- Озорству вообще не место в школе, - вставила Котова.
- А может быть, и вообще не место, - согласился Станкин менее убежденно. - Так или иначе, но Кавалерчик непроизвольно всегда что-нибудь откалывает. И ставит себя в глупое положение. Ну и, конечно, класс. Что же касается того, будто Борис сеял страх, то тут Зинаида Васильевна, по-моему, неправа: Борис сеял, наоборот, смех. Он это изо всех сил старается делать - и довольно назойливо. Как я уже сказал, это его ставит в глупое положение, - безжалостно закончил Станкин.
В общем, все это было правильно, хотя недостатки Бори Кавалерчика были чуточку преувеличены и судил о них Стасик немного свысока. Но на то уж это был Стасик!
Главное же, Станкин отверг самое опасное обвинение Котовой. И в ту минуту, когда он учтиво, твердо и беспристрастно возражал ей, Валерий от души восхищался обстоятельным Стасиком, который еще несколько часов назад его бесил.
Но Зинаида Васильевна не сдалась.
- Товарищи! - проговорила она звонко, как бы взывая к дремлющей совести ребят. - Вместо того чтоб остро, принципиально критиковать нетерпимый поступок, Станкин нам фактически предлагает амнистировать Кавалерчика. Амнистировать, а обсуждение свернуть! Ведь это он предлагает? - спросила она тоном человека, который рад бы обнаружить, что заблуждается, и взять обратно свои слова.
- Амнистируют только преступников, - внятно сказала Лена.
- Но комсомолу адвокаты не нужны! - воскликнула Зинаида Васильевна не слыша. - Взыскание помягче, и кончен разговор - вот чего хотел бы Станкин! Но суть ведь не только в том, - продолжала Котова тише и вкрадчивее, - оставим мы Кавалерчика в комсомоле или нет. Мы вынесем дело Кавалерчика на комитет, на общешкольное комсомольское собрание прежде всего потому, что на этом деле нужно воспитывать всех ребят. Вот поэтому… - Она словно бы доверительно приоткрывала перед ними, молодыми да зелеными, чистоту и значительность своих намерений. - А что сознательность в вас нужно воспитывать - об этом свидетельствует беззубое выступление Станкина, который не потрудился отдать себе отчет в том, что крикнул Кавалерчик. Долг Станкина - исправить свою ошибку на общем комсомольском собрании.
Так Станкин был втянут в орбиту «дела» Кавалерчика. Тучи сгущались. Наступила тягостная тишина. Валерий с Леной шепотом препирались, кому из них говорить раньше. В это время им передали записку:
Вы, иже с ними! Цыц мне! Слово беру я!!
Готовый к услугам и борьбе
Ляпунов.
- Ребята, вы знаете… - Ляпунов изобразил смущение, как когда-то, сообщая Терехиной, что собирается жениться. - Мне случалось и сболтнуть что не надо, и накуролесить… - Он махнул рукой, прерывая себя: что, мол, распространяться, сами знаете. - Кажется, поэтому мне неудобно - верно? - критиковать Кавалерчика: сам вроде такой же… - Он сделал паузу, будто справляясь со смущением.
Все, кто знал Ляпунова, видели, что он хитро прикидывается, наслаждается своей точной игрой и вот-вот совершит выверт, который заметят они, но вряд ли разгадают учителя.
Вот какой выверт - это пока что не прояснялось.
- Все же скажу, - продолжал Ляпунов, точно преодолев сомнения. - Помню, недавно критиковали меня на комитете за то, что употребляю, обращаясь к девочкам, дурацкое, бессмысленное слово. Не стоит его здесь и повторять.
Зинаида Васильевна удовлетворенно кивнула.
- Это он про «ложкомойниц»… - перешептывались девочки.
- Мне тогда Зинаида Васильевна и другие члены комитета помогли понять - именно попять, какое вредное у меня было поведение! Пусть ребята скажут, слышали от меня потом хоть раз это слово или нет… - Ляпунов передохнул. - Мне, между прочим, в память запало из Ломоносова: «На итальянском с женским полом говорить пристойно», - сказал он, простодушно улыбаясь и как бы извиняясь, что касается посторонних вещей. - Иногда думаешь даже: неплохо бы, верно, итальянским этим владеть…
- А что же, а что же, не могли бы вы час в день уделять иностранному языку?! - перебил Макар Андронович, совершенно растрогавшись. - У вас же хорошие способности, вы же могли бы второй иностранный изучить шутя! - Это был конек Макара Андроновича: он постоянно ратовал за то, чтоб в школе преподавали два иностранных языка. - Итальянский, французский - какой выбрали бы!..
Он всплеснул руками и осекся, словно осознав вдруг бесплодность этого разговора.
- Или взять другой эпизод. Помню, в пятом классе угораздило меня на диктанте закричать «Кукареку!» - продолжал Ляпунов совсем уже в тоне воспоминаний о далеком и милом прошлом. - И сошло мне это с рук. Не придали значения. Так я потом этот номер раза два повторял! Поэтому мы правильно делаем, что не сквозь пальцы глядим на выходку Кавалерчика. Что это такое?! - Ляпунов повысил голос: - Какой-то хулиган бросает в класс снежок, а Борис орет: «Полундра!»
- То есть как… - вмешалась было Зинаида Васильевна.
