Человек с таким гнилым сердцем, исковерканной душой и извращенным сознанием не имел права выглядеть настолько привлекательно, и Люся, отказываясь верить в произошедшее, снова и снова мысленно возвращаясь к прошлой ночи и чувству огромной, всеобъемлющей любви, которую она в тот момент испытала.
В конце лестницы, ведущей в подземный переход, она вдруг остановилась.
– Тебе плохо? – Коля обеспокоенно придержал ее за руку, словно опасаясь, что сестра вот-вот упадет.
– Нет. – Она прислушалась к себе. – Мне ужасно.
В одно мгновение развернувшись и едва не сбив с ног спускавшихся навстречу людей, Люся кинулась обратно наверх. Коля, перемахивая ступени, бросился догонять. Остановились только на улице. Оба взмокли и обливались потом.
– Прости, пожалуйста! – Люсе было стыдно. – Не понимаю, что на меня нашло. Какой-то дикий, не поддающийся контролю страх. Как если бы у меня закончился кислород, и, пробудь я еще немного там, умерла бы на месте.
– Но когда мы сюда ехали, ты прекрасно чувствовала себя в метро.
– Тогда да, а сейчас нет.
– И что же нам делать? Ехать на такси?
– Можно было бы и пешком или на автобусах, но к риелторше тогда точно не успеем.
Пришлось вызвать такси. Коля сел впереди, Люся сзади. В машине ей как будто стало легче. Голова прояснилась, а подкатившая тошнота прошла, но вскоре приступ возобновился и принес с собой не только необъяснимое чувство страха, но и боль. Болело все: от кончиков пальцев до макушки. Но сильнее всего в груди, под ребрами, как если бы поселившееся в ней чудовище норовило вылезти наружу.
Сцепив зубы, Люся откинулась на спину сиденья и прикрыла глаза; ей не хотелось, чтобы брат это видел, но он, даже сидя к ней спиной, почувствовал это и попросил водителя остановиться.
– Может, ты что-то не то съела? Или выпила? – предположил он, развернувшись к ней.
– Наоборот. Не выпила. Чай Магды. Она сказала, что если я его не выпью, то уехать не смогу.
– Ну вот, ты опять пугаешь меня колдовством.
– Считаешь, что я придуриваюсь?
– Ты сама предложила уехать, какой в этом смысл? Но если это и впрямь колдовство, то почему оно распространяется только на тебя? И чье оно, раз Магда предложила свою помощь?
Водитель-азиат настороженно покосился на них.
– Дальше поедем?
– Поедем, – твердо ответила Люся. – Я потерплю.
И она действительно терпела все тридцать минут, пока они ехали до места встречи с риелторшей. Кусала губы от боли, тихонько подвывала и впадала в некое подобие бессознания, когда все, что ее окружало, казалось сном, а невозможное и выдуманное – вроде того, что она это вовсе не она, а карандашный рисунок на мольберте в разгромленной студии Корги, – ощущалось как самая настоящая явь.
В колдовство Люся не верила. Коля верил, но не она. В ее представлении у всего на свете существовало логическое, разумное объяснение, которое могло обернуться колдовством лишь от незнания. И если чай Магды способен помочь, если он не был ее собственной фантазией, то, вероятнее всего, являлся антидотом неких наркотических веществ, действие которых усиливалось, стоило ей отдалиться от дома. Как это работало и почему воздействовало только на нее, оставалось загадкой, но раз Гончар задумал воспользоваться ею в качестве жертвы, то мог придумать что угодно.
Водитель высадил их на «Сходненской». В этом районе была совершенно другая архитектура: многоэтажные панельки спальных районов, потрескавшиеся тротуары, историчность в моменте. Прохожие тоже выглядели иначе: среди них не попадались гуляющие и весело смеющиеся люди, все куда-то целенаправленно торопились.
Но Люсе было не до обстановки. Дорога ей далась тяжело, однако в машине был хотя бы кондиционер, а на улице ее снова поглотила удушающая жара.
– Может, сходить в аптеку? – предложил Коля. Он не находил себе места, глядя, как мучается сестра. – Куплю обезболивающее или что-то вроде того.
– Не думаю, что оно поможет. Я же не понимаю точно, что у меня болит.
– В таком случае есть только одно средство, – заверил он и, велев ждать, умчался в сторону магазинов.
Пока его не было, появилась риелторша. Высокая веселая женщина в ярко-зеленом с красными попугаями платье, от вида которого Люсю затошнило еще сильнее. Красно-зеленое, словно огромный аллигатор с раскрытой алой пастью, намеревалось проглотить ее целиком. И спастись от него возможно было лишь среди бледно-розовых пионовых полей, но поблизости, сколько она ни искала взглядом, ничего такого цвета не было.
Коля вернулся с бутылкой мартини в одной руке и пакетом яблок в другой. К этому моменту риелторша уже решила, что связалась с сумасшедшей и собиралась уйти.
– Простите. – Коля принял свой самый любезный вид. – Моя сестра болеет. У нее температура, и ей срочно нужно в постель. Именно поэтому мы так торопимся.
