(глава девятая)
Герцог с Джеем шли быстро — не бежали, но шагали довольно бодро. А у меня замерзли ноги, я устал, когда тащил Герцога, так что стал немного отставать. Поскольку ветер дул в лицо, я слышал, о чем говорят они, а вот они меня — нет.
Герцог (в который раз) сказала, что черлидеры — не спортсмены, а Джей показал на нее пальцем и строго встряхнул головой:
— Больше ни одного плохого слова о черлидерах. Если бы не они, откуда бы мы узнали, как мы счастливы на спортивных матчах? Если бы не они, разве стали бы самые красивые американки делать упражнения, столь полезные для их здоровья?
Я постарался своих друзей нагнать, чтобы тоже вставить слово.
— К тому же, если бы не черлидеры, индустрия синтетических мини-юбок зачахла бы, — сказал я. За беседой идти было проще, и ветер не так кусался.
— Вот именно, — согласился Джей, вытерев нос рукавом отцовского комбинезона. — Я уж не говорю про производителей помпонов. Ты хоть представляешь себе, сколько людей во всем мире заняты изготовлением, распространением и сбытом помпонов?
— Двадцать? — предположила Герцог.
— Тысячи! — ответил Джей. — В мире должны быть миллионы помпонов, точнее, они должны быть у миллионов черлидеров! И если я неправ, когда говорю, что миллионы черлидеров должны водить миллионами помпонов по моей обнаженной груди, то я и не хочу быть прав, Герцог. Я не хочу быть прав.
— Ты такой клоун, — сказала она. — И такой гений.
Я снова стал отставать, но старался держаться, не особенно клоун и не особенно гений. Я всегда радовался, когда Джей умничал и когда Герцог ему подыгрывала. За четверть часа, минуя Санрайз-роуд (чтобы не столкнуться с близнецами), мы вернулись к Карле. Я забрался в машину через багажник и взял «Твистер», после чего мы перелезли в чей-то двор через проволочное ограждение и направились прямиком на запад, в сторону автомагистрали, решив, что близнецы пошли по той дороге, по которой поначалу направлялись мы. Тот маршрут был быстрее, но поскольку ни у Тимми, ни у Томми «Твистера» мы не видели, мы решили, что и не страшно будет, если мы придем позже.
Мы довольно долго шли молча мимо темных деревянных каркасных домов, я при этом держал коробку с «Твистером» над головой, чтобы хоть как-то защитить лицо от снега. На одной стороне улицы его нанесло до самых дверных ручек, и я подумал о том, как сильно снег все меняет. Я всю свою жизнь прожил в этом районе. По этому кварталу ходил и ездил тысячи раз. Я вспомнил, как несколько лет назад здесь погибли все деревья от какой-то болезни. Через ажурные заборы простирался весь квартал до главной улицы, его я знал еще лучше: каждую рассчитанную на туристов галерею, торгующую произведениями местных ремесленников, каждый спортивный магазин, предлагающий большой ассортимент обуви для треккинга, от которой я бы сейчас не отказался.
Но теперь все это — совершенно все! — стало абсолютно другим, под покровом снега город выглядел почти угрожающе чистым. Подо мной не было ни дороги, ни тротуара, пожарные гидранты тоже исчезли. Улицы словно завернули в белоснежную бумагу, как подарок. Все изменилось не только на вид; запах тоже стал другим — бодрящий аромат холодного воздуха смешивался с кисловатым запахом влажного снега. Да еще и зловещая тишина, царящая вокруг и нарушаемая лишь поскрипыванием обуви. Джей с Герцогом шли примерно на метр впереди меня, и я, затерявшись в этом выбеленном мире, их уже не слышал.
Я мог бы даже поверить в то, что мы остались единственными неспящими людьми во всей Северной Каролине, если бы не увидел светящиеся витрины продуктового магазина «Герцог и Герцогиня», когда мы свернули на Мейпл-стрит.
Герцога все называли Герцогом потому, что в восьмом классе мы однажды пришли в этот магазин, который отличался от остальных тем, что работники там должны обращаться к покупателям со словами не «сэр» и «мэм» и не «эй, ты», а «герцог» или «герцогиня».
Так вот, а у Герцога половое развитие слегонца припоздало, к тому же она всегда ходила в джинсах и бейсболках, особенно в средней школе. И произошло вполне предсказуемое: мы пришли в «Герцога и Герцогиню» за «Биг Лиг», или «Маунтин Дью: Коуд Ред», или чем там у нас было модно портить зубы в тот период, и, когда Герцог расплатилась за свою покупку, парень на кассе сказал ей: «Благодарю вас, Герцог».
Ну и к ней прилипло. Однажды, наверное в девятом классе, за обедом мы втроем — я, Джей и Кеун — предложили называть ее Энджи, но она это имя не любила. Так что мы и дальше звали ее Герцогом. Ей эта кличка подходила как нельзя лучше — она прирожденный лидер; и хотя теперь она уже не выглядела как мальчишка, все равно вела себя по большей части как один из нас.
Джей замедлил ход и оказался рядом со мной.
— Что? — спросил я.
— Слушай, ты в порядке? — поинтересовался он, взял у меня «Твистер» и сунул его себе под мышку.
— Да, а что?
— Да ты идешь как я не знаю что. Словно у тебя с ногами не все в порядке.
