Кипятков был здоровенным рыжим детиной, в тельняшке и линялой бескозырке с надписью «Буйный», ранее служившим матросом в военно-морском флоте Трудограда, что состоял из пяти бронекатеров и крейсера, созданного городским инженерным гением из прогулочного теплохода.
Списанный на берег за драку с помощником капитана, матрос быстро сошелся с революционерами и теперь был приставлен Комитетом для охраны товарища Поджигайло, с чем успешно и справлялся, демонстрируя свои здоровенные, поросшие рыжим волосом кулаки приходящим на митинги доносчикам Трудоградской службы безопасности.
IV
Поджигайло справился с порученным ему делом блестяще. Через два дня десяток побитых, почти насквозь проржавевших грузовиков с трудом тронулись с окраины Трудограда, увозя на стройку добровольцев. Народу было много: кто-то хотел исполнить свой братский долг перед жителями Краснознаменного, другие ехали просто заработать какие-никакие деньги, но большая часть людей отправилась на стройку для того, чтобы вернуть в свой город так не хватающий ему свет.
Миновав деревню Раздоры и окурив ее горьким солярочным дымом, машины свернули на проселок, вскоре вовсе исчезнувший в траве и молодом леске, затягивающем брошенные поля. Искру трясло в кузове так, что она до синевы в пальцах вцепилась в борт, думая лишь о том, чтобы удержать внутри свой абсолютно зря съеденный завтрак. Кипятков, сидящий рядом, морской болезнью явно не страдал и даже умудрялся перебрасываться шуточками с Поджигайло, одновременно железной хваткой прижимая Искру к сиденью, чтобы ее не выкинуло из кузова на особо резком скачке грохочущей по колдобинам машины.
Сколько они так ехали, Искра не знала, но когда грузовики остановились на речном берегу, ей хотелось лишь одного: вывалиться из кузова на траву и долго лежать, наслаждаясь абсолютно неподвижной землей.
Конечно, прийти в себя у нее не получилось: до темноты предстояло еще обустроиться в виднеющихся вдали останках поселка, дорога к которому успела так заболотиться, что пасовали даже машины.
Заброшенный рабочий поселок был непримечателен: пара улочек, скособоченные, гнилые дома, встречающие людей мертвыми мухами, брошенной посудой и пожелтевшей бумагой, да ряды гнилых завалившихся заборов, вот и все, чем он мог похвастаться. Большая часть зданий была уже в полной негодности, а потому обживаться решили в одном месте, выбрав для этого несколько одноэтажных бараков на окраине, что неплохо держали давящий на них поток времени.
Приехавшие сгрузили во двор припасы и инструменты, установили бензогенератор, после чего Поджигайло организовал всех на уборку. Рабочие выбросили мусор, отчистили стекла и пол, выкинули в изобилии валяющиеся на полу мышиные кости и забили сухой травой щели. Кипятков и другие мужчины, что половчее, в это время латали провалившиеся крыши. Закончив с этим, строители моста стащили всю уцелевшую мебель, что нашли в поселке в свои новые дома, и разбили рядом полевую кухню. Когда работы закончились, усталая, но довольная Искра достала краску и широким движением кисти подписала на углу своего временного жилья адрес, выбрав за таковой естественно «Улица Ленина, дом 1».
День закончили ужином из каши с консервами, который перешел в разговоры и крепкий заслуженный сон.
Следующее утро началось с работы. С пришедших по реке грузовых катеров из трудоградского порта рабочие сносили на берег инструменты и прочие нужные грузы. Город пока не мог выделить технику, и мост к торфяному месторождению предстояло строить своими руками, на месте добывая материалы.
Стук топоров и звон лопат наполнил берега реки. Каменистое дно реки не позволяло использовать сваи, а потому оставшиеся в поселке деревянные дома ломались, бревна пилились, после чего из них собирались деревянные срубы. Срубам этим предстояло сформировать опоры моста. Они ставились на воду, заполнялись изнутри землей и от ее тяжести медленно погружаясь под воду, а на ушедшие вниз бревна ложились новые. Так опоры моста росли вниз, чтобы, в конце концов, бревна встали прямо на дно реки. Этими работами, как и всей технической частью, руководил приписанный к их отряду престарелый инженер Яков Моисеевич Кабельбиндер, что до Войны строил подобные сооружения в местных колхозах, и теперь с радостью снова погрузился в забытое было дело. Поджигайло же взял на себя все остальные заботы о стройке, нетерпеливо вышагивая по берегу, он хлестал веткой по своим высоким, яловым сапогам и подбадривал рабочих трескучими фразами о деле Ленина и их историческом долге.
Искра так и не смогла найти для себя на стройке никаких революционных дел, а потому погрузилась в работу наравне со всеми, и хотя щуплой девушке сперва предлагали помогать повару на кухне, революционерка лишь с фырканьем пропустила это мимо ушей, взявшись вместе с другими строителями за изготовление срубов опор, пока Кипятков копал с отрядом землю для их заполнения.
По окончанию смены, девушке таскавшей наравне с другими рабочими землю и бревна, с непривычки хватило сил только на то, чтобы поужинать, после чего сразу провалиться в сон.
