— А о чем пожалел бы ты, если бы в твоей жизни появилась другая женщина? О чем мне жалеть в таком случае? Ты мне лжешь, ты скрываешь от меня какие-то загадочные дела, звонки… после нашего уговора говорить друг другу правду.
— Есть правда, которая тебе не нужна. И если я о чем-то умалчиваю, то только для того, чтобы уберечь тебя. Сколько лет я рядом? Что я должен делать, чтоб ты доверяла мне? Чтоб ты не искала причины развалить то, что мы так долго строили. Мне дорого все, что у меня есть.
— А мне кажется, что тебе дорого то, что у тебя есть, но почему бы не иметь где-то еще. Хватит кричать на меня и говорить, что я параноик… эта женщина была рядом, и ты пока что не рассказал мне — кто она и зачем вы уединялись… если ты будешь мне лгать, Руслан…
— То, что будет, Оксана?
— Я уйду от тебя.
Я не верила, что сказала это. Не верила, что произнесла это вслух.
— Тебе никто не даст уйти. Стать моей женой — значит быть похороненной со мной в один день под одной плитой, Оксана. Запомни это раз и навсегда.
— А я и не забываю, что ты бандит.
— Бандит… красиво сказала, как в кино. Да, бл*дь, я бандит, зек, а ты жена зека и бандита. Поэтому уйдешь из моей жизни только, если я так решу.
— Да? Я твоя вещь? Ты выбросишь меня, когда сам захочешь?
— Хватит, — тряхнул изо всех сил и развернул лицом к мосту, толкнул к самым перилам. — Все. Мне надоел этот разговор. Забудь о нем. Просто забудь. Хватит. Я люблю тебя. Нет других женщин. Нет лжи. Ничего нет. Чего ты хочешь? Взять отпуск на неделю? На две? На три? Говори.
Прижался к моей шее горячими губами, и я закрыла в изнеможении глаза. Хочу… я хочу, как раньше, я хочу, чтоб мне не угрожали твоей смертью и смертью детей…
— Проси, что хочешь, и забудем об этой херне… она не про нас, девочка моя.
Обхватил мою грудь ладонями и страстно дышит мне в шею.
— Помнишь, как я тебя… при гостях. Возле перил. Внизу твой муж, люди, мой отец, а я тебя трахаю… помнишь, аааа, помнишь?
Обжигает своим хриплым шепотом, скользит ладонью под юбку. И мне до боли хочется, чтоб все это вернулось, чтоб мне не надо было отдирать его от себя с мясом, не надо было стрелять себе прямо в сердце.
— Не помню, — закатывая глаза, когда его пальцы вошли в меня, — напомни мне…
Счастье продлилось меньше, чем я думала. Боже, как же я хотела, чтоб о нас забыли, чтоб все это прекратилось, чтоб оказалось дурным сном. Но это ожидание, эти внутренние тиканья часов и секундная стрелка в голове, отмеряющая мое время.
Но я выдрала себе глоток счастья, выдрала целую неделю умопомрачительной любви, сумасшествия и полета над скалами, на которые мне суждено упасть и разбиться. Я даже не представляла, насколько это будет больно.
Когда крадучись, как преступница, шла в кабинет, чтобы оставить там то, что убьет нас обоих. Превратит в осколки нашу любовь и… и сделает меня живым трупом. Но у меня нет другого выхода. Нет никаких альтернатив. Эта самая жестокая, самая радикальная… когда нужно спасти весь организм от заражения, отрезают ту часть, с которой все начало гнить… Гнилой частью являюсь я сама. Я должна себя обрубить и… тогда все останутся живы. Не включая свет, вошла в кабинет, наощупь подошла к столу, опираясь на дрожащие руки, смотрела в темноту, чувствуя, как несусь в адскую пропасть на бешеной скорости. Как же я не хочу вот так умирать… для него. Как же я хочу жить… Но приговор вынесен, и если я не приведу его в исполнение — это сделают другие.
В то утро Руслан встал раньше меня, и я слышала его голос и голоса детей во дворе. Они играли в мяч. Мы планировали пожарить шашлыки и весь день провести за просмотром фильмов. Ванька согласился даже на мои "динозаврские" комедии. Я смотрела, как они бегают во дворе с Русланом, как Руся ловко отбирает мяч у старшего брата и, весело смеясь, убегает с ним к кустарникам роз, Никита перебирает маленькими ножками и пытается бежать за ней, а Руслан смотрит за ними и улыбается. И мне хочется запомнить его таким. Любящим, смеющимся, горящим от счастья, влюбленным в меня. Затишье перед концом света. Я слишком прогневила Бога, чтобы оставаться долго счастливой.
Еще раз посмотрела на своего мужа и ощутила, как вся кровь прилила к щекам. Эти ночи… о что он творил со мной в эти ночи, дни, вечера. Я была вся измята, покрыта следами его неистовства и опустошена до самого донышка… ровно для того, чтобы я начала наполняться снова. Руслан повернулся к окну и помахал мне рукой, подхватывая другой Никиту, и подбросил его в воздухе. Потом прицелился и "выстрелил" в меня Никитой, удерживая его, как автомат. Малыш заливается во всю, вокруг бегает Руся с мячом, а за ней следом Иван. Сумасшедший дом, и я счастлива находиться в центре этого хаоса под названием — жизнь.
Я даже не обратила внимание на смс, протянула руку на автомате, поднесла к глазам и тут же схватилась за подоконник. Захотелось заорать от неожиданности и шока, но я лишь широко открыла рот. Вопль получился беззвучным.
