– Выходь, пацан. Мы не к тебе, – синяя от татуировок лапа, сгребла его за шиворот и вытащила наружу.
У гаража стояло двое Жигулей. Опирающиеся на капот люди в кожанках смотрели на него с явным интересом. Мелькали знакомые лица: многих братков Пашка видел среди охраны порта.
Четверо бандитов зашли в гараж, вышвырнув из него отца Пашки. Четверо остались на улице, велев им сидеть тихо, они присматривали за тем, чтобы соседи не покидали дома.
Дверь с металлическим лязгом захлопнулась. Послышались возгласы, удары, глухое мычание дяди Захара, которому, похоже, заткнули рот, а затем треск рвущейся одежды и крики его жены. Пашка бросился было к дверям, но его быстро остановили, дав пару раз рукоятью пистолета по голове. Лежа на мокрой земле, парень все слышал и слышал удары кулаков, отчаянное мычание дядя Захара, крики его жены и довольные комментарии братков. Все это длилось долго, мучительно долго, повторяясь и повторяясь, словно на пластинке, только удары кулаков становились все глуше, а женщина в конце находила силы только на стон.
Железо заскрипело. Кирпично-ржавая створка ворот открылась, выпуская бандитов.
– Удачи, Захарчик, – один из них замер на пороге. – Прости, что ненадолго, дела еще есть. А ты уж в порту не высовывайся. А то, опять приедем жену твою проведать. Сладкая она у тебя. Да и с дочками твоими еще не познакомились.
Ночь резанул свет фар и Жигули зарычав моторами канули в темные проезды гаражного кооператива.
Больше всего Пашка боялся, что дядя Захар или его жена покончат с собой. К счастью обошлось, их передали на руки дочерям, обработали ушибы и ссадины, гараж отмыли. На следующий день дядя Захар просто работал в порту, беспрекословно выполняя все приказы начальства и лишь заискивающе улыбаясь на каждое брошенное ему слово. Сперва парень думал, что его сосед притворяется, чтобы выждать момент и отомстить, но затем он увидел какой животный страх наполняет глаза дяди Захара и все понял.
В обед Пашка ушел из порта и, зайдя домой, вскрыл тайник под кроватью, вытаскивая пачку мятых рублей, после чего пошел в трактир «У Михалыча».
Искры не было, да это и к лучшему. Подойдя к одноглазому человеку у стойки бара, он тихо спросил про оружие.
– Что интересует? – торговец прищурился.
– Пистолет. Убойный.
– Стечкин могу предложить. Бьет очередями, магазин на двадцать патронов,
– мужчина выложил на стол шикарнейший пистолет, после чего назвал цену.
Без слов, поняв все по расширившимся Пашкиным глазам, торговец со вздохом убрал Стечкин, выложив привычный ТТ, но покосившись на парня еще раз, положил рядом такой же пистолет, но гораздо более ржавый и побитый жизнью.
– На вид не смотри. Может и дает осечки, и магазин только на восемь патронов, но зато стоит тьфу, а любому человеку и одного патрона в голове за глаза хватает. Берешь?
Пашка спешно сунул через стол пачку купюр, получая оружие. Торговец подмигнул единственным глазом. Убрав пистолет за пазуху, Павел поспешил на работу. Обеденный перерыв кончался, а вскоре после него начальник порта всегда приезжал осматривать свои владения. Павел знал, что сегодняшний его приезд станет последним.
Хрупкая женская фигурка нагнала его у входа в порт.
– Следила за мной? – Пашка мрачно смерил Искру взглядом.
– Я тебе что, ТСБ, чтоб за людьми следить? – Искра поправила кудри, выбившиеся из-под берета. – Ты ж у наших парней оружие купил, вот и шепнули мне. Хорошо, что еще успела догнать.
Девушка продолжала идти рядом с парнем, явно не замечая, как тот ускоряет шаги.
– Глупость делать собрался.
Пашка в ответ только обжег ее взглядом:
– Я умереть не боюсь.
– Умирать то не страшно, страшно бессмысленно умирать. Ну, пристрелишь ты начальника порта. Ну и что с того будет? Сынку его порт перейдет, да и все. Или племянничку. Которые точно такое же будут творить. Индивидуальный террор есть самый неэффективный метод революционной борьбы. Потому что тварей, которых надо истреблять куда больше, чем людей готовых с ними бороться.
Пашка смотрел на Искру с ненавистью, хоть и понимал, что она права.
– Пистолет отдай, – тонкая рука Искры сильно сжала его за плечо. – Чтоб глупостей не было. Если хочешь по-настоящему помочь и отомстить за то, что творится, собери ребят из тех, кто понадежнее. У нас после облав и прошлой ночи своих людей в порту и не осталось. Все запуганы. А нам нужен человек вне подозрений. Нужно подготовить кое-что важное.
Павел, помедлив, протянул Искре ТТ.
– Сделаю. Можешь на меня положиться. Но если что-то со мной случится – позаботьтесь об отце.
VI
Работа в порту кипела. Почти со всеми несогласными уже «поговорили» бандиты и ТСБ, а нескольких особо упрямых нашли в своих подъездах с проломленными головами. Но как бы рабочие в порту не были запуганы, Пашке удалось найти горстку людей, желающих отомстить. Пока сухогруз готовили к отправке, они тайком, вместе с прочими грузами проносили в порт оружие, пряча его в надежных тайниках.
