Обе выпили по две порции, пока невнятно беседовали о погоде. В двери вполз нищий — он перемещался, приподнимаясь на руках, — прислонился к стене и красноречивыми жестами показал на нижние конечности без стоп, изогнутые, как пеньки мангровых корней. Он весь вымок под дождем.
— Заставьте его уйти! — воскликнула Юнис. — Терпеть не могу смотреть на искалеченных людей. Дайте ему что-нибудь и избавьтесь от него. Ненавижу глядеть на страдания.
Поскольку мадам Папаконстанте не шевельнулась, она порылась в сумочке и швырнула человеку купюру, а тот рептильным движением двинул тело вперед и поймал ее. Она отлично знала, что нищим настолько крупные суммы не подают, но бар «Люцифер» был таким местом, где ощущение той власти, что ей давали деньги, усиливалось до того, что избавляться от них становилось актом непреодолимого сладострастия. Мадам Папаконстанте внутренне содрогнулась, видя, как рука-коготь схватила стоимость десяти выпивок. Смутно она признала в жесте Юнис враждебность к себе; она окинула презрительным взглядом странную женщину, развалившуюся напротив, думая, что Господь совершил ошибку, позволив иметь столько денег такой вот личности.
Вплоть до своего прихода Юнис полностью намеревалась прямо спросить, здесь Хадижа или нет, но теперь такой курс казался нецелесообразным. Если она в заведении, рано или поздно ей придется выйти в переднюю дверь, поскольку тылом дом упирался в нижнюю часть бастионов Касбы и другого выхода из него не было.
Не поворачивая головы, мадам Папаконстанте небрежно окликнула по-испански девушку за стойкой:
— Лолита! Ты не могла бы принести мне кофту? Она в розовой комнате на большом кресле. — И Юнис — по-французски: — С этим дождем и ветром мне холодно.
«Это сигнал, — подумала Юнис, когда девушка поднырнула под собранный наверх бисерный полог. — Она хочет предупредить Хадижу, чтобы не выходила и громко не разговаривала».
— А у вас много комнат? — спросила она.
— Четыре. — Мадам Папаконстанте слегка дрожала. — Розовая, голубая, зеленая и желтая.
— Обожаю желтый, — внезапно сказала Юнис. — Говорят, это цвет безумия, но меня не смущает. Он как цвет такой яркий и полный солнца. Vous ne trouvez pas?[32]
— Мне нравятся все цвета, — неопределенно ответила мадам Папаконстанте, опасливо глядя на улицу.
Девушка вернулась без свитера.
— Его там нет, — сообщила она.
Мадам Папаконстанте выразительно посмотрела на нее, но лицо девушки ничего не выражало. Та вернулась на свое место за стойкой. С улицы, пригнув головы, вошли два испанца в робах и заказали пива; очевидно, шли они откуда-то поблизости, потому что их одежду лишь слегка забрызгало дождинками. Мадам Папаконстанте поднялась.
— Сама схожу поищу, — объявила она. — Один момент. Je reviens àl’instant.[33] — Ковыляя вразвалку по коридору и ведя рукой по стене, она пробормотала вслух: — Quémujer! Quémujer![34]
Клиентов стало больше. Когда она вышла в огромной пурпурной кофте поверх кимоно, растянутой до полнейшей бесформенности, выглядела она немного счастливее. Не заговаривая с Юнис, она зашла за стойку и принялась перешучиваться с мужчинами. Для дела вечер в конце концов окажется вполне хорош. Быть может, если не обращать внимания на иностранку, она уйдет. Мужчины — ни одному не выпало раньше видеть здесь Юнис — спрашивали у нее вполголоса, что это за странная женщина, что это она делает, сидя в одиночестве в баре. Вопрос смутил мадам Папаконстанте.
— Туристка, — ответила она.
— Тут? — воскликнули они с изумлением.
— Она немного сумасшедшая, — ответила она вместо объяснения.
Но была недовольна присутствием Юнис; ей хотелось, чтобы та ушла. Наивно решила попробовать ее напоить и, не желая больше вступать с ней в разговоры, послала с Лолитой выпивку, двойной неразбавленный джин, к ее столику.
— Ahí tiene,[35] — сказала Лолита, ставя стакан.
Юнис злобно глянула на нее и, взяв стакан, осушила его двумя глотками. Непосредственность мадам Папаконстанте ее очень забавляла.
Через несколько минут Лолита возникла у столика с другим стаканом.
— Я этого не заказывала, — сказала Юнис — лишь посмотреть, что произойдет.
— Подарок от мадам.
— Ah, de veras![36] — сказала Юнис. — Постой! — резко окликнула она, когда девушка стала отходить. — Скажи мадам Папаконстанте, что я хочу с ней поговорить.
И вот уже мадам Папаконстанте склонялась над столиком.
— Вы хотели меня видеть, мадам?
— Да, — ответила Юнис, очевидно с усилием фокусируя взгляд на мясистой физиономии. — Мне не очень хорошо. По-моему, я немного перепила. — (Мадам Папаконстанте выразила беспокойство, но не очень убедительно.) — Думаю, — продолжала Юнис, — вам придется проводить меня в комнату и позволить мне прилечь.
