К счастью, удача благоволила их отряду и путь прошел гладко, если не считать того, что люди барона из Хивы попытались лишить товара проходивший их блокпост караван с незнакомым купцом.
Бойцы Ахмед-Булата были вымуштрованы не в пример лучше местечковых бандитов, поэтому блокпост они покинули, оставив там два десятка трупов. Гнаться за ними не стали. Особенно после того, как БТР Ахмед-Булата смял и переехал не успевшую убраться с дороги «Волгу» вдавливая искореженный металл в баронских солдат, так и не успевших выскочить из автомобиля.
IV
Сейчас уже никто не смог бы сказать точно, почему Бухара уцелела во время Войны. Может быть, советские зенитчики перехватили идущие к ней ядерные боеголовки, может быть американские ракеты сбились с курса или США просто посчитали, что выгоднее закинуть пару лишних боеголовок в центр Советского Союза, однако Бухара так и не разделила судьбу большей части советских городов, сметенных разрывами ядерных бомб. Лишь на второй день, когда еще действовала уцелевшая авиация, вражеские бомбардировщики уничтожили бухарский нефтеперерабатывающий завод, а затем зашли и на сам город, отбомбившись по жилым кварталам.
На этом, по сути, Война для Бухары и закончилась, ибо больше в небе над городом никто уже не появлялся, а нога неприятеля ступила на бухарскую землю лишь раз: когда в городе приземлился сбитый во время бомбежки натовский летчик. То, что Бухара так легко пережила Войну, можно было бы назвать везением, но выживание в гуляющей по глобусу ядерной буре вряд ли было столь уж большой удачей.
Сидящий в кабине ЗИЛа генерал ностальгически смотрел на родной город. Бухара немало разрослась и разбогатела с той поры, как он покинул ее, отправляясь в изгнание. Ахмед-Булату казалось, что он попал не в город, а на огромный, раскинувшийся на километры кругом базар. Сотни лавок под общей крышей, десятки караван-сараев, снующие по улочкам груженые товаром ишаки и мотороллеры, пестрота вывесок и одежд, все это сливалось в ошеломляющий калейдоскоп, от которого генерал не мог оторвать глаз.
Замелькали знакомые с детства улицы. Превратившееся в вещевой рынок здание школы, где учился генерал, парк где он встретил свою первую жену, перекресток, на котором он горел в БМП, когда оборонял город от отрядов полевых командиров, в которых после Войны быстро выродились военные подразделения.
В ту послевоенную смуту он еще служил под командованием славного советского генерала Тоджибека Саидова пришедшего по просьбе Совета трудящихся Бухары, на защиту осажденного города вместе со своими верными частями.
Грузовики миновали главную площадь города, на которой Ахмед-Булата вместе с его командиром награждали за спасение города. Миновали старую тюрьму, в подвалах которой генерал Тоджибек Саидов на следующий день расстрелял Совет Трудящихся Бухары в полном составе, став полноправным хозяином города, а после череды войн и двадцати четырех нефтепромыслов подле него. Миновали и многометровую бронзовую статую Тарена Саидова, что позже принял власть над городом.
Тарен Саидов был единственным сыном барона и с десяти лет сметливый мальчишка уже вошел в дело отца, заняв там самое нижнее место. Здесь он начинал понимать то, как зарабатывается богатство принадлежащего ему города. Он выполнял просьбы отцовских приказчиков принимающих сырье с нефтепромыслов и посещал Центральный рынок, где помогал людям отца клеймить доставленных рабов. Самое, казалось бы, незначительное, пустячное поручение, было поворотом шестерней той огромной машины, что превращала идущий в город человеческий и нефтяной поток в полновесные деньги, оседающие в хранилищах дворца Саидовых. В пятнадцать лет Тарен Саидов уже был среди помощников своего отца, руководил приказчиками и сам следил за торговлей. К семнадцати годам, он уже являлся правой рукой барона, а в восемнадцать лет, Тарен Саидов принял над Бухарой полную и безраздельную власть. Не было ни традиционного для этих земель дворцового переворота, ни яда в бокале, даже заполненное жиром сердце Тоджибека Саидова еще нормально качало густую, полную лишнего сахара кровь, все случилось просто: всесильного властителя Бухары однажды зарезала собственная недавно купленная рабыня, завершив за одну ночь великую эру правления Тоджибека.
Ахмед-Булат первым делом по приезду в город посетивший могилу своего друга и командира, долго стоя перед отделанной бирюзой гробницей возведенной в центре города, неподалеку от сияющего мозаикой и цветными стеклами дворца Саидовых. Лишь после этого он, наконец, приказал Сулиму сводить привезенных рабынь в баню, постричь и хорошенько накрасив отправить на главный невольничий торг города.
План генерала был надежен как песочные часы. Ахмед-Булат хорошо знал, как ценит молодой бензиновый барон хорошеньких девушек, а потому рассчитывал, что слух про пятьдесят свеженьких, пригожих невольниц привезенных из Южных Пустошей привлечет внимание распорядителей баронского гарема, через которых можно будет договориться о встрече с Тареном Саидовым без риска немедленного отделения генеральской головы от тела.
