Осторожно пройдя по коридору, она заглянула в каждую комнату.
В темной спальне с разобранной постелью легкий ветерок шелестел разложенными на кровати альбомными листами. Но едва она потянулась к ним, как совсем рядом услышала доносящийся из шкафа негромкий стук.
Распахнув створку, Люся в изумлении отступила назад.
Вешалки с одеждой едва заметно покачивались и бились друг о друга, а под ними, по-детски обхватив колени, сидел Корги.
– Дурацкие вешалки, – проворчал он, ничуть не смутившись.
– Что ты делаешь в шкафу? – ошарашено спросила она.
– А кто сказал, что нельзя находиться в шкафу, если ты у себя дома? – Он проворно вылез и слегка пригладил растрепавшуюся копну волос.
– Но это нелепо.
– Я могу себе такое позволить, – ответил тот, вытирая взмокшее лицо.
Люся ждала, что он объяснит происходящее, но Корги продолжал делать вид, что все в порядке.
– Ты от кого-то прятался?
– Я никого не ждал.
Потянувшись, она обняла его и, прижавшись к щеке, прошептала:
– Расскажи, пожалуйста, что произошло.
– А что произошло? – Его брови с насмешливым удивлением взлетели вверх.
Отстранившись, он сдержанно снял ее руки.
– Мне нужно побыть одному.
– Это из-за Гончара? Магда дала понять, что вы поссорились, поэтому тебя не было на обеде?
– Слишком много вопросов. – Повернувшись к ней спиной, он подошел к окну и отдернул занавески.
В солнечных лучах его светлая рубашка просвечивала, а волосы отливали серебром. На какое-то мгновение Люсе показалось, что еще немного – и он весь растворится в этом солнце.
– Не приходи больше ко мне. – Неожиданно холодно произнес Корги. – На этом все.
– В каком смысле? – растерялась она.
– Мы с тобой весело провели время, но на этом все. Никакого продолжения быть не может. Надеюсь, ты не собираешься закатывать истерики или устраивать разборки? Мне не хочется раздувать из такой фигни скандал.
– Из-за фигни? – прошептала Люся, не в силах поверить, что он это говорит.
– Если пойдешь жаловаться брату, я натравлю на него Магду. – Сунув руки в карманы, Корги посмотрел на нее исподлобья. – Войну со мной вы не осилите.
– Извини, но я не понимаю. Хочешь сказать, что все, что было вчера, не по-настоящему? И клуб, и концерт, и остальное…
– Концерт по-настоящему, а остальное – нет.
Стало невыносимо душно, на лбу проступил пот, но в этот момент она была бы рада задохнуться, чтобы не испытывать раздирающие изнутри чувства.
Солнце по-прежнему сияло вокруг него, но теперь Люсе виделось, будто он в нем горит.
– Но зачем? Зачем ты так поступил и для чего говоришь сейчас это?
– Понятное дело зачем. Это же игра, а я обожаю игры. Ты очень легкая жертва и была обречена, но в этом доме такая невыносимая скукота, что сойдет и любое развлечение. А говорю потому, что дальше играть интереса нет. Что на кону? Ничего нового я уже не получу, а изображать отношения просто так скучно и бессмысленно.
Он наконец отошел от окна, и солнечный ореол слетел с него, как дымок с догоревшей свечи. Теперь Люся отчетливо различала пренебрежительное выражение лица, снисходительную усмешку и необъяснимую злость во взгляде, как если бы она совершила какой-то проступок и теперь он вознамерился за него отомстить.
– Значит, Магда была права, предупреждая о тебе? Она знала, что ты это нарочно делаешь?
Люся спросила это только потому, что должна была сказать хоть что-то, чтобы сдерживаемый ужас, отчаяние и обида не обрушились на него градом упреков и унизительной для нее мольбы. Она чувствовала, что приближается катастрофа, и готова была умереть на месте, лишь бы избавиться от охватившей ее обреченности, от наступающей черноты и бессилия. Ей нестерпимо захотелось ударить его, причинить боль и пытать, заставляя раскаяться в этой убийственной черствости и чудовищном цинизме.
– В этом доме все всё про меня знают, – усмехнулся Корги. – Не советую драматизировать. Ты хорошая девушка, и мне тебя даже жаль, но сострадание не мой конек. Я получил, что хотел и планирую занять свое время чем-нибудь поинтереснее.
Жестокость, с которой он это произносил, не укладывалась у Люси в голове, словно ему было мало вонзить в нее лезвие, и теперь он с наслаждением проворачивал его внутри, заставляя истекать кровью.
– Все, давай, пока. – Взмахом руки он указал ей в сторону выхода. – У меня много дел.
– Сидеть в шкафу?
– Тебя это не касается.
Оглушенная и раздавленная, Люся тенью вышла из его комнаты и двинулась в сторону выхода, однако на пороге его студии остановилась.
В ней царил еще больший бардак, чем обычно. Мольберты валялись, многие рисунки были смяты, некоторые разорваны, ваза с цветами разбита о стену, о чем свидетельствовало темное пятно с влажными потеками и смешавшиеся с осколками пионы на полу. Несчастный манекен, оставшись без руки, скорчился в нелепой позе под подоконником. Другая стена была забрызгана красками в стиле авангардистских экспериментов.
