— Пути Господни неисповедимы, — пробормотал он.
— Неужели? А когда ты весь в язвах и с гангреной стоял с протянутой рукой на трассе, тоже так думал? Если Руслан узнает, что ты жив — смерть покажется тебе раем.
— Если помогу тебе… моя смерть будет неизбежной. Он вычислит меня и отправит обратно под землю.
— Не вычислит. Никто не станет меня искать. Мы с Русланом разводимся, и у него другая женщина.
Теперь расхохотался он. Глухо, едва слышно, скорее, как-то по немому отвратительно, широко открытым беззубым ртом.
— Я поверю во что угодно, кроме этого. Сколько бы шлюх у него не было, ты всегда была его единственной женщиной. И развод вряд ли что-то изменит.
— Все еще боишься Бешеного? Разве ты не ударился в религию? Может, побоишься своего Бога? Мои дети в опасности, их жизнь в опасности. Эта мразь уничтожила мою семью… понимаешь? Я должна уничтожить его, и ты поможешь мне это сделать… в благодарность за то, что я когда-то сделала для тебя… Серый. Поможешь мне встретиться с Зарецким.
— Помогу тебе умереть, ты хотела сказать, или покончить с собой. Так будет точнее. Он узнает тебя и…и уничтожит.
— Не узнает. Я позабочусь об этом.
— А о детях ты позаботилась? О себе? Подумала? Или заделалась Рембо?
— Позаботилась. Поверь. Я позаботилась обо всем.
Вытащила из-за пазухи сверток с деньгами и ткнула ему в руки.
— Здесь хватит и тебе, чтобы изменить образ жизни и место жительства. Никто не знает, что ты жив.
— Это временное недоразумение. И мой бывший друг с легкостью его исправит. А ты…ты лезешь в змеиное кодло, откуда живой вряд ли вернешься. Ты не умеешь играть в эти игры. Тебя раскусят в два счета.
— Умею. У меня был прекрасный учитель все эти годы.
— Смертная казнь, вот что это.
— Не твое дело. Ты…ты, мразь, когда-то влез в мою семью, ты был виноват в том, что моих детей похитили. Ты мне должен. Поэтому просто помоги мне. Без нравоучений и лживой заботы о моей жизни.
Он вдруг силой сжал мои плечи.
— Я раскаялся, Оксана. Я завязал с наркотой, я скоро буду принят в храм на служение. У меня иная жизнь благодаря тебе. Понимаешь? Когда-то Руслан был для меня самым близким человеком… наркотики и Дьявол сделали из меня предателя, я вымаливаю прощения у Бешеного мысленно каждый день и тебя молю простить меня.
— Прощу… помоги мне, и я прощу тебя. Помоги, или все было напрасно… или ты так и останешься виновен в несчастьях моей семьи и моих детей.
— Что я могу сделать?
— Свести меня с Зарецким. Он строит новый особняк и ему нужен дизайнер. Я хочу, чтоб меня представили ему… и мне нужны фальшивые документы.
— Я давно не…
— Настало время поднимать старых знакомых. Верни мне долг, Серый… Верни.
А сама смотрела на него и вспоминала… вспоминала ту боль, которую не забыть никогда.
"- Серый, увози ее.
"Нет, не сейчас, только не сейчас"
Джип медленно тронулся с места, я все еще пыталась удержать его руку, но наши пальцы разъединились, и Руслан пошел следом за автомобилем, провожая, глядя на меня. Такой бледный, похудевший за эти два дня, с синими кругами под глазами. Почему-то это расставание давалось мне гораздо труднее, чем все те, которые мы уже пережили. Мое сердце сжималось от тоски.
Грохот отъезжающего локомотива заглушил все остальные звуки, и вдруг я увидела, как Руслан дернулся и резко остановился, потом дернулся еще раз и еще. Его глаза в удивлении распахнулись, он схватился за грудь, упал на колени, все еще смотрел на меня, потом перевел взгляд на свою руку, снова на меня. Я увидела, как Нармузинов опустил пистолет, и вдруг все поняла, закричала, дернула дверцу машины. Голос Руслана донесся до меня издалека:
— Гони, Серый, гони, сейчас рванет.
Джип резко сорвался с места, я орала, я колотила руками по стеклу, прижимаясь к нему лицом. Но мы мчались на немыслимой скорости. Начался дождь, ливень. Он хлестал в окна джипа, а я кричала и кричала. Мой голос срывался, я оглохла от собственного крика, но меня никто не слышал, и вдруг раздался оглушительный взрыв. Столп пламени взметнулся в воздух вместе с обломками рельс, кусками железа, стелами и падающими с грохотом разорванными на клочки вагонами. Я смотрела на огонь и уже только шевелила губами:
— Вернись, вернись обратно, пожалуйста… Вернись обратно.
Я повернулась к Сергею, и сама не знаю, как это сделала, — я выдернула пистолет из кобуры на его поясе и наставила дуло прямо ему в лицо.
— Вернись туда.
Серый посмотрел на меня. Челюсти сжаты, лицо серое, перекошенное, глаза налились кровью.
— Нет.
— Вернись, твою мать, не то я разнесу твою тупую башку и вернусь сама.
Я хрипела, голос сорвался окончательно.
— Нам незачем туда возвращаться, — глухо сказал он и сильнее надавил на газ. Я выронила пистолет и почувствовала, как у меня разрывается голова, в ней нарастал рев, цунами. Я попыталась выбить стекло, и в этот момент Сергей внезапно резко надавил на тормоза. Джип остановился прямо посередине дороги. Серый вдруг рывком прижал меня к груди.