V
Торг шумел. Шатры и загоны занимали целую городскую площадь и все подступающие к ней улицы. Народ валил толпами: товар был что надо, под любой запрос. Были здесь выносливые люди с севера: их поставлял Сема Воронок, были привычные к жару солнца местные, которым не повезло за долги попасть в рабство, били жители Южных и Центральных Пустошей, Уральских коммун и Кавказа и еще из сотни мест, куда ходили торговые караваны баронов. Были среди рабов и шахтеры, и военные, и музыканты, и бывшие учителя, и красивые молодые девушки и столь же красивые мальчики. Ни один человек среди приезжих на торг не покидал его без нужного раба.
Торг бурлил. Сновали среди толп народа тут и там крендельщики и торговцы сладкой водой, ходили стражники и карманники, кастаньетами стучали таблички на шеях сгрудившихся в загонах людей: «Илья, силач, ест мало, покорный», «Артем, прекрасный пианист, умеет готовить и прислуживать за столом». Табличек таких столько на торгу, что и за три дня нельзя перечитать, если ходить от раба к рабу.
Словно ястребы подскакивают к невольникам покупатели: среди них и дельцы-фабриканты, на которых трудятся тысячи рук и простые люди, что едва могут позволить одного раба для своей семьи. Люди осматривают невольников со всех сторон, щупают мускулы мужчин и тела женщин, лезут руками им в рот, чтобы посмотреть зубы. Дальше неизменно находят недостатки и сердито, напоказ плюют под ноги. Начинается спор, перебранка – спуск и подъем цены, бой с продавцом за каждый рубль, за каждую копейку, а затем, деньги меняют хозяина и вот уже довольный покупатель ведет по базару связанную, поникшую фигуру.
Торг полон стражи. Вся нефть, что добывалась в краях бензиновых баронов, не давала барону Бухары и половины того, что приносила торговля людьми. Именно из-за стражи и начались проблемы. Пока Сулим устраивал привезенных невольниц в одном из загонов, генерал совершенно очарованный ностальгией по родному городу зашел в чайхану, которую любил посещать еще в молодости, когда был простым лейтенантом еще существовавшей тогда Советской Армии. Зайдя на второй этаж, он привычно заказал себе зеленого чая и всякой вкусной мелочи вроде меда и сушеных фруктов. Именно здесь генерала и узнал кто-то из местных.
Стражники ввались в зал с грохотом и матом, выставляя Калашниковы и кидая всех лицами в пол. Двое охранников генерала успели отвлечь их на себя, открыв стрельбу по ворвавшимся, но тут же были убиты автоматным огнем.
Не тратя ни секунды, Ахмед-Булат бросился к окну из разноцветного стекла. Грохнула очередь первого из сориентировавшихся стражей, но генерал уже вышиб плечом окно, вываливаясь со второго этажа в рое разноцветных, красно-желтых осколков.
Он упал прямо на проходившего под окнами человека, был ли это мужчина или женщина, генерал не заметил, лишь запомнил тошнотворный хруст черепа подмятого им прохожего об уличную брусчатку, после чего Ахмед-Булат и сам влетел боком и плечом в уличные булыжники. Боль поглотила все. Он взвыл сквозь зубы, но тут же вскочил и тяжело побежал прочь.
Его сбили с ног, не успел он сделать и десятка шагов. Стражники Тарена Саидова, что дежурили у выхода из чайханы как раз на такой случай догнали генерала и, не дав ему вытащить Стечкин из кобуры, заломили руки, впечатывая лицом в землю. Генерал еще пытался сопротивляться, но несколько ударов заставили его потерять сознание.
VI
Ахмед-Булата кинули в маленькую камеру на крыше дворца Саидовых. Стены здесь были бетонными, потолок же был сделан из свинца. Летом он страшно накалялся от южного солнца, делая воздух невозможным для дыхания, зимой же еще более усиливал царящий здесь холод. Генерал часами мерил камеру шагами, кутаясь в выданную ему робу, но мороз все равно пробирал его до костей. Нос и пальцы уже переставали чувствоваться, но Ахмед-Булат лишь сильнее сжимал стучащие зубы и продолжал ходить по камере. Три шага вперед, натяжение приковывающей его к стене цепи. Поворот, три шаг к стене, поворот, три шага вперед, поворот…
Тарен Саидов, прославленнейший из бензиновых баронов, властитель Бухары и двадцати четырех нефтепромыслов вокруг нее, вошел в маленькую камеру, стараясь не задеть стен своим костюмом из белоснежного льна.
Следом за ним вошел одетый в спецовку помощник, несущий в одной руке ведро горячих углей, а в другой длинный металлический прут, раскаленный на конце до вишнево-красного оттенка.
Тарен Саидов внимательно оглядел прикованного к стене генерала, широкими почти заполнившими радужки зрачками.
– Я думаю любезный дядюшка, ты имел очень и очень веские основания, раз нарушил изгнание и явился в Бухару вопреки моему запрету. Ты сам знаешь, как важно мое время и сколько оно стоит, а потому не задерживай меня и говори. Если я не найду твои слова весомыми, то тебя будут пытать, а потом казнят. Казнят тебя не из-за моей неприязни к тебе, казнят тебя за то, что ты нарушил мой приказ, а вот пытать будут за то, что ты напрасно потратил мое время. Сам понимаешь, надеюсь. Говори.