– Я не просила мне никого дарить. И вообще, вы говорите о людях так, словно их собственные мнения и желания ничего не значат.
– Конечно. Потому что без меня их нет. Они существуют или не существуют только благодаря мне, понимаешь? Они всего лишь плод моего воображения. Фантазия. Пшик.
– И держите вы их здесь насильно, – вступился Коля, – я знаю, Тата мне рассказывала.
– Насильно? – писатель удивленно пожал плечами. – Тата – единственная, кого я пожелал здесь видеть. Остальные пришли сами, каждый со своими проблемами и требованиями. Кто-то желал изменить свою судьбу, кто-то слишком много молился, а кому-то приспичило докопаться до истины.
Гончар пересек комнату и сел в кресло возле кровати.
– Ко мне приходили многие. Некоторых я звал, не скрою, но потом отправлял назад. Такому человеку, как я, одиночество не грозит. – Он снова рассмеялся. – Творчество – великая сила.
Коля поймал испуганный взгляд сестры.
– Получается, мы тоже персонажи, – иронично подыграл Коля.
– Вы? Нет. Вы всего лишь прототипы. Таков стиль моей работы. Я заимствую вашу внешность, ваши черты, манеру поведения и разговора, передаю ваш ход мыслей и привычки, а потом создаю совершенно новых людей – очень похожих на вас, но не вас.
– Но вы не писали эту книгу, – удивилась Люся. – Говорили, что не можете.
– Я писал ее в своей голове и уже почти закончил. Осталась развязка – то, ради чего вся книга и затевалась. Кульминация, драматический исход и финал. Не будем затягивать!
Хлопнув в ладоши, Олег Васильевич потер руки.
– Вы как предпочитаете: чтобы сначала каждый из вас произнес монолог или оформим это в виде диалога? Конфликт. Перепалка, брат в ярости хватает… – Он огляделся. – …Чугунный подсвечник. Или нет, это слишком кроваво и не тонко.
Он перевел взгляд на тот же пакет, на который смотрел Коля, когда придумывал, как будет вывозить Гончара из квартиры.
– Ты задушишь ее. Это будет красиво.
– Прекратите! – возмущенно перебила его Люся. – Вы, конечно, больной человек, и мы все понимаем, но это уже слишком. У всего есть предел! Спасибо за все и до свидания!
И тут Коля, сам не понимая, что делает, кинулся вслед за сестрой.
Догнал ее на пороге, грубо схватил за волосы и, не обращая внимания на ее крики, дотащил до кровати.
– Как ты могла выбрать его? – удерживая за плечи, проговорил он ей в лицо не своим голосом. – Мы же с тобой всегда были единым целым, а ты отказалась от меня и предала!
– С ума сошел? – завизжала Люся. – Немедленно отпусти, а то я тоже тебя ударю.
– Ты изменила всему, что нам было дорого, ты поддалась соблазнам и…
Люся с размаха отвесила ему звонкую пощечину. В ответ Коля схватил ее за горло.
Он не понимал, что происходит. Он говорил и делал то, чего не хотел, то, о чем не думал и что никогда не посмел бы совершить. Гнев застилал ему глаза, и остановиться он уже не мог, потому что, кроме остервенелой жажды справедливости, ничего больше не чувствовал.
Олег Васильевич, закинув ногу на ногу, с интересом наблюдал, как он все сильнее стискивает пальцы на Люсиной шее. Как она хрипит и всхлипывает. Сцена выходила убедительная и сильная. Если бы у него было чуть больше времени, если бы не память и здоровье, он дополнил бы ее монологом раскаяния, которого всегда ему так не хватало.
Ему хотелось услышать, как сестра будет оправдываться и как признает отвратительность своего поступка. Но такое воплотить в жизнь ему уже было тяжело, и он решил ограничиться лишь логической развязкой с последующим лирическим аккордом.
– Прекратите! – услышал Коля позади себя и, чуть ослабив хватку, обернулся на голос.
На пороге комнаты стоял Корги. В руках у него был пухлый блокнот Гончара и остро заточенный карандаш.
– Ты? – писатель изумленно вытаращился. – Откуда?
Быстрым шагом Корги пересек комнату и остановился перед его креслом.
– Вы должны их отпустить! Пусть уходят.
– Нет, подожди, как ты здесь оказался? Я же всех вас прогнал. Всех до единого. Тебя не может быть здесь!
– А я не ваша собачка, – зло процедил Корги, – меня не нужно прогонять или подзывать. Или вам напомнить, как все обстоит на самом деле?
Коля почувствовал, как собственный разум возвращается к нему, и ужаснулся при виде отчаянно ловящей ртом воздух сестры. Глаза ее были широко распахнуты, в них застыл неописуемый ужас.
– Прости. – Он сгреб ее в охапку и прижал к себе. – Это не я. Клянусь, я не понимал, что делаю.
Ее спина под его ладонью затряслась.
– Уходите, – сказал Корги, продолжая недвижно стоять перед упершимся в него взглядом Гончара. – Пока Олег Васильевич так силится меня прогнать или загипнотизировать, он вам ничего не сделает. Вы только посмотрите, как он покраснел от натуги.
Лицо писателя действительно побагровело – появление Корги, а особенно то, что он ему не повиновался, привело его в дикую ярость.
Коля поднял сестру и понес к выходу.
Однако Корги не рассчитал одного. Резко вскочив, Гончар бросился на него, сбил с ног и придавил весом своего тела.
