величайшему поэту и очень дорогому человеку! После прогулки по заповедным местам многие приходят к нам, сотрудникам заповедника, и просят дать на память «хоть что-нибудь». «Ведь я же приехал из Владивостока», – говорит один. «А я из Еревана», – взволнованно говорит другой. И человек, приехавший издалека, мечтавший много лет о поездке в заповедный пушкинский край, берет с собой на родину щепотку пушкинской земли, цветок медуницы или сирени, желудь «от дуба у лукоморья», шишку от ганнибаловской ели или наливное михайловское яблочко…
А сколько народу привозит с собою в Михайловское свою родную землю! «Это вот от «Кургана Мицкевича» из Новогрудка, – говорит паломник, приехавший из Литвы; «А это барвинок с могилы Шевченко»…
Сколько добрых пожеланий, умных советов слышим мы от своих гостей! Сколько получено подарков для музея! Среди них есть и совершенно уникальные. Вот, например, рукописная книга конца XVIII века… На заглавном листе ее написано: «Опыт взращивания молодых деревьев с показаниями устройства садов, парков и цветников». Вот довольно редкое издание сочинений Пушкина.
Бывают и живые подарки. Например, клубни георгинов: «Пушкин», «Евгений Онегин», «Татьяна Ларина» – новые сорта, выведенные садоводом-любителем из Риги.
«У Пушкина в комнатах Михайловского были живые птицы – чижи и канарейки, посылаю вам птичек для разведения», – писал ленинградский художник Пен Варлен. «Няня Пушкина Арина Родионовна очень любила голубей, Пушкин называл ее «голубкой». Нужно бы развести на усадьбе поэта голубей и сейчас. Посылаю вам гнездо птиц, мною выведенных. Они очень красивые и тихие». С таким обращением прибыли голуби из Ленинграда. Они хорошо прижились на новом месте.