А кто сделал тот сундучок – в коем под «недреманным оком» во кресте лежала святая мощь, о том теперь никому неведомо. Только когда Александр Сергеевич умер, то по распоряжению жены его Натальи Николаевны и доброго друга его Василия Андреевича Жуковского был изображен такой же крест и «недреманное око» на надгробном пушкинском белом камне, на котором они и ныне, и каждый, приходящий на поклоненье в Святогорье, видит сии святые знаки. А где сейчас сама риза – это тайна, которая раскроется в последних строках писания сего.
Только где-то за великое множество лет не побывала риза сия! Была она во всех краях великой отчизны нашей – Керчи и Киеве, Новгороде и Пскове, Москве, Суздале и Смоленске, Рязани и Волге, Печорах и Изборске, Порхове и Болдине, Санкт-Петербурге и на Ворониче, что на Сороти, ибо были в разное время и повсюду первенцы в славном роде Пушкиных – и воины, и писцы, и мученики, и изуграфы, и общеправедные люди, и бунтовщики, и прочая, и прочая. Только становилась эта риза все меньше и меньше и стала совсем как «воздух», сущей, но еле предметной.
Когда Пушкин умирал, он попросил свою супруженицу явить ему последнюю великую милость – положить ризу на смертельную его рану. Что жена и свершила со всем смирением и молитвенностью.
А когда положили прах Пушкина в гроб, то положили вместе и ризу. И теперь она лежит в святогорской земле. И будет лежать до окончания веков. А сердце Пушкина всегда живо и бьется громко.
Уходящую ризу ту видел я, писец повести сей, когда камни мавзолея и гробницы Пушкина чинил летом 1953 года. А как бьется сердце Пушкина, то слышит всякий человек, приходящий в это святое место, по хотению сердца своего и имеющий уши чистые, жаждущие истины и звуков сладких, жаждущих любви и милосердия.