Коля замешкался, Люся принялась вырываться.
– Помоги ему! – закричала она.
– Не вздумай даже! – сдавленно прокричал из-под Гончара Корги. – Быстро уматывайте прямо сейчас. Мне ничего не будет.
Упрашивать Колю было не нужно, он выбежал с сопротивляющейся сестрой на руках в коридор и дальше на лестницу.
– Прошу, давай вернемся, – умоляла Люся. – Гончар его убьет.
– Лучше пусть его убьет Гончар, чем я тебя.
– Но, Коля, так нельзя, я не могу его бросить.
– Он сказал, что ему ничего не будет. Корги молодой и сильный. Он знаешь как меня несколько раз о стену приложил? Он справится. А если мы вернемся и Гончар опять залезет мне в голову, то я уже ничего сделать не смогу. Может, он вообще заставит меня драться с Корги. Ты как хотела бы: чтобы он меня убил или я его?
Последний довод подействовал на Люсю отрезвляюще.
Они спустились по центральной лестнице и открыли подъездную дверь; с той же легкостью отворилась и решетчатая калитка.
Такси приехало через пять минут и помчало их по ночной Москве в квартиру на «Сходненской».
Глава 31
Утро началось с дождя. Он громко барабанил по железному уличному подоконнику, исполосовав каплями все стекло.
Брат с сестрой провалялись в кровати полдня, просыпаясь, коротко переговариваясь о том, что события накануне не были сном, и снова засыпали в надежде на то, что в следующее пробуждение окажется, что это им все-таки приснилось.
Наконец около часу дня Коля слез со второго яруса и, разминая затекшую на неудобном продавленном матрасе спину, остановился над открывшей глаза сестрой.
– Я все равно не верю. И, наверное, не поверю никогда.
– А я верю, – ссохшимися губами тихо проговорила она. – У меня на шее остались синяки от твоих пальцев.
Она задрала голову, демонстрируя темные подтеки.
– Больно? – Коля почувствовал стыд.
– Только когда дотрагиваешься.
– Извини.
– Вот именно! Какое уж тут неверие?
– Знаешь… – Он потупился. – Никогда не думал, что мной можно так запросто управлять. Я всегда считал себя волевым и независимым человеком.
– Я тоже про себя так думала, – призналась Люся, – пока со мной не случилась эта любовь.
– Надеюсь, она прошла?
– Кажется, прошла. По крайней мере, я не умираю. Но за Корги все равно волнуюсь. Он пришел за мной и защитил. Чего бы он там про себя ни говорил, он хороший человек. И я до сих пор корю себя, что мы его там оставили.
– Ладно. – Коля потянулся. – Что будем делать?
– Сейчас или вообще?
– И сейчас, и вообще.
– Сейчас мы выпьем по чашке кофе и поедем к Гончару.
– Ты уверена? А вдруг мы опять не сможем выйти?
– Сделаем так: в дом зайдет кто-то один, например я, а ты останешься снаружи. И, если я не вернусь через пятнадцать минут или не позвоню, ты вызовешь полицию.
– Нет, это опасно, поэтому пойду я, – отрезал Коля. – А ты останешься ждать, и это не обсуждается.
– Хорошо, – согласилась Люся. – После постелей Гончара спать на таких койках ужасно.
Молока в доме не оказалось, сахара тоже, кофе получился горький и одновременно пресный.
Одежда под дождем быстро промокла.
Ехали на метро. Больше оно Люсю не пугало. Ей вообще казалось, что из нее вычерпали все чувства и эмоции и теперь ее ничто не волнует: внутренняя усталость и пустота, не горечь, не печаль, а равнодушие. Безучастность и отрешенность. Никаких распускающихся в груди цветов или порхающих бабочек – новое и очень странное состояние. Как опухшая после долгих слез голова. Заторможенная безучастность.
Пассажиров в вагоне было немного, но они все равно встали возле дальних дверей, чтобы разговаривать.
– Ну, допустим, – размышлял Коля вслух, – пусть Гончар гипнотизер и все такое, я даже готов допустить, что на обед они кормили нас галлюциногенами или пускали какой-то психотропный газ. Даже наше разделение я мог бы, вероятно, объяснить. Но вся эта тема с персонажами… Ее я понять никак не могу. Они же на самом деле пропали, стоило ему захотеть. Козетта гналась за тобой по коридору, а потом в один момент исчезла.
– Возможно, ее отвлек Корги. Ты же видел, что он-то никуда не делся. А это доказывает, что Гончар придумал все это. Может, они даже нарочно подыгрывали ему?
– Точно, – вспомнил Коля, – Корги так и говорил, что все играют свои роли. А ведь сколько мы видели фильмов, где богатые, уставшие от однообразия жизни люди, которым уже нечего больше хотеть, играют с другими? Может, это была постановка со всякими спецэффектами и нас просто разыграли? – Он очень обрадовался этому своему предположению.
– Хочешь сказать, что сейчас мы приедем, войдем в дом, и они такие выскакивают в колпачках и с дудками: «Та-дам! Это был розыгрыш»?
– Слушай, а ведь и в самом деле, – еще сильнее воодушевился брат. – Помнишь, я тебе говорил, что видел Шуйского на остановке и потом он это упорно отрицал? Точно. Они просто нанятые актеры – вот и все. Он сбежал по своим личным делам с рабочей площадки, потому и не хотел сознаваться.