– Какое спать? Я как глаза закрываю – детей вижу. Никаких спать. Энергетики есть?
– Есть. Полный холодильник.
– Вот и отлично. Я сейчас пока список всех отцовских друзей поименный составлю и начну обзванивать.
– А смысл?
– Мне надо нащупать, кто эту херню затеял. Как надавить можно.
– А Лариска?
– Что Лариска?
– Может, с ней обсудишь? Она ж за тебя сдохнуть готова. Если она на отца надавит?
Руслан глухо застонал, сжимая виски пальцами.
– Она не надавит… Только если я, бл***ь, с ней останусь, и все сделаю так, как они хотят.
Резко поднял голову и посмотрел на Серого, а тот отрицательно головой покачал.
– Да ну, на хер! Не гони!
Он и сам понимал, что тогда это конец. С Оксаной точно конец окончательный и бесповоротный. Но разве это первостепенно, если учесть, что жизнь детей на кону? Приоритеты меняются со скоростью звука. Все зависит от ценностей. И Руслан чувствовал, как именно в эту секунду его собственные переворачиваются, как чудовищный кубик-рубик, складывая другую сторону, перемалывая его самого изнутри.
– Б**! – Серый сам обхватил голову руками и сжал волосы пальцами. – Бешеный, я, братан, не знаю, что сказать. Не знаю, понимаешь? Но я с тобой, при любом раскладе. Надо будет – сдохну за тебя.
– Знаю.
Руслан с силой ударил кулаком по стене. Все готовы сдохнуть, пока реально не требуется это сделать. Дохнуть ему теперь самому придется. Пока не вернет их, пока сам руками не сожмет, не обнимет, пока не будет спокоен.
– По ходу – это единственный и правильный выход из ситуации. Налей мне еще.
Потом они молчали, наливали, осушали до дна и молчали. Серый уснул на диване, а Руслан не спал, в потолок смотрел. Думал. Внутри все как заледенело несколько часов назад, так и осталось покрытое льдом. Потому что осознание начало приходить, и как наркоз отходит, так и он сейчас чувствовал, как боль возвращается. Иная, тупая и настойчивая, но уже не острая. Его даже алкоголь не берет, выпили с Серым немерено, а он трезвый.
Час назад словно другим человеком был, словно за это время столетие прошло. Не имел он права быть с Оксаной. Не должен был возвращаться к ней. Эгоист гребаный. Отпустить не мог, возомнил наивный дурак, что не достанут его. А надо было отца послушать. Даже сейчас вернет детей и её, и что? Что он им даст? Снова вот эту неустойчивость, пороховую бочку, нескончаемые проблемы?
Ведь они не закончатся никогда. Прав был Царь – жизнь у них такая. Отпустить её надо. Вернуть детей и отпустить. Дать возможность жить дальше и не бояться.
Может, и хорошо, что она его ненавидит сейчас. Пусть ненавидит, так легче будет уйти, потому что сама этого хочет. Держать не станет и душу рвать. Но и об этом потом. Все потом. Сначала к Лариске. Понять, что она знает и кто, и в чем замешан. Если там только Лешаков вертится, то все намного проще, но там и Ахмед, Лешему б яиц не хватило. Он слишком трусливый для такого. Решение пришло само, от него хотелось взвыть снова, только теперь по-звериному, а он только челюсти стиснул и глаза закрыл. У каждого счастья есть определенное время. Ничто не длится вечно. Ничто не достается просто так и без жертв. На халяву. За все нужно расплачиваться. Вот она, его расплата. Непомерно высокая и болезненная.
Под утро встал с дивана и на кухню пошел – кофе и сигареты нужны как воздух. Алкоголь не то что выветрился, а его как будто в организме и не было.
Свет включил, поставил электрочайник и сел на подоконник, рука наткнулась на что-то острое, сгреб пятерней и поднес к глазам – заколка.
Повертел, рассматривая. Он ее где-то видел. Притом видел не так давно. Вот эти камни вычурные, большие. Шик и безвкусица в одном наборе.
И вдруг как прострелило в затылок – конечно, видел. На Ларисе. Сегодня на банкете. И духами… этими вызывающими, навязчивыми, сладкими духами именно от нее пахло.
Охренеть. Руслан прислонился спиной к холодильнику, прокручивая пальцами заколку и чувствуя, как затылок продолжает простреливать и покалывать. Значит, вот кого Серый так торопливо выпроводил, когда Руслан позвонил ему. Неужели он ее трахает?
Руслан сполз на пол, доставая из кармана сигареты и прикуривая, продолжил вертеть заколку в пальцах. Не то чтобы Бешеного это задело, он никогда и не скрывал от Серого, что Лариска ему и на фиг не нужна, но сам факт, что тот скрывает и при этом знает, какие проблемы у Руса с Лешим.
