– Я ваших взглядов не разделяю, товарищ Поджигайло, – наконец пискнула девушка и залилась краской, увидев взгляд революционера.
Подпольщик смотрел на щуплую блондинку перед ним с тем насмешливо-снисходительным выражением, какое бывает у взрослых, когда с ними пытается спорить ребенок.
Справившись с собой, девушка сумела все же продолжить:
– Жители Верхнего яруса тоже граждане города, и когда народ возьмет власть в Трудограде, нашей задачей станет их перевоспитание. Ну, а их дома и имущество должны быть не уничтожены, а распределены на нужды достойных людей: учителей, рабочих, на постройку школ…
– А будет ли открыт кружок игры на ложках в туалете главы Трудоградской службы безопасности, после построения коммунизма в отдельно взятом городе? – промышленник Пивоваров, курящий возле разбитого окна презрительно скривил губы. – Я в шести городских правительствах успел поработать, включая анархистов, монархистов, фашистов и военных, навидался таких как вы. Пока сидите в подполье, все только о светлом будущем печетесь, да о народе, а как к власти придете, то поверьте моему опыту, никто из горожан перемен и не заметит, разве что опять флаги поменяются, да рыла в кормушки другие пролезут. Убивший дракона сам становится драконом, помните такую поговорку?
– Это не наши методы, – Буревестник, глава революционеров Трудограда, наконец поднял голову от бумаг. – Чтобы победить дракона, нужно не убивать его, а сделать среду вокруг него настолько неприемлемой, чтобы дракон сдох сам, и хорошо бы в корчах. Тогда другие драконы завестись уже не смогут. Этим мы и занимаемся.
Промышленник фыркнул, а Искра кинув на Буревестника обожающий взгляд спешно раскрыла самодельный блокнотик, записывая его слова.
Хлопнула дверь, в заброшенный библиотечный зал, где на старых, продранных стульях сидели воротилы трудоградского бизнеса, революционеры-подпольщики и даже пара городских министров, спешно вошли последние опоздавшие. Вооруженные охранники тщательно заперли двери. Буревестник поднялся на собранную из фанеры трибуну, обтянутую протершейся, рыже-красной материей и строго оглядел присутствующих: собрание начиналось.
– Товарищи и граждане Трудограда! Все вы знаете, о том, что рядом с Краснознаменным найдены гигантские склады с продовольствием и иными ценными ресурсами. И все вы знаете, что антинародное правительство Трудограда…
Два министра текущего правительства громко запротестовали со своих мест, но Буревестник лишь поднял голос, не обращая на них внимания:
– Антинародное правительство Трудограда, обслуживая интересы городских капиталистов, встало перед дилеммой: что делать с Краснознаменным. Торговать с городом, и получить вместе с прибылью сильного политического соперника на западе, или выбрать путь войны, в зародыше подавив развитие города-конкурента. По надежным данным, сегодня ночью между трудоградским правительством и эмиссаром баронов началась встреча, где обсуждается позиция города в будущем конфликте баронов с Краснознаменным.
В этом зале нам удалось собрать всех значимых людей, заинтересованных в мирном сосуществовании наших городов. Пусть у нас всех разные мотивы: братский долг помощи трудящимся, торговые интересы бизнеса или личная вражда с баронами, но настало время объединить наши усилия, по сохранению мира между Трудоградом и Краснознаменным.
Слабо освещённый керосиновыми лампами зал потонул в обсуждениях. Кто-то настаивал на силовом устранении Ахмед-Булата, кто-то выступал за подкуп местных силовиков или агитацию горожан против войны, кто-то предлагал устраивать забастовки и стачки на трудоградских заводах и фабриках.
Примостившаяся на задних рядах Искра азартно делала пометки в лежащем на коленке блокноте. В глазах двадцатилетней девчонки разгорался огонь, перебивающий жалкое пламя стоящих у стен керосинок. Все происходящее означало, что скоро ей позволят наравне с другими революционерами вести настоящую агитработу в городе, устраивать антивоенные митинги, а может даже передавать по ночам важные донесения, отстреливаясь из боевого оружия от шпиков Трудоградской службы безопасности. Воображение рисовало, как в зале полном революционеров сам Буревестник будет выносить ей благодарность, крепко пожимая ее руку и кидая взгляд, полный восхищения ее поступками. От грез закружилась голова. Впервые за год, что она провела в организации, ей предстояло с головой нырнуть в настоящую подпольную работу, а не просиживать штаны в штабе, занимаясь созданием стенгазет и стихов язвительно обличающих эксплуатацию рабочих трудоградскими воротилами.
Когда революционеры наконец сформировали план своих действий в городе, а предприниматели определились с объемом выделяемых на протесты средств, слово взял министр энергетики Трудограда.