В день отплытия сухогруза два десятка силуэтов смешались с толпой грузчиков, идущих в порт. Неотличимые от остальных, они, выждав момент, быстро ныряли в зев одного из складов. Рабочие, трудившиеся внутри, вопросов не задавали, все были своими, проверенными людьми.
Вечером, когда погрузка на корабль подходила к концу, а патрули портовой охраны стали собираться возле корабля, грузчики провели маленький отряд через лабиринт заполнивших порт морских контейнеров. Внутри одного из них уже покоилось пронесенное в порт Пашкой и его друзьями оружие революционеров: винтовки, карабины, пара автоматов, явно проданных с милицейских складов и даже несколько ППШ.
– Хороша шкатулочка… – Буревестник похлопав по ржавой стенке контейнера, зашел внутрь. – Как выбираться-то из него будем?
Один из рабочих указал на лежащую в контейнере стремянку и на потолок:
– Лаз там выпилен. Он сейчас фанерой заделан, мы сверху ее покрасили под цвет стенок, издали не заметишь.
Революционеры один за другим входили внутрь. Один из рабочих, взяв в руки лом, шагнул следом за ними. Затем еще один. И еще. Пять человек. Шестым шагнул Пашка.
– Уверены? – это было единственное слово, что обронил Буревестник.
Пашка ничего не ответил, просто садясь на холодный пол рядом с Искрой.
Двери контейнера закрылись. Стало темно и в этой темноте медленно-медленно тянулось время. Теперь оставалось лишь ждать. Ждать, да смотреть как гаснут красные лучики уходящего солнца, пробивающиеся через неприметные вентиляционные отверстия.
Послышался шум подъезжающего погрузчика. Контейнер повезли. Где-то наверху заработал кран. Пашке подумалось, что если кто-то их все-таки сдал, то узнают они это именно сейчас, когда контейнер попросту сбросят в море. Или просто расстреляют в воздухе. Мысль билась внутри черепа, высверливая мозг. Пашка судорожно оглядывал узкую железную коробку. Движения контейнера замедлялись. Ему хотелось вскочить, кричать, кидаться на запертые снаружи двери, но он только повернул голову в бок – Искра, сидящая рядом, была бледна и видимо думала о том же, о чем и он. На лбу девушки виднелся пот.
Выдохнув, Пашка заставил себя справиться с паникой. Затем взял руку Искры и успокоительно сжал. Девушка слабо вздрогнула и благодарно кивнула в ответ.
Раздался удар. Контейнер встал на палубу сухогруза.
VII
Из отверстий в контейнере на революционеров смотрела ночь. Тянуло соленым, мокрым воздухом, мазутом и водорослями. Прошивали железо длинные гудки с проходящих мимо буксиров.
На светящемся циферблате командирских часов Буревестника три ночи. На полу контейнера – схема корабля, высвеченная маленьким, тусклым фонариком.
Все указания беззвучны, только чертится маршрут. Сейчас он чертится графитом карандаша, в три часа семнадцать минут маршрут прочертится кровью.
Время близится. Буревестник берет ППШ. Пашка, стрелявший в жизни лишь пару раз, получает в руки охотничью двустволку с крупной картечью. Искра любовно держит в руках свою гордость: настоящий маузер, добытый со склада длительного хранения.
Три часа семнадцать минут. Лестница поставлена, и Буревестник плечом открывает люк. В лица бойцам ударяет просоленный, холодный воздух, когда они по одному выбираются на крышу контейнера. Слабо плещет волна. Сухогруз идет медленно, будто сквозь дрему. Далекий берег темен: Трудоград давно остался позади. В брошенных домах на берегу лишь чернота. Единственный свет идет из окон рубки, слабо освещая поднятые над палубой стволы гаубиц, да укрытые брезентом пулеметы на бортах.
Отряд разделяется, крадясь по контейнерам к корме сухогруза, крадясь туда, где в надстройке спит его команда. Хрипят и тут же замолкают двое снятых ножами часовых у бортов, с тихим шорохом тела оттаскивают за контейнеры. Третий часовой, спавший перед дверью в надстройку, просыпается уже от потока собственной крови, ударившей из горла на грудь. Его уже труп уже не прячут: дальше таиться нельзя.
Боевиков Ахмед-Булата было на корабле куда больше чем нападавших, а потому действовали быстро и жестко. Кто-то спускался в трюм и машинное отделение, расстреливая всех, кто попадался на пути, другие бежали по коридорам надстройки, кидая гранаты в кубрики с просыпающимися от стрельбы работорговцами.
Пашка мало что помнил. Вот они с Искрой несутся по узким лестницам и коридорам, оглушенные бьющимися между железными переборками криками и выстрелами – своими и чужими. Вот вбегают в кают-компанию. Вот Пашка совершает первое в своей жизни убийство.
Два ошалевших, не понимающих, что происходит боевика, встретили их стоя за не доигранной партией в нарды. Один из них сунул было руку к кобуре, но был тут же застрелен Искрой. Едва раздался выстрел, как в живот второго разрядил ружье Пашка – просто от страха, просто потому, что вокруг стреляют и умирают люди. Просто потому, что Пашка не хотел быть среди тех, кто сейчас лежал мертвыми на этом корабле.