Я опустил взгляд и увидел, что я действительно двигаюсь как-то странно, широко расставив ноги, будто на шарнирах; колени у меня едва гнулись. В общем, я выглядел как ковбой после продолжительной гонки на коне.
— Ой! — воскликнул я, наблюдая за своей странной походкой. — Гм… Наверное, ноги очень замерзли.
— СРОЧНАЯ ОСТАНОВКА! — завопил Джей. — Кажется, у нас тут обмороженный!
Я покачал головой: нет, все было нормально, — но когда Герцог развернулась и увидела меня, она сразу же сказала:
— В «Г и Г»!
Герцог и Джей побежали, а я поковылял. Ребята меня здорово обогнали, и когда я добрался до магазина, Герцог была уже у прилавка с комплектом из четырех пар белых хлопковых носков.
Мы оказались не единственными посетителями. Усаживаясь в крохотном кафе магазина, я бросил взгляд на дальний столик, за которым с чашкой дымящегося чая сидел Алюминиевый.
(глава десятая)
— Здрасьте, — сказал ему Джей, пока я снимал мокрые кроссовки.
Алюминиевого описать непросто, это седой, но в целом нормальный пожилой мужик, за исключением того, что он никогда, ни при каких обстоятельствах, не выходит из дому, не обернув предварительно все свое тело с головы до ног алюминиевой фольгой.
Я стянул свои почти обледеневшие носки, ноги были почти синего цвета. Джей подал мне салфетку, чтобы я мог растереть их.
— А у вашей троицы хорошая ночка выдалась? — Алюминиевый всегда разговаривал так, будто жизнь — это фильм ужасов, а он — маньяк с ножом. Но никто его не боялся. Спросил он про всех нас, но смотрел только на меня.
— Да вот как-то так, — ответил я, — у машины колесо отвалилось, а я ног не чувствую.
— Ты таким одиноким там выглядел, — продолжил Алюминиевый, — как легендарный герой, борющийся со стихиями.
— Ага. А у вас как дела? — спросил я из вежливости. «Зачем?» — ругал себя я. Ох уж эти клятые южные манеры.
— Я вот питательную вермишельку ем. Люблю хорошо покушать. А потом, наверное, пойду еще прогуляюсь.
— А не мерзнете? В фольге-то? — Я все никак не мог остановиться.
— В какой фольге? — удивился Алюминиевый.
— Ладно, не важно. — Герцог подала мне носки.
Я надел одну пару, потом вторую, потом третью. Четвертую я приберег на случай, если потом понадобится. В кроссовки я еле влез, но все же, встав, ощутил себя другим человеком.
— Рад был пообщаться, как всегда, — сказал мне Алюминиевый.
— Ага, — согласился я. — С Рождеством!
— Пусть свиньи судьбы успешно донесут вас до дому, — ответил он. — Да-да!
Я очень посочувствовал девушке за прилавком — ей так не повезло с клиентом. Когда я выходил, она меня окликнула:
— Герцог?
Я повернулся:
— Да?
— Я услышала про машину, — сказала девушка. — Сочувствую.
— Ага, — согласился я, — хренотень.
— Мы можем ее оттащить, — продолжила она. — У нас свой грузовик.
— Правда?
— Да. Есть что-нибудь, чтобы номер записать?
Я порылся в карманах куртки и извлек чек. Она записала свой номер и имя, Рейчел, почерком с огромными петельками.
— Ух ты, Рейчел, спасибо.
— Не за что. Пятьсот баксов плюс пять за каждую милю — с учетом погоды, праздников и всякого такого.
Я скривился, но кивнул. Вытащить тачку задорого лучше, чем не вытащить вообще.
Как только мы вышли на улицу — я заново ощущал свои пальцы и очень радовался тому, что они у меня есть, — ко мне подкатил Джей:
— По правде сказать, тот факт, что Алюминиевому уже лет сорок и он все еще не скопытился, внушает мне надежду на то, что меня ждет довольно успешная взрослая жизнь.
— Ага.
Впереди шла Герцог и жевала «Читос».
— Дружище, — улыбнулся Джей, — ты что, на задницу Герцога смотришь?
— Что? Нет. — И, только соврав, я осознал, что действительно смотрел на ее спину, хотя не сказать, что конкретно на задницу.
Герцог развернулась:
— Вы о чем там разговариваете?
— О твоей заднице! — закричал Джей против ветра.
Она расхохоталась:
— Я знаю, Джей, она снится тебе по ночам.
Герцог замедлила ход, и мы поравнялись.
— Вот если честно, — начал Джей, обнимая ее, — надеюсь, что не задену тебя своими словами, если ты когда-нибудь явишься мне в эротическом сне, мне придется отыскать свое подсознание и вырезать его, а потом забить палкой до смерти.
Герцог отреагировала с характерным для нее высокомерием:
— Это меня нисколько не оскорбляет. И если ты сам этого не сделаешь, мне придется тебе помочь.
Затем она повернулась ко мне и пристально посмотрела.
Мне показалось, что она хочет проверить, засмеялся ли я, — да, я тихонечко хихикал.
Мы шли мимо губернаторского парка, в котором была разбита самая большая спортивная площадка в городе, и вдруг вдалеке послышался рев мощного двигателя. На миг я испугался, что это машина близнецов, но, когда обернулся, увидел мигалки на крыше.
— Копы, — быстро сказал я и бросился в парк.