Пусть это буду я — страница 47 из 48

– Что за фигня?

– Это называется «книги», – шутливо пояснила Люся.

– И чего? Они дорогие?

– Может, когда-нибудь в будущем Олега Васильевича признают классиком и они станут цениться, но пока это всего лишь бумага и больное воображение, – фыркнул Коля.

Одну за другой папа достал несколько книг, покрутил в руках и положил рядом с собой на пол.

– Так себе наследство, если честно. Гляди-ка, а там еще что? – вытряхнув оставшиеся книги, он вытащил картину. – Это точно не Ван Гог?

– Она называется «Ежевичные сны», – пояснила Люся. – Приносит вдохновение и бессмертие. Хочешь, забирай себе. Ты такое любишь.

– Ладно, – он охотно отложил картину в сторону и следом выудил спрятавшуюся на самом дне чемодана рукопись. Небрежно раскрыл на первой попавшейся странице и высокопарно прочел:

«Раскаяние – это не про меня. Я никогда не совершаю опрометчивых поступков и ни о чем не жалею, – цинично заявил Сева. – С тем же успехом вы можете взывать к совести разверзшегося вулкана или пролившейся дождем тучи. Относитесь ко мне как к явлению, и тогда, возможно, вам будет легче принять все, что случилось!»

– Помнишь эти слова? – Люся взволнованно посмотрела на брата, который склонив голову набок, сосредоточенно уставился на название книги.

– А ты в курсе, – наконец произнес он, – что слово «игрок» – это зеркальная анаграмма слова «корги»? Только сейчас заметил.

– Игрок? – Люся торопливо протянула руку. – Дай, пожалуйста, мне нужно ее прочесть.

Но Коля оказался проворнее. Быстро забрав листы рукописи у отца, он спрятал их себе за спину.

– Ты чего? – Люся удивленно заморгала.

– Просто не нужно ее читать – и все. Мы ведь решили, что не будем вспоминать.

– Это ты решил. Отдай по-хорошему.

– Извини, но нет.

В ту же секунду, не сходя с места, Коля точным броском отправил стопку листов в раскрытое окно.

Шумно прошелестев страницами на ветру, рукопись спланировала вниз.

– Ты дурак?! Может, это единственный экземпляр этой книги?

– Очень на это надеюсь. – Преградив дорогу, Коля схватил ее за плечи. – Умоляю, мы не должны больше впускать это в свою жизнь.

– А что случилось? – вернувшись на свое место, отец с удовольствием приступил к арбузу.

Люся посмотрела на Колю исподлобья.

– Что значит «впускать»?

Коля немного помялся, затем, продолжая придерживать сестру за плечи, усадил на табурет.

– Поклянись, пожалуйста, что после того, что я тебе скажу, ты не побежишь возвращать эту книгу.

– Хорошо. Клянусь, – неохотно выдавила из себя Люся, потому что любопытство было сильнее.

– Я все время боялся, что ты попытаешься это сделать, уповая лишь на то, что эта тема тебя больше не волнует.

– Что за тема? – снова вклинился отец.

– Но даже если никаких ненужных чувств у тебя не осталось, существует опасность, что когда ты станешь читать эту книгу и погрузишься в ее содержание, то он придет к тебе сам – как пришел к Гончару. И если вдруг заявится, то может оставаться сколько угодно долго. А я не хочу, чтобы ты тоже сошла с ума. Не хочу, чтобы мы сошли с ума, ведь теперь я тоже вовлечен в этот твой мир.

Люся недоверчиво поморщилась.

– Ладно, давай начистоту. – Коля скрестил руки на груди. – До прихода отца я только предполагал это, а теперь точно уверен. Тебе по наследству передалась эта способность Гончара к творчеству и умение внушать окружающим свои фантазии.

– С чего ты взял? – пораженно прошептала Люся.

– Помнишь, Ольга Васильевна говорила об этом, когда ты спрашивала, почему во время вашей прогулки его могли видеть и другие люди. Но это ладно, тут я готов списать все на то, что тебе это лишь казалось. Однако тот ужасный последний эпизод, когда я тебя душил. Ты же не забыла?

– Я все отлично помню.

– Так вот, в тот момент Корги пришел к тебе на помощь именно по твоей воле. Гончар избавился от всех, прогнал их и не давал вернуться. Исчезли все: Магда, Козетта, Шуйский, Корги тоже исчез. Но ты вернула его. Сама! Силой собственного воображения, и именно это так шокировало Олега Васильевича: его персонаж действовал против него, помимо его воли.

– Эй, ну объясните мне хоть что-нибудь, – взмолился отец. – Все это звучит жутко интересно, но я ни черта не понимаю.

Сорвавшись с места, Люся бросилась в коридор и понеслась вниз по лестнице.

– Ты же поклялась! – крикнул ей в спину Коля, но она уже не слышала.

Вдруг все то, что говорил брат, правда? Если она способна на это, то обязана вернуть себе Корги. Все эти дни, пытаясь не думать и не вспоминать, она снова чувствовала себя больной и разбитой, одинокой, неприкаянной и несчастной.

В ее воображении то и дело возникали то его ледяные глаза, то пепельная копна волос, то обезоруживающая улыбка. В ушах звучали его голос и смех. В такие моменты она повсюду чувствовала запах пионов.

