Перепуганный Август угрозами и уговорами получил от Меншикова, не подозревающего о его замыслах, всех пленных и отпустил их под честное слово. А сам уехал в Варшаву и там объявил, что заключает с Карлом перемирие. Никакие убеждения русского посла князя Долгорукого не помогли. Август твердил, что не может отдать свою Саксонию на полное разорение, и дал понять, что в случае перемены обстоятельств он снова вернется к союзу с царем.
Петр узнал о выходе Августа из войны только 10 декабря, на пути из Петербурга в Нарву. Его встретил курьер, посланный Меншиковым, и сообщил страшную новость.
Петр вылез из возка и быстро пошел по скользкой обледенелой дороге. Возок ехал за ним. За возком спешил, еле поспевая, курьер Свечин.
Петр шел долго, стараясь подавить смятение. Он ждал этого известия, но все надеялся, что Август продержится, не изменит. Не продержался, изменил.
Теперь помощи ждать не от кого. Теперь ничто не может удержать бешеного шведского воителя от похода на Россию. Ну что ж, значит, такая судьба — встретиться с ним лицом к лицу…
«Брат мой Карл считает себя Александром Македонским. Но во мне он не найдет второго Дария!» — думал Петр. Да, он не станет, как тот персидский царь, бросать под вражеские мечи наспех созванные орды. Карл встретит такую войну, к которой не привык и которой не ждет! Выбирать не приходится. Или Россия гибнет, или Карл со своими гренадерами.
Известие об измене Августа меняло все планы.
28 декабря 1706 года Петр был уже в Жолкиеве — в районе расположения главных русских сил.
Пришло роковое время.
Пусть каждый исполнит свой долг.
Кончался 1706 год. До нового года оставалось всего несколько часов.
В доме, который Петр занял по приезде в Жолкиев, шел военный совет. Принималось решение огромной важности — как вести войну, ежели Карл пойдет на Россию.
Печи в доме были жарко натоплены, и генералы в расстегнутых мундирах сверкали белизной сорочек. Табачный дым плавал под потолком.
Петр сидел во главе стола, вытянув длинные сильные ноги, и говорил — резко и весомо, иногда пристукивая по столу жилистым кулаком. Шереметев, Меншиков, Алларт уже высказались, и теперь царь подводил итоги:
— Я, господа генералы, подтверждаю свое прежнее мнение: искание генерального боя зело опасно, ибо в один час все дело может быть опровержено. Нам решить надо — давать неприятелю баталию в Польше или не давать? Я полагаю — не давать. Понеже, ежели какое несчастье случится, ретироваться будет трудно. Армия погибнуть может. Баталию, ежели необходимая нужда будет, давать только в своих пределах. В Польше же небольшими партиями — конными и пешими — неприятеля непрестанно тревожить, особенно на переправах. В тех краях, по которым неприятель идти будет, конными партиями опустошение производить перед ним и томить неприятеля оголожением провианта и фуража. Так же и стараться бить по частям, на отделившиеся отряды нападая… Мой брат Карл будет искать генерального боя, чтобы разом все решить. А мы в подобный азарт входить не будем. Мы с генеральной баталией подождем, пока неприятель не утомится и числом не уменьшится… Нам не лихость свою показывать надобно, но викторию добыть!
Так и решили действовать.
Но решившись сражаться и победить, Петр не терял надежды заключить мир со Швецией. Он воевал не ради войны. Если бы удалось помириться на приемлемых условиях, он подписал бы мир.
Петр предложил английскому герцогу Мальборо быть посредником в переговорах. Но хитрый Мальборо писал царю любезные письма, а сам подталкивал Карла на Россию.
Петровские дипломаты вели переговоры с датским королем — уговаривали его снова вступить в войну, напоминали о многих русских победах. Но датский король слишком боялся Карла.
Велись переговоры с Голландией. Велись переговоры с Францией и Баварией. Все напрасно. В Европе были уверены, что русские победы сразу кончатся, как только против русской армии пойдет сам шведский король.
Нашествие Карла на Россию было неминуемо.
Поздно вечером 21 августа 1707 года шведский король Карл XII сидел в походном шатре под Альтранштадтом и, почти не мигая, смотрел своими светлыми глазами на карту. В глубине души он вовсе не был тем бесшабашным удальцом, которым хотел казаться. Делая вид, что полагается только на военное счастье, он на самом деле умел обдумывать свои планы, взвешивать возможности противников, тщательно рассчитывать действия.
И сейчас, накануне выступления в поход на Россию, он смотрел на карту, вспоминал бесконечные труднопроходимые дороги, по которым он уже шел со своими солдатами полтора года назад, теряя коней и артиллерию, вспоминал белорусские болота и море весенней воды, остановившее его армию в Пинске…
Он вспоминал взятые русскими крепости в Прибалтике, уничтоженные корпуса Шлиппенбаха и Мардефельда, вспоминал спокойную отвагу, с которой защищалась русская гвардия под Нарвой в 1700 году.