– Есть еще одно предложение, господа и товарищи, – пухлый чиновник расстегнул кожаную папку, принявшись раскладывать по столу какие-то бумаги. – Тут, в общем, в чем суть: протесты и давление на правительство это конечно хорошо, я бы даже сказал отлично, но как вы знаете, город наш зависим от поставок топлива со стороны бензиновых баронов, совсем я бы сказал зависим. Если электричеством нас может обеспечивать ГЭС, то наши котельные в основном работают на мазуте, а мазут мы можем купить лишь у баронов. И этой мазутной рукой они нас за горло держат очень крепко. Не будет мазута – встанут котельные, встанут котельные – не станет пара и горячей воды для заводов, значит встанет и производство. В этом одна из причин и кроется, почему наше правительство в союзе с баронами действовать вынуждено, а не с Краснознаменным.
Министр отдышался, вытирая платком вспотевшее лицо. Зал молчал, ожидая.
– Однако есть одно но, – выступающий разложил на столе еще советскую карту и пододвинул поближе лампу. – Тут Трудоград, сразу за ним деревня Раздоры, а тут у нас река. Вот здесь на берегу, как видите, отмечен рабочий поселок и мост. Поселок сейчас полностью покинут, а деревянный мост рухнул еще в Войну. Теперь смотрите дальше, на другом берегу от поселка находится заброшенное в семидесятых годах торфяное месторождение. Котельные, где можно сжигать торф, в Трудограде есть, их нужно только расконсервировать. Если удастся наладить добычу, потребность города в мазуте сильно уменьшится, а с ней и влияние баронов на наше правительство. Кстати, по моим расчетам, если поставить торфоразработку на широкую ногу, нам удастся запитать не только заводы, но и школы с больницами, более того, хватит даже для городских домов.
Зал зашумел и глава революционеров громко призвал собравшихся к порядку.
– В городе зимой уже двадцать лет люди замерзают, а вы только сейчас это предлагаете? – Буревестник вскинул бровь.
Министр поморщился:
– Тут в общем, сложнее все в принципе… Освоение месторождения то в этих местах пытались начать уже трижды, но, к сожалению, времена неспокойные: то война, то деньги разворуют, то смена власти очередная…
– Бандитские налеты мешали? – уточнил Буревестник.
– Да кому эта глушь сдалась, – министр лишь покачал головой.
– Сатанисты, культисты и прочий религиозный элемент делу препятствовал?
– Да нет, я ж говорю внутренние проблемы были. Спокойно все: там из всего религиозного элемента, только полковник танковых войск Феофан Пантелеймонович Моголов, более известный собравшимся как святой отшельник старец Фофан. Он неподалеку, у руин монастыря живет. Только ходить к нему в скит не надо. Он незлобивый, но контуженный и пулемет на чердаке имеет.
Министр помолчал.
– В общем и целом, вся проблема добычи торфа заключается в том, что нам нужно восстановить дорогу к месторождению, возведя мост через реку. Дальше уже дело простое пойдет: расчистим там все, подновим осушающие каналы и начнем добычу. Инженеры толковые в моем ведомстве под это дело найдутся, а вот ни рабочих, ни денег нет.
– Денег дадут вот эти граждане, – Буревестник кивнул на промышленников. – А людей соберет товарищ Поджигайло. Кроме того, он достаточно авторитетен среди пролетариата, чтобы возглавить стройку. Товарищ Поджигайло, нам нужно собрать несколько сотен рабочих в кратчайшие сроки. Справитесь?
Грохнул стул: Поджигайло стремительно вскочив, тут же выпалил что-то о заветах Ленина и о том, что партзадание будет выполнено любой ценой.
– Только вот, мне бы человечка какого выделить, для черновой работы, – напоследок высказался будущий начальник работ. – Любой сойдет, абсолютно. Сами понимаете, не могу же я на пустую мороку сам отвлекаться.
Буревестник согласно кивнул и, оглядев зал, поискал взглядом человека, наименее полезного в грядущем вихре борьбы за Краснознаменный.
– Товарищ Искра! Что же вы сидите! Отвлекитесь от блокнота! Вам с товарищем Поджигайло предстоит большая работа ради народного блага!
III
Два дня ушло на агитацию. Поджигайло устраивал митинги на заводах и фабриках, в порту и железнодорожном депо, среди бедноты Серого Угла и на рынках пригорода. Под взмахи красных флагов и бой барабанов революционер звал людей на бой за тепло. Тепло, что должно было наполнить школы и больницы, тепло, что должно было остановить орду баронов, что собиралась у границ Южных Пустошей.
Искра сопровождала Поджигайло повсюду, старательно исполняя все приказы революционера: она записывала добровольцев, носила погруженному в работу начальнику еду из трактиров, сбивалась с ног, бегая из одного конца города в другой, чтобы передать нужным людям его указания.
До важной работы впрочем, Поджигайло ее не допускал. Даже на митингах за все это время выступила она лишь однажды, но от волнения и осознания важности момента, революционерка заговорила такими казенными оборотами, что ее тяжелые, точно объевшиеся сметаной коты слова мгновенно придавали собравшихся рабочих, навевая на них тоску, сонливость и мысль об отдыхе на мягком диване. Поняв настроение толпы, Поджигайло спешно выставил девушку с трибуны, и та, понуро опустив голову, все оставшееся время простояла рядом с Кипятковым.