А может, это не Ларкина заколка, может, таких на каждом углу. Правда, его жена всегда любила эксклюзив, но безвкусный. Слабость к камням у нее, и чтоб побольше, так чтоб все подружки от зависти подохли. Руслан встал с пола и выглянул в коридор – сотовый Серого валялся на комоде возле входной двери, помигивая голубым неоновым огоньком. Подошел к аппарату, взял и усмехнулся – не любит парень смартфоны, а любил бы, не так-то просто было бы эсэмэски посмотреть и входящие. Внутри поднималась какая-то тихая ярость, едкое чувство, что где-то здесь попахивает гнилью. Подставой. И удивления почти нет. Только разочарование. Руслан внимательно просмотрел все входящие, то усмехаясь, то потирая переносицу – каждый день ему звонила. Иногда по нескольку раз. Это не просто трах случайный, у них связь, и длится она далеко не один день. А он ведь Серому все как на духу рассказывает. Каждый свой шаг, каждое решение, и где гарантия, что все это не сливается Лариске? Где гарантия, что та же Лариска не знает всего расклада по охранной системе дома в Валенсии, если он Серому как себе доверял?
Отлистал на несколько недель назад и замер, снова вернулся вперед. Не понимая, что насторожило, пока не дошло – укороченный номер заказа пиццы. Всё бы ничего, только дата вызова совпадает с датой гибели родителей. Руслан пока не понимал, что именно его настораживает. Правда, тело уже не леденело. Только внутри как будто ножом пару раз провернули.
– Бешеный, ты чего там ходишь, как призрак?
Положил сотовый в карман и стиснул челюсти – сначала проверить надо. Только потом… Только потом башку разносить.
– Не спится мне. Я покатаюсь по городу. Ты отсыпайся, братан. Я тебе потом отзвонюсь.
– Глупостей не наделай.
Руслан сгреб ключи от машины и вышел за дверь.
13 глава
Он просто приехал туда, на ту самую улицу, на которой расстреляли отца и мать.
Не думал, что когда-нибудь решится. Даже на кладбище все еще не мог сходить. Для него и похороны прошли как в тумане. Кажется, не увидит крестов с венками, цветами, и вроде живы они. Только куда-то уехали надолго. Иногда ловил себя на том, что отца набирает по привычке. Наберёт и, услышав автоответчик, еще долго не отключается. А про мать вообще думать не мог. Он её и узнать не успел толком. Насладиться голосом, взглядами, жестами, присутствием в своей жизни. Какая жестокая ирония судьбы. Отец простить её не мог долгие годы, всего лишил, презирал, ненавидел люто, а когда все же смог сделать шаг навстречу, впустить обратно в свою жизнь, почувствовал себя счастливым и даже полгода не прожил с ней. Но ушли вместе. Может, в этом тоже была своя символика или своеобразное счастье.
Руслан посмотрел на тротуар возле перекрестка и закрыл глаза. Он это место только на снимках в отделении видел. Уже нет никаких следов чудовищного преступления. Город, как черная дыра, засасывающая и хорошее, и плохое, истинный показатель значения времени. Безжалостное, равнодушное течение минут, секунд, дней. Время, всегда идущее вперед по трупам, слезам, утопая в лужах крови, из которых растет трава, цветы, здания, деревья. Жизнь возрождается из смерти, насмехаясь над горем, утратами, а Времени все равно. Ничто не сравнится с этим цинизмом, втаптываемым ногами прохожих в тротуар, на котором всего лишь какие-то считаные недели назад пролилась чья-то кровь.
Время неумолимо превращает в тлен тех, кто еще недавно смотрел на часы, жил, смеялся, любил. Перемалывая всех без исключения в ничто, от которого вскоре не останется даже воспоминаний. Был человек, и нет его, и всё, что он делал за свою жизнь, вдруг перестает иметь значение. Совершенно. Как и всё, что нажил. Какие-то безделушки, вещи, одежда. Руслан так и не смог ничего вынести из дома. Прикоснуться не мог. Ему было дико выкинуть даже исписанные бумаги из мусорного ведра под письменным столом. Он и раньше не понимал, как люди спустя время избавляются от вещей, принадлежавших покойным. Как-то до озноба страшно понимать, что человек любил, например, цветы на подоконнике, а они завяли после его смерти, или собирал магниты на холодильник, а их потом просто выкинули, как хлам. Всё обесценивается, и желтеют фотографии, рвутся, пылятся в альбомах, которые со временем тоже выбросят. Он не давал убирать в кабинете отца. Не давал ни к чему прикасаться – пока сам жив, будут целы и все вещи отца.
Руслан смотрел на рекламные плакаты, окна домов с редкими огнями за шторами, на проезжающие одинокие автомобили и зарождающийся рассвет. Смотрел полностью отстраненный. Внутри всё тот же лёд, даже мозги перестали трещать, они словно под жёсткой анестезией, только состояние такое – будто за несколько дней его жизнь вдруг стала похожей на какой-то чудовищный бег в пропасть. Он даже видел себя со стороны – бежит по спирали вниз, и за ним стены рушатся, под ногами ступени обламываются, летят с грохотом вниз. Достал сотовый Серого и набрал номер заказа пиццы. Ему ответил парень – очень бодро, заученными фразами с той самой вежливой приторностью, от которой сводит скулы. Все как роботы с одной и той же программой. Русу даже показалось, что он видит эту фальшивую улыбку. Без лица. Именно одну улыбку.
– Назовите адрес, куда привезти заказ.
– У вас должен был сохраниться в памяти по моему номеру телефона. Мне некогда сейчас смотреть. Возьмите данные кредитной карточки и привезите по тому же адресу.
– Одну минуточку. Я уточню. Ваш номер…
– Тот же самый – я с него звоню. Вам его видно?
– Да, конечно. Какой карточкой будете оплачивать?