Но в том же 1834 году, когда, как может показаться, был подведен итог и сделан вывод: «Пора, мой друг, пора!..», Пушкин пишет своей жене: «Хорошо, когда проживу я лет еще 25, а коли свернусь прежде десяти, так не знаю, что скажешь Машке, а в особенности Сашке». Он не собирался умирать. Любящий муж, многодетный отец, человек с обостренным чувством долга, полный творческих планов и замыслов не мог так легко и так просто рассчитаться с жизнью. Еще «Современник» не стал властителем дум, еще не написана «История Петра Великого», не закончена подготовка комментированного издания «Слова о полку Игореве», еще не выросли дети, не улажены денежные дела. Работы на земле было много. Да и сама дуэль не обязательно предполагала смертельный исход, хотя, как уже говорилось, Пушкин не исключал этого. На дуэль он шел покарать того, кто дерзнул посягнуть на честь его жены, на его честь как Поэта и Человека.
Итак, несмотря ни на что, дуэль была неизбежной. Что же стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Пушкина? На этот счет существует несколько версий, каждая из которых имеет фольклорное происхождение. Одни утверждали, что это произошло на балу у Воронцовых-Дашковых, где Пушкин услышал из уст Дантеса гнусный каламбур, адресованный Наталье Николаевне. Дантес к тому времени был уже женат, и это обстоятельство окрашивало каламбур в еще более унизительные для Пушкина тона. Дантес будто бы подошел к Наталье Николаевне и спросил: «Довольна ли она мозольным оператором, присланным ей его женой, Екатериной Николаевной». При этом громко произнес по-французски: «Le pedicure pretend gue votre cor est plus beau gue celui de ma femme». В переводе это выглядит так: «Мозольщик уверяет, что у вас мозоль красивее, чем у моей жены». А по-французски слова «cor» (мозоль) и «corps» (тело) звучат одинаково.
Еще говорили о последнем разговоре поэта с Николаем I, который Пушкин счел весьма оскорбительным для себя. Это произошло за два или три дня до дуэли. Пушкин будто бы поблагодарил царя за «добрые советы», данные как-то им его жене. Тогда Николай I предупреждал Наталью Николаевну остерегаться сплетен, распространявшихся вокруг ее имени. «Разве ты мог ожидать от меня иного?» — будто бы спросил Николай I. «Не только мог, государь, но, признаюсь откровенно, я и вас самих подозревал в ухаживании за моей женой», — ответил Пушкин, и это будто бы всколыхнуло в нем нестерпимую боль и отчаянье.
Стрелялись на Черной речке, за Петербургской стороной. Дорога туда вела по Каменноостровскому проспекту, затем проходила через Каменный остров, мимо пустующих, занесенных снегом дач. Сохранилось одно из последних прижизненных преданий о Пушкине. Будто бы он остановил сани и зашел в дом Доливо-Добровольского, который летом 1836 года снимали Пушкины. Здесь, на Каменном острове, стоял Кавалергардский полк, в котором служил Дантес…
Ивановская церковь на Каменном острове
Секундантом Пушкина был его старый лицейский товарищ Данзас, или «Храбрый Данзас», как с суровым уважением называли его в армии. Карл Карлович Данзас — потомок старого дворянского рода из Курляндии. Ни в поведении, ни в учебе особенно не отличался, хотя вступительный экзамен при поступлении в лицей сдал на отлично. Слыл одним из близких лицейских друзей Пушкина.
Официально считается, будто судьбе было угодно, чтобы 27 января 1837 года Пушкин совершенно случайно встретился с Данзасом на Пантелеймоновском (ныне Пестеля) мосту, недалеко от своей последней квартиры, когда безуспешно метался по городу в поисках секунданта для предстоящей дуэли с Дантесом. Однако есть легенда о неком провидении, которое руководило Данзасом. Будто бы накануне ему приснилось, что Пушкин умер, и наутро он поспешил к своему другу, чтобы узнать, не случилось ли с ним что-нибудь. Так или иначе, они столкнулись на мосту.
Опасаясь, что предложение быть у него секундантом может всерьез повредить карьере Данзаса, Пушкин витиевато сказал, что хотел бы предложить ему стать «свидетелем одного разговора», на что Данзас, не говоря ни слова, согласился. Пушкин тут же повез его во французское посольство. Только там Данзас догадался о подлинном смысле предложения Пушкина. В посольстве их ожидал секундант Дантеса — д’Аршиак. Впоследствии Данзас говорил, что оставить Пушкина «в сем положении показалось ему невозможным, и он решился принять на себя обязанность секунданта». Однако среди современных пушкинистов бытует мнение, что «случайная встреча на Пантелеймоновском мосту» — это не более, чем легенда, сочиненная друзьями Пушкина уже после дуэли, «чтобы смягчить вину Данзаса перед судом».
Дуэль назначается в тот же день на 5 часов вечера. Что-либо предпринять для ее предотвращения было уже невозможно. Оставалось надеяться на чудо. И Данзас надеялся. Петербургская молва утверждала, что, сидя в санях по дороге на Черную речку, Данзас ронял в снег пули, наивно полагая, что кто-то может увидеть их и догадаться, куда и зачем едут сани, и это, может быть, изменит неумолимый ход судьбы.