Что ей снилось, она толком не помнила, но кажется, ей что-то было нужно от Владимира Ильича Ленина, но тот, напевая интернационал, постоянно прятался от нее в тянущихся от горизонта до горизонта срубах для моста.
Второй день работ был еще тяжелее первого: мышцы Искры с непривычки ныли и отзывались болью на все движения, а покрывшие некогда ухоженные руки кровавые мозоли, заставляли ее тихо стонать от боли, когда она упрямо продолжила таскать со строителями бревна.
Как бы плохо она себя ни чувствовала, но девушка знала: мост, что они строят – ключ к нормальной жизни людей в Трудограде, а возможно и ключ к жизни всех людей в Краснознаменном, и потому сжав зубы, революционерка продолжала работать, одновременно подгоняя всех кто, хоть немного отлынивал от дел. К вечеру, она была выжата полностью, но до барака она шла улыбаясь.
С трудом держа вилку покрытыми ссадинами руками, девушка съела состоящий из картошки ужин, после чего дошла до кровати и тяжело упала на матрас, даже не дожидаясь пока в рабочем бараке погасят свет.
В этот раз болезненный, тяжелый сон накрыл ее, но не унес прочь. Она продолжала лежать в бараке, видя, как сквозь закрытые веки все сильнее и сильнее разгорается подвешенная под потолком лампочка. От ее света люди в доме становились неразличимы, обращаясь в мелькающие вокруг нее тени, а бревна вокруг медленно растворялись, открывая мокрые от идущего дождя кусты и темный до черноты лес шумящий за брошенной деревней.
Лампочка разгоралась все ярче, становилась краснее и краснее. Только теперь Искра поняла, что это никакая не лампочка, а вырывающаяся из-за разрывов красных от ее света туч Чигирь-звезда. Красный цвет заливал теперь все вокруг, растворял в себе и тучи и лес и саму Искру. Все что осталось в мире теперь, лишь рубиновые капли дождя, да раскинувшаяся на необозримую даль черная земля, покрытая высокой, колышущейся на ветру травой.
Семь темных силуэтов Искра различила уже позже. Они почти сливались с тьмой, медленно бредя через ночь в сторону бараков. Искра могла бы принять их за людей, но только двигались они вперед какими-то дикими, совершенно нечеловеческими шагами, точно их ноги могли гнуться во всех местах сразу. Фигуры приближались с каждой минутой, приближались неотвратимо и головы каждой из них были закинуты к горящей над ними Чигирь-звезде. Головы, на которых Искра не могла различить глаз. Девушка замычала, попыталась разлепить себе веки, проснуться, но у нее так ничего и не вышло. Силуэты подошли совсем близко, они шагнули к невидимым для Искры стенам барака, пробуя пальцами бревна, ощупывая ставни и двери, а одна из фигур, прижав голову к окну, уставилась безглазым лицом на лежащую в пару метров от нее, скованную параличом Искру. От страха девушка пыталась закричать, но из раскрытого рта вырвался только беззвучный, никому не слышный сип, а то, что было за тонкой преградой стекла все смотрело на нее, смотрело и смотрело и в его темных, давно вытекших глазах не было ничего, кроме багрового отсвета полыхающей над ними Чигирь-звезды. Искра уже не кричала, она только испуганно хныкала, сжавшись в комочек под взглядом того, что изучало ее из ночной темноты.
Наутро Искра проснулась разбитая, с ноющими от перенапряжения мышцами.
– Плохо выглядишь, товарищ, – констатировал за завтраком Кипятков, уминающий уже вторую тарелку каши.
Искра печально вздохнула, ковыряя еду.
– Кошмары мучили ночью, черти какие-то… А ведь могла бы опять увидеть вместо них сон про товарища Ленина.
– Работать тебе поменьше надо. Я понимаю, ты всем примером быть хочешь, да только ведь загонишь же себя так и сляжешь больной, оно тебе надо?
Искра лишь вздохнула, ничего не ответив. Сейчас на кону стояли куда более важные вещи, чем ее здоровье, а потому жалеть себя она не собиралась.
Работа шла. Люди в бригадах приноровились друг к другу и своему делу, все ловчее и ловчее возводились срубы и на глазах Искры посреди реки вырастали одна за другой опоры, на которые вскоре встанет мост, длинные, ладные бревна для пролетов которого уже доставили грузовые катера.
День прошел легче предыдущего. Видно организм смирился и махнул на безумства хозяйки рукой, и сегодня под конец дня девушка даже чувствовал в себе некоторые силы.
После ужина, она не то, что не рухнула на кровать, но наоборот, открыв свой чемодан, раздала рабочим революционные листовки, после чего позвала их во двор, чтобы на свежем воздухе рассказать об эксплуатации трудоградского пролетариата городской буржуазией.
На ее зов пришло ровно четыре человека, один из которых явился только за листовками, так как потерял бумагу для самокруток. Не сраженная этой неудачей, девушка все равно завела разговор о наемном труде и неравенстве.
К всеобщему удивлению, проговорили они до самого заката и когда нагруженные знаниями строители разошлись, довольная и усталая Искра улыбаясь обернулась в сторону дома.