Теперь — в 1707 году — ему, Карлу, было уже не девятнадцать лет. Из юного храбреца он превратился в опытного полководца, хотя и любил по-прежнему поражать друзей и врагов бесшабашными выходками. Но что же делать, если любит он риск и опасность больше всего на свете? Что же делать, если он в сражении предпочитает не доверять донесениям, а сам оценить обстановку в гуще боя?
Карл сидел над картой, еще раз измерял расстояния, подсчитывал еще раз количество войск. Стоящий в Финляндии корпус Любекера пока вне игры. В Польше придется оставить 8000 или чуть больше, чтобы поддержать короля Станислава. Левенгаупт со своими 12 000 до поры до времени будет в Курляндии. Стало быть, для вступления в Россию остается 32 000 солдат. Левенгаупт, усилившись подкреплениями из Швеции, присоединится позднее. Поляков короля Станислава можно будет пустить южнее. И есть еще один козырь, о котором царь не подозревает, — украинский гетман Мазепа со своими 50 000 всадников… Сил вполне достаточно.
Карл, сдвинув белесые брови, смотрел на карту… Царь Петр, очевидно, надеется, что шведский король будет штурмовать все укрепления, которые возведены на дорогах, будет стараться выбить русскую армию с неприступных позиций, которые она заблаговременно займет? Царь надеется, что при этом полки шведов будут таять от потерь и в глубину России дойдут остатки армии? Плохо же он знает Карла. Король, как истинный полководец, сделает то, чего враг не ожидает. Глубоким фланговым обходом он поставит русских под угрозу окружения и заставит их самих покинуть Польшу! Искусными маневрами он будет вытеснять их с укрепленных рубежей! Он не потеряет при этом ни одного полка и без сражений отбросит русских к Москве. А там — генеральный бой…
В том, что его «викинги» разгромят армию царя в решающей встрече, Карл не сомневался. Он верил в своих солдат и верил, что сможет навязать Петру бой в выгодных для себя условиях.
Но он плохо знал Петра…
Нашествие
Шведы шли по разоренной, выжженной земле. Литва и Белоруссия были опустошены долгой войной. А кроме того, русские, отступая, уничтожали все, что могло пригодиться шведам. Так было решено в Жолкиеве. Жители покинули эти места. Русские полки, а за ними шведские проходили по пустым деревням, мертвому краю.
Искусным маневрированием Карл добился того, что терять людей при переправах и штурме укрепленных позиций ему почти не приходилось. Но армия утомилась и изголодалась.
Дойдя до Сморгони, Карл надолго остановился, чтобы дать солдатам отдохнуть и собрать провиант…
В начале марта 1708 года в штаб-квартире русской армии — в местечке Бешенковичи — Петр созвал военный совет.
К этому времени царю стало известно, что Август по мере удаления Карла от Саксонии осмелел, снова хочет заключить с русскими союз и просит денег на снаряжение армии.
Это был первый большой военный совет после совета в Жолкиеве.
Снова, как в Жолкиеве, за окном лежали снега и дул ледяной зимний ветер, а в жарко натопленном доме за большим столом сидел царь и генералы. Петр вызвал на совет Меншикова, фельдмаршала Шереметева, фельдмаршал-лейтенанта Гольца и генерала Алларта.
Первым говорил князь Меншиков. После него — Шереметев, Гольц и Алларт.
Настала очередь царя.
Петр положил на край стола кулаки и начал:
— Советует князь Меншиков, чтоб всей пехоте с частью конницы идти перед неприятелем и край разорять, а остальной коннице двигаться позади оного. То было бы хорошо и полезно зимой, при крепких льдах, когда конница везде может пройти и, стороной неприятеля миновав, при нужде с пехотой соединиться. А скоро наступит ростепель, дороги будут злые. И неприятель весьма может конницу в удобном месте сильным укреплением и пушками задержать — ей по бездорожью и деваться некуда будет, — а сам главными силами на пехоту ударить… Мы при нынешней злой распутице и разлитии вод выгоднее для себя поступать можем. Ежели неприятель пойдет со всею армией, то должно нам — и пехоте и коннице — на удобных местах, у мостов и переправ, его атаковать и урон ему наносить и его измучивать. Для того войско наше должно быть расставлено вдоль крепких пассов линией, которая будет длиннее неприятельской, чтоб во фланги ему заходить и в страхе держать.
И Петр изложил генералам подробный и стройный план постепенного обессиливания шведов на трудных для преодоления рубежах.
Но Карл, стремительный и порывистый, быстро меняющий решения в зависимости от обстановки, мог выбрать разные варианты наступления. Петр и это все учел.
Куда бы ни пошел теперь Карл, всюду его встретили бы превосходящие силы русской армии, которые, отступая, ведя жестокие арьергардные бои, непрестанно тревожа шведов неожиданными ударами, лишая их провианта и фуража, должны были измотать грозные полки завоевателей.
А пока шведы стояли под Сморгонью и могли двинуться только через три месяца, в июне, когда кончится распутица и появится обильная трава — корм для