Что брату с того, что она вернет себе все это? Разве у каждого не собственное счастье? И отчего она не имеет права жить так, как нравится ей, пусть даже и в выдуманном мире?

В конце концов, Гончар прожил таким образом долгие годы и был избавлен от неприятной и трагической реальности, где существовал в полном одиночестве и безвестности среди разрушенных стен.

Не переставая задаваться вопросом, кому могла понадобиться выброшенная книга, Люся проискала рукопись под окнами дома около часа и вернулась с пустыми руками. К тому времени отец с братом успели уже прикончить половину арбуза.

Они ели, болтали и смеялись.

– Ну что? – спросил Коля с веселой улыбкой. – Нашла?

– Ты знаешь, куда она делась?

– Два пацана шли мимо, и я попросил их забрать листы и выкинуть как можно дальше от этого дома.

– Получается, Гончар был прав, и ты сейчас подтвердил его теорию. Думаешь, ты книгу из окна выбросил? Ты выбросил меня!

Глава 33

Она рисовала Корги несколько дней подряд. Портреты, фигуры, наброски отдельных сцен в движении и покое. Однако рисунки получались хоть и удачные, но не до конца точные.

Ей требовалось еще многому научиться, чтобы передать все так, как осталось в памяти, ведь, только стерев границу между воображением и правдой, можно его вернуть.

Дело зашло в тупик. Пока она научится рисовать достаточно хорошо, чтобы эти рисунки стали похожи на правду, пройдет немало времени, и к тому моменту она уже не вспомнит детально, каким он был.

– Ты должен мне помочь. – Ей пришлось пойти на попятную и отправиться к брату. – Пожалуйста, давай сделаем это вместе. Ольга Васильевна помогала Гончару. Я думаю, что если ты тоже захочешь его вернуть, то вместе у нас получится.

– Извини, но нет. – Коля понимал, что заставляет сестру страдать, но в своей уверенности был непреклонен. – Даже пробовать не собираюсь. У тебя вся жизнь впереди, а ты собираешься поставить на ней крест. Стоит только начать – и потом уже не остановишься.

Единственным решением оставалась книга, и если Коля не ошибался и она действительно обладала способностями Гончара, то, погрузившись в повествование, она сможет вытащить оттуда Корги.

Будь это одной из уже опубликованных книг, среди которых она обнаружила и «Лекарство от любви» – несчастную историю брошенной женихом Магды, и «Неуд» с Козеттой в «главной роли», и «Пятьдесят с половиной копеек» о сожженном во сне собственной женой Шуйском, она бы могла дать объявление и поискать ее среди букинистов. Но «Игрока» не издавали, и это приводило Люсю в отчаяние.

Папа уехал в Первомайский, с Колей они не разговаривали.

Она рисовала, он по полдня пропадал в своем будущем университете.

Капля последней надежды вспыхнула в ней неожиданно, когда, отправившись в магазин, она заметила на улице женщину в инвалидной коляске и подумала о сестре писателя. Каким-то же образом она узнала содержание этой книги еще до того, как Олег Васильевич умер.


– Ольга Васильевна здравствуйте! – Люся позвонила ей, не доходя до магазина. – Это Люся. Двойняшка. Помните меня? Скажите, пожалуйста, вы не знаете, существует ли еще один экземпляр книги «Игрок»? Тот, что был у нас, к сожалению, испортился. А я так хотела ее прочитать!

Ольга Васильевна немного помолчала, обдумывая услышанное, потом сдалась:

– Да. У меня действительно есть копия, но ты должна поклясться, что вернешь ее в целости и сохранности. Я собираюсь перенести ее на компьютер и попробовать издать.

– Клянусь! – обрадовалась Люся. – Я сейчас к вам приеду!


Утро сияло и слепило, в точности как в тот день, когда они с братом оказались в Москве в первый раз. Музыка задорно разносилась по всей площади. Люся притормозила и, немного поколебавшись, двинулась в сторону зрителей. Ей так хотелось взглянуть на музыкантов, но она вряд ли когда-нибудь еще здесь появится.

Кое-как протиснувшись вперед, она увидела группу: тощего волосатого парня за барабанами, невысокую девушку со скрипкой и еще одного парня с гитарой, который пел. У него был довольно приятный голос, люди охотно ему подпевали. Слов песни Люся не знала, но принялась хлопать вместе со всеми.

– Тебе нравится, как они ее поют? – раздался за спиной мужской голос.

– Да, очень неплохо, – откликнулась она, не оглядываясь.

– Ты просто не знаешь, что такое неплохо, – хмыкнул он. – Если продолжат, весь народ распугают. Какая твоя любимая песня?

Люся обернулась, и глаза ее расширились от удивления.

– Привет, – прошептала она.

– Ну привет, – усмехнулся он и протянул ей руку: – Денис.

– Денис? Это что-то новенькое. – Люся машинально пожала его ладонь. – Разве тебя на самом деле зовут не Сева?

– Нет. Увы, всего лишь Денис.

– Скажи честно, ты здесь из-за меня?

Он расплылся в своей очаровательной улыбке.

– До этого момента я ничего об этом не знал, но вполне вероятно.

– Из-за меня, – с уверенностью сказала Люся, – потому что я всю неделю тебя рисую.

– Это приятно слышать, – он шутливо изобразил смущение. – Так ты не сказала, какая твоя любимая песня.