"На твое имя открыта ячейка на вокзале. Возьмешь оттуда документы. К завтрашнему утру они должны быть подписаны Царевым. Как ты это сделаешь, никого не волнует. А не сделаешь, твой муж завтра получит одно из пикантных фото, и это будет лишь начало. Откроешь рот — начнут умирать твои близкие".
Схватившись за горло, смотрю на свой сотовый, замирая и чувствуя, как сильно сжимается сердце.
"Если хотя бы раз пойдешь на поводу у шантажиста, то считай — ты на крючке. И никогда с него не слезешь. Ты будешь напарываться все сильнее и сильнее, до самых печенок, пока тебя не разорвет на хрен".
Это были слова покойного Савелия Воронова. Я как наяву увидела его посеревшее и уже тогда изможденное из-за болезни лицо. И он был прав… понимала, что прав. Если я сделаю то, о чем они просят, они не остановятся… а если расскажу Руслану, то они убьют кого-то из нас. От безысходности и дикого ужаса захотелось заорать. Какое-то время я стояла у окна и пыталась отдышаться.
— Оксана, спускайся к нам, — Руслан махнул мне рукой, и я рассеяно кивнула, открывая окно.
— Мне надо съездить на работу. Я быстро.
— Мы в отпуске. Ты забыла?
— Нет…не забыла, — улыбаясь через силу, — я очень-очень быстро.
— Сегодня последний день.
Я помню…помню. Последний день. Как ужасно все это прозвучало. Как дико и больно.
Я оделась и спустилась вниз к машине, Руслан догнал меня с Никитой на руках. Пока они бежали ко мне, у сыночка забавно подпрыгивал чубчик и двигались щечки. Он радостно подпрыгивал и тянул ко мне ручки.
— Хочешь, я отвезу? На моте будет быстрее.
— Нет. Вы отдыхайте. Я быстро.
— Все хорошо?
— Да. Все замечательно.
Обняла его и жадно поцеловала в губы. В офисе было тихо. Ни души. Я зашла к себе и нашла на своем мейле то письмо с фотографиями, спрятанное в секретную папку. Ввела кодовое слово. Пока скрипел принтер, я смотрела перед собой и до крови кусала свои щеки, так, чтоб во рту был привкус моей крови, так, чтоб эта боль заглушала другую.
Обратно я вернулась спустя час. Потом мы жарили шашлыки, дурачились во дворе, и я запретила себе думать о ночи. Я запретила себе вообще думать. Я жила этим последним днем, я им дышала, я его впитывала в себя… чтобы запомнить навсегда.
Позже, когда дети легли спать, а мы с Русланом смотрели какую-то старую комедию вместе, точнее, он смотрел, а я гладила его руки и понимала, что мое сердце не бьется. Оно замедлило свой ход.
— У тебя такие холодные руки. Пошли в постель? Я тебя согрею.
— Мне хорошо здесь. Просто обними меня крепче.
Сдавил до хруста, и я откинулась спиной ему на грудь, устроенная между его ног как в кресле, на пушистом ковре, чувствуя макушкой его горячее дыхание.
— Когда ты уезжаешь?
— Часов в девять утра. Еще успею с тобой поваляться в постели и даже выпить кофе… на тебе.
Не успеешь… прикрыла глаза и сдавила его запястья, справляясь с накатившей волной панической тоски. В ту ночь мы просто лежали на ковре, нежились, разговаривали, пока Руслан не уснул. Да и не мог он не уснуть, я подсыпала ему снотворное.
Потом еще долго стояла и смотрела на его лицо, на ресницы, на линию носа, подбородка, и сердце сжималось от любви к нему. Зашла к детям. Поправила одеяло у Руси, поцеловала Ваню в висок, едва касаясь губами, перекрестила Никиту. Его обнять не смогла. Если прикоснусь, возьму на руки, он проснется, и я не смогу уйти. Не смогу сделать то, что решила. Потом долго смотрела на спящую маму в проем двери. К ней подойти неслышно не выйдет — она слишком чутко спит. Даже сейчас, словно почувствовала, что я на нее смотрю, и приподнялась на одном локте.
Села в машину и еще раз посмотрела на окна, на ночник в комнате мамы и Никиты, на окна комнаты с камином, где спал Руслан, и повернула ключ в зажигании. Когда они проснутся, все станет иначе… все изменится. Взяла сотовый и набрала номер Игоря.
— Что…что так рано?
— Встретиться надо. Документы передам.
— Сейчас?
— Да. Или ты передумал.
— Где?
— К тебе приеду.
— Аааа, бл*… я не один.
— Ну так останься один. Жди. Скоро буду.
ГЛАВА 8
Сказал на прощание — "нет", глаза прошептали — "может".
Ты загляни в душу себе, пойми…
Что для тебя моя душа и мое сердце для тебя.
Что я живу, я верю, я жду, потому, что люблю.
Слепая тоска несет измученный крик надежды.
Сердце болит, сердце не врет, молчит.
Ведь для тебя моя душа и мое сердце для тебя.
Что я живу, я верю, я жду, потому, что люблю.
Я буду тебя спасать, я буду грустить с тобой.
Дай лишь понять, как удержать тебя, постой…
Ведь для тебя моя душа и мое сердце для тебя.
Что я живу, я верю, я жду, потому, что люблю.
Дай лишь понять, как удержать тебя, постой…
Ведь для тебя моя душа и мое сердце для тебя.
Что я живу, я верю, я жду, потому, что лю…
Моя душа и мое сердце для тебя.