— От него ничего не осталось, поверь, там не на что смотреть…
Я вздрагивала, пыталась его оттолкнуть, но он сжимал меня очень сильно, до боли.
— Там не на что смотреть… от него ничего не осталось, — повторял он, как заведенный, и я чувствовала, как он дрожит, вместе со мной.
Я отрицательно качала головой, мне было нечем дышать, я пыталась вздохнуть и не могла. Серый разжал руки. По его щекам текли слезы. Он смотрел на меня, а я — сквозь него, я уже ничего больше не видела, я словно ослепла"
— Когда-то…когда-то ты плакал о нем и любил его… В память об этой дружбе помоги мне.
Схватила его за руки, чувствуя, как слезы обжигают глаза.
— Хорошо… помогу.
— Ты…ты ведь вспомнил, да?
Кивнул и сжал мои руки сильнее.
ГЛАВА 15
Не сломана, но без тебя жила.
Не сломана, я все тебе дала.
Откуда же порезы на губах?
Откуда мы в тысяче шагах?
Я не твоя война, я же тебе нужна.
Верила.
Я не твоя война, я без тебя одна;
Проверила, верила.
Мерцание. Между наших губ признание.
Лучше без разлук.
Касается моя любовь тебя
И мается, но знает, что твоя.
Я не твоя война, я же тебе нужна.
Верила.
Я не твоя война, я без тебя одна;
Проверила. Я не твоя война.
Я не твоя война, я же тебе нужна.
Верила.
Я не твоя война, я без тебя одна;
Проверила.
Я не твоя война, я же тебе нужна.
Верила.
Я не твоя война, я без тебя одна;
Проверила. Я не твоя война.
Наргиз Закирова
В особняк Зарецкого меня везла его личная служебная машина с молчаливым седоволосым водителем за рулем. Широкие затемненные очки скрывали половину его лица, и он напоминал мне героя франшизы "Люди в черном". С одним исключением — желания смеяться у меня не возникало. Даже наоборот. Мне было страшно. Очень и очень страшно. Ведь Серый был прав. Я не умею играть в эти игры. Я вообще не умею играть и никогда не играла. Но жизнь очень злой и беспощадный учитель. Она заставляет проходить самые невозможные тесты на выживание, и ее не волнует — готов ты к ним или нет. Либо прошел, либо тебя больше нет. Но у меня нет права на второй вариант. И… Новичкам ведь везет. Должно повезти.
Мне помогал Серый. Насколько вообще мог помочь в его состоянии. Я вспомнила, как встретила его. Случайно. Настолько случайно, насколько вообще может быть случайной судьба. У меня заглохла машина неподалеку от метро, и я ждала на трассе, на обочине, когда за мной приедет водитель Руслана. Он должен был отдать мне свою машину, а сам дождаться эвакуатора и отправить мою на ремонт. Мое внимание привлек нищий с протянутой рукой посередине трассы, на светофоре. Он сильно хромал, волочил за собой ногу, его лицо было закутано рваным шарфом, а протянутая к окнам рука дрожала так сильно, что казалось, она вот-вот оторвется. Я поискала мелочь в кошельке, собрала по карманам все, что было, добавила завалявшихся несколько сотен. У меня, как всегда, не было с собой наличности. Только карточки, чеки. Бомж в шарфе подошел к одной из машин и постучал в окно. Дверь вдруг резко распахнулась, так, что ударила несчастного, и его вышвырнуло на встречную полосу. Водитель покрыл бомжа отборным матом. Машин пока не было, а нищий не мог подняться. Вот-вот сменится свет светофора, и весь поток понесется на лежащего на асфальте мужчину. Я выскочила из своего авто и побежала к нему, когда помогала встать, шарф соскочил с его лица, и я, наверное, закричала, а его глаза широко распахнулись, он в ужасе попятился назад, но я схватила его за руку и дернула в свою сторону. Первая машина просвистела в нескольких сантиметрах от нас.
— Серый. Ты? Нооо… но как? Кааак. Ты же… Руслан говорил мне, что ты погиб… О, Боже.
— Отпусти… — хрипел он, — отпусти, я жить хочу, отпустиии. Это он меня. Он. Отпусти. Я не виноват. Я ничего больше никому не сделал.
Кажется, он был не в себе, и вблизи его лицо казалось черепом, обтянутым тонкой кожей. Заросший, с ранами от побоев на лбу и на скулах Серый вызывал щемящую, запредельную жалость. От того сильного, безбашенного, веселого парня не осталось ничего кроме глаз, которые я сразу узнала.
Мне удалось уговорить его сесть в такси и поехать со мной в больницу. К маминой знакомой. Пожилому наркологу Валентине Степановне Черенковой. Когда-то я давала ее координаты своему бывшему мужу, мама рассказывала, что он таки обратился за помощью, и, судя по результатам, она смогла ему помочь. Но Серого тут же госпитализировали, он был в ужасном состоянии. С многочисленными переломами, с неправильно сросшимися ребрами и гангреной на израненной ноге. Ногу удалось спасти, удалось даже привести его самого в человеческий вид. Именно тогда Серый мне рассказал, как Руслан казнил его и закопал живьем. Полуживого Серого отрыла свора бродячих собак. Они искусали его и выдрали кусок мяса с ноги и с руки. На руке повредилось сухожилие, и она перестала сгибаться и разгибаться в кисти, а пальцы застыли в скрюченном виде. Рана на ноге долго не заживала, а потом загноилась. Но Серый боялся идти в больницу, чтоб его не нашел Руслан, да и денег у него не было. Покаялся мне во всем, что совершил, и молил меня простить и никогда не рассказывать мужу, что он жив.