Мадам Папаконстанте вздрогнула.
— О, невозможно, мадам! Дамам не разрешается быть в комнатах.
— А как же девушки?
— Ah, oui, mais ça c’est naturel![37] Они у меня работают, мадам.
— Как угодно, — беззаботно сказала Юнис и запела, поначалу тихо, но с быстро увеличивающимся напором; мадам Папаконстанте вернулась за стойку в сомнениях.
Юнис Гуд пела и пела, все громче. Она спела: «Мне нужно пройти мимо твоего дома, чтобы попасть в свой» и «Вон из города».[38] Когда она дошла до «Я всегда был как бы жено-ненавистник» и «Последнего сбора»,[39] звук, исходивший из ее обширных легких, больше всего напоминал протяженный визг.
Заметив возраставшее опасение на лице мадам Папаконстанте, она с удовлетворением сказала себе: «Я проучу старую суку раз и навсегда». Она с трудом поднялась на ноги, умудрившись при этом опрокинуть не только стул, но и столик. К ногам мужчин, стоявшим с одного конца стойки, полетели осколки стекла.
— Aaah, madame, quand-même![40] — в испуге воскликнула мадам Папаконстанте. — Прошу вас! Вы устраиваете скандал. У меня в баре нет скандалов. Это уважаемое заведение. Я не могу позволить приходить полиции и жаловаться.
Юнис кособоко двинулась к бару и, смущенно улыбаясь, оперлась рукой на плечо мадам Папаконстанте, похожее на подушку.
— Je suis navrée, — с запинкой начала она. — Je ne me sens pas bien. Ça ne va pas du tout.[41] Вы должны меня простить. Не знаю. Может, большой славный стакан джина…
Мадам Папаконстанте беспомощно огляделась. Остальные не поняли. Затем она подумала: может, теперь она уйдет, — и зашла за стойку налить ей самой. Юнис повернулась к мужчине рядом и с большим достоинством объяснила, что она вовсе не пьяна, а ей просто немного нездоровится. Мужчина не ответил.
При первом глотке она подняла голову, посмотрела испуганно на мадам Папаконстанте и поднесла руку ко лбу.
— Быстро! Мне плохо! Где туалет?
Мужчины немного отодвинулись прочь. Мадам Папаконстанте вцепилась ей в руку и поволокла за дверной проем по коридору. В дальнем конце она распахнула дверь и втолкнула ее в мерзко пахнущий чулан, совершенно темный. Юнис застонала.
— Принесу свет, — сказала мадам Папаконстанте, спеша прочь.
Юнис зажгла спичку, смыла, еще немного постонала и выглянула в коридор. Тот был пуст. Она быстро вышла и заглянула в соседнюю комнату, где тоже было темно. Зажгла еще одну спичку, увидела тахту у стены. Она легла и стала ждать. Минуту или две спустя в коридоре раздались голоса. Вот кто-то открыл дверь. Она лежала неподвижно, дыша медленно, глубоко. Ей в лицо посветили фонариком. Ее потрогали руками, потянули. Она не шевельнулась.
— No hay remedio,[42] — сказала одна из девушек.
Еще несколько вялых попыток ее растолкать, а потом компания отступила и закрыла дверь.
Взбираясь за Тами по улицам, что были наполовину лестницами, Даер ощущал, что его рвение касаемо их замысла быстро уменьшается. Влажный ветер спархивал на них сверху кругами, пах морем. Временами он забрызгивал их дождем, но в основном просто дул. Когда они свернули в улочку, шедшую ровно, Даер думал о своем номере в «Отеле де ла Плая» почти с томлением.
— Тут, — сказал Тами.
Они вошли в бар. Первой Даер увидел Хадижу, она стояла в задних дверях. На ней было простое фланелевое платье, которое Юнис купила ей на бульваре Пастёр, и оно ей шло. Еще она выучилась не так густо краситься и даже собирать волосы в узел на затылке, а не позволять им взъерошенно торчать в безнадежной подделке под американских кинозвезд. Она пристально смотрела на Даера, у которого вдоль позвоночника пробежала легкая дрожь.
— Ей-богу, вы поглядите-ка! — пробормотал он Тами.
— Вам нравится?
— Я б не отказался, ну да.
Один испанец поставил на стойку переносное радио; две девушки склонились над ним, слушая слабую гитарную музыку из-за плотной завесы помех. За столиком в углу трое мужчин вели серьезную пьяную дискуссию. Мадам Папаконстанте сидела у одного конца стойки, безразлично курила.
— Muy buenas,[43] — сказала она им, широко улыбнувшись, приняв их в сонливости своей за испанцев.
Тами тихо ответил, не глядя на нее. Даер подошел к бару и заказал выпивку, не спуская глаз с Хадижи, которая, заметив его внимание, перевела взгляд дальше него, на улицу. Услышав, что говорят по-английски, мадам Папаконстанте поднялась и подошла к ним двоим, покачиваясь чуть больше обычного.