За участие в дуэли Данзаса приговорили к двум месяцам ареста на гауптвахте. Затем его отправили в действующую армию на Кавказ. В 1857 году в чине генерал-майора Данзас вышел в отставку. Умер Константин Карлович в возрасте 70 лет. Он погребен в Петербурге на Выборгском католическом кладбище. В 1936 году его прах перезахоронили на Пушкинской дорожке Некрополя мастеров искусств Александро-Невской лавры.
Но вернемся на Черную речку. В свое время это было одно из самых распространенных названий речных протоков в устье Невы. В XVIII–XIX веках в Петербурге было несколько Черных речек. Традиционно подобное название давалось многим протокам с темной или грязной, тинистой водой. Первоначально так назывались современные Екатерингофка, Смоленка, Волковка, Монастырка. Среди детских загадок, опубликованных Д. Садовниковым в 1901 году в сборнике «Загадки русского народа», можно встретить и рифмованную загадку с ответом — «лодка»:
Купался барин в Черной речке
И выкупался,
Вышел на берег
И вымарался.
События, как мы видим, происходят на одной из Черных речек. В настоящее время в черте города существует только одна Черная речка. Она берет свое начало в озере Долгое и впадает в Большую Невку в Выборгском районе города. В XIX веке берега Черной речки были популярными местами аристократического отдыха петербуржцев. Сюда на летнее время съезжался весь светский Петербург. Среди гвардейской молодежи существовало даже нечто вроде поговорки: «Житье-бытье на Черной речке очень веселое». Однако сегодня Черная речка в сознании петербуржцев чаще всего ассоциируется не с летним отдыхом, а с трагедией, разыгравшейся в январе 1837 года. Здесь, на берегу Черной речки, на дуэли смертельно ранен А. С. Пушкин. С тех пор петербургская городская фразеология пополнилась печальной идиомой «Пригласить на Черную речку», что на языке XIX века означало «вызвать на дуэль», а на современном — защитить честь, выяснить отношения, разобраться. Напомним, что берег Черной речки и после Пушкина не однажды становился «полем чести», где в смертельном поединке сходились известные петербуржцы. Так, в 1840 году здесь состоялась дуэль между Лермонтовым и де Барантом, а в 1909 — между поэтами Николаем Гумилевым и Максимилианом Волошиным.
Но вернемся в морозный день 27 января 1837 года. Дантес стрелял первым. Смертельно раненный Пушкин, пользуясь своим правом выстрела, приподнялся, прицелился и спустил курок. Рассказывают, что он тщательно целился, потому что будто бы поклялся «отстрелить Дантесу половой член». Но, как об этом рассказывает другая легенда, пуля отскочила, не причинив никакого вреда Дантесу, потому что на нем под мундиром была якобы надета кольчуга либо еще какое-то защитное приспособление, которое и спасло ему жизнь.
Легенда о кольчуге имеет сравнительно недавнее происхождение. Будто в 1920-х годах ее буквально придумал архангельский поэт В. И. Жилкин и рассказал модному в то время пушкинисту В. В. Вересаеву. Как утверждают исследователи, это была обыкновенная «мрачная шутка, мистификация, в которую вылилось характерное для Жилкина неприятие всяких досужих выдумок». Однако легенда зажила самостоятельной жизнью. Затем, уже в 1960-х годах, основательно подзабытую легенду реанимировал на страницах журнальной публикации некто В. Сафонов, специалист по судебной медицине, который пытался доказать, что, так как пуговицы на кавалергардском мундире располагались в один ряд и не могли находиться там, куда попала пуля, то отрикошетить она могла только от некого защитного приспособления, находившегося под мундиром.
Добавим, что этим обстоятельством якобы была обусловлена известная просьба Геккерна об отсрочке дуэли на две недели. Ему, видимо, нужно было «выиграть время, чтобы успеть заказать и получить для Дантеса панцирь». Более того, в Архангельске будто бы раскопали старинную книгу для приезжающих с записью о некоем человеке, прибывшем из Петербурга от Геккерна незадолго до дуэли. Человек этот, рассказывает легенда, «поселился на улице, где жили оружейники».
Уже после того как легенда, попав на благодатную почву всеобщей заинтересованности, широко распространилась, ее решительно отвергли пушкинисты. Они утверждали, что «нет никаких оснований полагать, что на Дантесе было надето какое-то пулезащитное устройство». Ко времени описываемых событий прошло уже два века, как кольчуги вышли из употребления, никаких пуленепробиваемых жилетов в России не существовало, да и надеть их под плотно пригнанный гвардейский мундир было бы просто невозможно. Что же касается пуговиц, то они на зимнем кавалергардском мундире располагались, оказывается, не в один, как полагал Сафонов, а в два ряда, и та, что спасла жизнь убийце Пушкина, была на соответствующем месте.
Но и это не самое главное. Через две недели после кончины Пушкина Василий Андреевич Жуковский пишет письмо отцу поэта Сергею Львовичу с подробным изложением событий трагической дуэли и смерти его сына. Письмо основано, как он сам об этом говорит, на личных впечатлениях и рассказах очевидцев. Вот что пишет Жуковский о последнем выстреле Пушкина: «Данзас подал ему другой пистолет (Ствол первого при падении Пушкина был забит снегом —