- Я сейчас кончу, - заверил Ляпунов, не делая паузы. - Так вот - полундра! Что это значит? Бомбят, что ли?.. Я сперва так понял. И только потом уж я доискался, - сообщил Ляпунов с увлечением завзятого исследователя, - что на морском жаргоне это означает примерно «свистать всех наверх!». Как же ты, Борис, выкрикиваешь, понимаешь ли, жаргонное словечко в нашей замечательной школе да еще на уроке географии!
- Значит, вы утверждаете, - сказала Зинаида Васильевна, - что Кавалерчик крикнул «полундра»? - Она в упор смотрела на Ляпунова.
И тут Ляпунов доказал, что недаром написал о себе «готовый к борьбе…».
- А Борис отрицает? - встрепенулся он, рывком поворачиваясь к Кавалерчику. - Юлишь?..
- Я не юлю! - вяло огрызнулся Кавалерчик, совершенно не соображая, что происходит.
- Холина, что крикнул Кавалерчик? - спросила Котова. - Как член комитета несете ответственность за ответ.
- Полундра, - ответила Лена, улыбаясь обезоруживающе лучезарно. - Пусть он сам, Зинаида Васильевна, несет ответственность, если орет как ненормальный… Нет, серьезно! - обернулась она к засмеявшимся подругам и села.
- Комсорг, - обратилась Котова к Станкину, - почему в своем выступлении не сказали, что именно крикнул Кавалерчик?
- Я воспринял его вопль, - вдумчиво и корректно ответил Станкин, - как междометие. Для моего слуха это было нечленораздельно.
Ответы остальных ребят совпадали с рассказом Ляпунова. «Полундра, полундра», - твердили опрашиваемые. С каждым новым повторением этого слова оживление в классе все увеличивалось. Росло число улыбок, заслоняемых ладонями, и довольных смешков, маскируемых сухим кашлем. В конце концов это стало заметно.
- В чем дело? - осведомился Макар Андронович.
Девочки пошушукались между собой, после чего, подталкиваемая другими, встала Терехина.
- Неудобно, что мы все время произносим жаргонное слово, - сказала она, раздувая ноздри, и как-то с размаху опустилась на парту, точно ее дернули сзади.
Другие девочки, багровея, шумно задышали. У одной сдерживаемый смех прорвался тоненьким всхлипом. Она тотчас выбежала в коридор, прижимая к носу платочек.
- Так, - сказала Котова. - Откуда же нам в редколлегии радиогазеты стало известно относительно возгласа «бомба»? Может быть, я с потолка это взяла?
Ребята молчали.
- Вероятно, вы узнали об этом от меня, - откликнулся Макар Андронович.
- Тогда, прошу вас, установите окончательно, что крикнул Кавалерчик: «бомба» или «полундра»?
- Откровенно говоря, - сказал Макар Андронович, - не вижу различия: так или иначе, была недостойная попытка нарушить порядок на уроке.
- Нет, - возразила Котова учтиво, но категорически, - различие коренное.
- Не берусь наверняка… - медленно начал было старый учитель. - Я полагаюсь на эти молодые уши! - неожиданно закончил он, сделав жест в сторону класса.
Наступила пауза. Все исподволь поглядывали на Зинаиду Васильевну.
- Что же вы не ведете собрание? - спросила она Станкина.
Станкин выжидательно посмотрел на ребят, как бы прося подсказать, что от него сейчас требуется. С полминуты никто не мог припомнить, что положено объявлять председателю в этот момент.
- Надо принять решение, - нашелся первым Ляпунов.
- Поступило предложение принять решение, - подхватил Стасик. - Какие будут предложения?
- Выговор…
- Ага, выговор!
- Без занесения…
- Будут ли другие предложения? - Стасик скосил глаза на Зинаиду Васильевну.
- Товарищи, решать вам, - сказала она. - Не нужно на меня оглядываться.
Выговор был объявлен единогласно.
Из школы вышли гурьбой и только в переулке стали поздравлять Кавалерчика, крепко хлопая его по плечам и спине, шумно, шутливо болтать и тузить друг друга.
Кавалерчик улыбался, как именинник перед несметным числом приятных, но нежданных гостей. Он шагал рядом с Ляпуновым, порываясь что-то сказать ему, а тот неутомимо дурачился, и к нему нельзя было сунуться с прочувствованными словами.
- Ляпа! - Станкин взял руку Ляпунова и тряс, пока не привлек его внимания. - Что здорово, то здорово!
- Сметка! - пожал плечами Ляпунов.
- Ляпунов, спасибо, - воспользовался минутой Кавалерчик. - Сам понимаешь, как я…
- Брось! - сказал Ляпунов.
- Хотя и противно, что врать пришлось, - раздумчиво и доверительно добавил Борис и еще раз пожал руку Ляпунову.
- А ты раньше завучу, директору про бомбу не говорил? - спросил тот.
- Нет, с ними я только так, вообще…
- Ну, и все, - закончил Ляпунов.
Уже далеко от школы, когда ребята все еще шумно обсуждали случившееся, их нагнала и окликнула Наталья Николаевна:
- О чем вы?
- Так просто… Вообще… - неопределенно протянул кто-то.
- Ребята, Наталье Николаевне можно рассказать, - вмешался Валерий. - Как у вас совет дружины закончился, полный порядок? - спросил он, простотой и приветливостью своего тона давая понять ребятам, что остерегаться нечего.
- Полный не полный, но все-таки вникли. Завтра передадим в «Школьные новости» опровержение по поводу Хмелика.