Квартира оказалась в пяти минутах ходьбы от метро. Этаж второй. Ремонт относительно свежий, но какой-то больнично-офисный. Пустые крашеные стены, незамысловатая, заставляющая сомневаться в ее прочности мебель, постельное белье, пахнущее хлоркой. После той роскоши, в которой они жили у Гончара, комната, такая же убогая кухня и особенно посеревшая ванная вызывали брезгливость, которую Коля преодолел с трудом. Если бы Люсе не было так плохо, он бы и на ночь не остался в таком месте, но везти ее сейчас куда-то еще не решился. И скрепя сердце расплатившись с риелторшей за месяц вперед, немедленно выставил ее за дверь.
Глава 24
Поначалу идея уехать от Гончара показалась Коле безумной. И не только потому, что им некуда было идти. Сильнее всего его волновала тема с наследством. Чего бы там ни рассказывала Люся, он был уверен, что все эти игры, включая выходку Корги и легенду Магды о том, что Гончар с их помощью пытается избавиться от чувства вины, являются частью борьбы за немалое состояние писателя. И пускай он не до конца понимал всю цепочку обстоятельств, в которую не укладывались перемещающиеся манекены, исчезновение Таты и внезапный разрыв Корги с его сестрой, ее причина виделась ему вполне отчетливо. Когда дело касалось денег, люди готовы идти на любые безрассудства. И вот так, с легкостью, выбывать из игры, раз уж жизнь подкинула ему такой шанс, он был не готов, пусть даже временами дом и сводил его с ума.
Но потом, когда Люся сказала, что они должны поступить так, как от них не ожидают, он вдруг ясно понял, насколько хорош этот план.
Выйти из зависимости вовсе не означает уйти насовсем. Так они покажут Гончару и всем остальным, что способны действовать самостоятельно, по-взрослому: трезво и решительно. И что провинциальные нуждающиеся дети – это вовсе не робкие, дрожащие ягнята, которых достаточно прикормить морковкой, чтобы вести на заклание. Что они, хоть и молоды, но давно умеют постоять за себя, а если понадобится, способны и укусить.
Все портила только Люсина влюбленность. Коля знал, что сестра не притворяется, чувствовал. Ощущал на уровне физического и эмоционального восприятия, и это одновременно и расстраивало его, заставляя сопереживать, и злило, вызывая праведное негодование: как могла такая умная и рассудительная девушка настолько потерять самоконтроль и бдительность? Отчего она так доверилась этому парню, у которого на лбу написано, что он проходимец? Да, действительно, в первые дни Коля и сам чуть было не купился на его обаяние, но чем сильнее увлекалась им Люся, тем очевиднее становилось, что все это добром не кончится.
И вот теперь, наблюдая за тем, как она мучается, и сопоставив факты, он пришел к выводу, что и ее прошлая болезнь, когда они думали, что поймали вирус в душном кафе, также была связана с Корги – с его внезапным отъездом и ее волнением, что с ним что-то случилось. И стоило парню вернуться, как сестра мгновенно поправилась.
И это волновало Колю сильнее всего остального. Он допускал, что Корги воздействовал на Люсю при помощи гипноза или внушения, но в таком случае почему не освободил ее от этого, решив все оборвать? Получалось, что он либо нарочно пробуждал в ней страдания, чтобы подтолкнуть к необдуманным поступкам, либо в этом был замешан кто-то другой, например Гончар. Последняя версия ему нравилась больше других. Она очень логично складывала все элементы цепочки: приступ писателя, бунт Корги, историю Магды, вот только никак не отвечала на вопросы, касающиеся наследства и возможного их с Гончаром родства. Зато желание Корги свести с ума его сестру и, может, даже избавиться от нее, вписывалось в этот расклад идеально.
Он еще очень многого не понимал, но после отъезда из дома голова его удивительным образом начала проясняться.
Коля просидел на кухне, опустошая едва начатую вместе с сестрой бутылку мартини, до самого утра. Люся, к счастью, заснула быстро, и он был предоставлен сам себе: осмысливая положение, в котором они оказались, и придумывая дальнейший план действий и слов, которые скажет писателю так, чтобы его не обидеть, но обозначить свою позицию.
Спать отправился около пяти, забрался по лесенке на верхний ярус кровати и мгновенно отрубился. Проснулся весь взмокший от невыносимой духоты и жары. Солнце за окном светило вовсю, а часы на телефоне показывали двенадцать пятнадцать.
Коля свесился, чтобы поинтересоваться самочувствием сестры, и, не обнаружив ее в кровати, нехотя спустился вниз. Люси не было ни на кухне, ни в туалете, ни в ванной. Площадь всей съемной квартиры была едва больше каждой из их спален в доме Гончара, поэтому уже через пару минут он понял, что Люся ушла.
Рюкзак она не взяла, но прихватила немного денег и телефонную зарядку. Коля немедленно позвонил ей, но автоответчик известил, что абонент недоступен.
Единственный комплект ключей остался в кармане его джинсов; уходя, Люся лишь притворила за собой дверь. Никакой записки или сообщения, как они обычно делали, предупреждая друг друга, не написала.
Он предположил, что на фоне болезни у нее случился приступ сомнамбулизма и, находясь в беспамятстве и не понимая, где находится, сестра покинула квартиру неосознанно и теперь мечется в лабиринтах московских улиц. Но, забирая деньги и зарядку, сестра действовала вполне осознанно, а значит, искать ее нужно лишь в одном месте.