Очевидно, Корги находился в страшном бешенстве, когда все здесь крушил.
Где-то хлопнула дверь. Вздрогнув, Люся поспешила к выходу.
Единственное, что она отчетливо понимала: отсутствие Корги на обеде, очередные пространные высказывания Магды и все, что он ей сейчас наговорил, имеют одну общую причину, и имя ей – Гончар.
– Можно с вами поговорить? – Люся отправилась к Магде сразу, как только вышла от Корги.
Она боялась, что, если возьмет паузу, даст волю слезам и погрузится в переживания, обратного пути уже не будет. Страдания завладеют ею целиком, опустошат и окончательно отключат разум. Но до тех пор, пока она не выяснит, что произошло между Корги и писателем, расслабляться было рано.
Если Коля узнает, как Корги обошелся с ней – а он сразу это поймет, – то немедленно кинется разбираться с ним, что с учетом его скопившегося в последнее время раздражения обязательно закончится дракой.
Магда молча посторонилась, пропуская ее в свою квартиру, закрыла дверь на несколько замков и кивком головы велела проходить.
– Прошу вас, расскажите мне обо всем, – взмолилась Люся, присаживаясь на край дивана в гостиной. – Мне показалось, что вы хотели меня о чем-то предупредить, но я вас не слушала и не понимала. Но сейчас как будто начинаю понимать…
Магда осталась стоять посередине комнаты, словно не рассчитывая, что Люся задержится надолго.
– Разумеется, грех не вспомнить о шапке, когда подхватил менингит, – ворчливо проскрипела она. – Боюсь, теперь я мало чем могу тебе помочь.
– Просто расскажите, что знаете о Корги и его ссоре с Олегом Васильевичем. Вы что-то говорили о развязке и о масках, которые пора снимать. Я понимаю, что все это как-то связано.
– Сейчас из меня плохой советчик. – Магда покивала фиолетовой головой. – Но, как бы далеко все ни зашло, раз ты еще жива, шанс на спасение пока есть. Просто уезжай. Тебе будет плохо. Очень плохо, но зато сохранишь себе жизнь.
– Если все так серьезно, как вы говорите, то к чему темнить?
– Большинство становятся заложниками напрасных надежд, помноженных на гордыню. Выстраивают воздушные замки и отказываются их покидать, даже когда те давно превратились в руины. Ибо только за их стенами мы все чувствуем себя сколько-нибудь значимыми. Свой замок – свое королевство. Человек, которого я любила, никогда не испытывал глубоких чувств по отношению ко мне. Он был красив, независим и самодоволен. Но тогда я тоже считала себя красивой и независимой. И вначале это напоминало противостояние характеров и игру, на кону которой стояло превосходство: кто чьим сердцем завладеет и привяжет к себе. Он победил, а мне не хватило ума признать свое поражение. Ведь откуда мне было знать, что он пришел с той стороны, где победа измеряется страданиями? Покорись я ему, прими эту боль, откажись от иллюзорной короны, и все бы закончилось. Я не умаляю своей глупости, но теперь, побывав во мраке и многому у него научившись, моя душа требует справедливости и возмездия.
– Почему вы все время разговариваете загадками? Почему не можете сказать прямо?
Молча прокручивая кольца, Магда гипнотизировала ее задумчивым взглядом.
– Мне-то терять нечего, однако каков будет результат, неизвестно. Нет никаких гарантий, что все не обернется против тебя самой еще раньше, чем должно быть.
Люсе хотелось закричать от отчаяния и беспомощности, но она сдержалась.
– Не понимаю, для чего вам покрывать Корги, если вы сами говорили, что он вам не нравится.
– Покрывать? – Магда неприятно расхохоталась. – Да я едва выношу его присутствие. У него нет ничего святого, он никого не уважает, не любит и ничем не дорожит. Разрушает чужие жизни просто потому, что это приносит ему удовольствие. Так он чувствует себя победителем, понимаешь? Все, что у него есть, – симпатичное лицо, а ум и умение себя подать – не его заслуга. Он не создавал себя сам, а лишь пользуется тем, что ему дано свыше. И охотится не потому, что голоден, а повинуясь инстинкту. Выследить, загнать, растерзать. От него нет иного спасения, кроме бегства. И ты, возможно, могла бы сбежать, если бы не участие во всем этом Олега Васильевича, ведь Корги так старается именно для него; уж не знаю, что он ему наобещал, потому что этот гаденыш палец о палец не ударит, если это ему невыгодно. Ох… – Глаза Магды забегали. – Очень плохо, что я это все тебе сейчас говорю. Просто ужасно.
– Не волнуйтесь, – заверила Люся, – я никому ничего не скажу.
– Этого и не потребуется. – Трясущейся рукой Магда ухватилась за спинку стула и оперлась на нее. – Он все равно узнает.
– Кто узнает? Олег Васильевич? Корги?
– Послушай меня, иди прямо сейчас к себе, забирай брата, и уезжайте.
– Убегать больше незачем, – с трудом выдавила Люся. – Корги мне во всем признался. Сказал, что просто так развлекался. Но если вы думаете, что я стану сходить по этому поводу с ума, то ошибаетесь.
Люся мужественно проглотила вставший в горле ком.