И вот теперь в боевой рубке России на стене болтами закреплен ящик, через который можно выйти на связь с шестью абонентами. Во-первых – со штабом Наместника на берегу. Во-вторых – со штабом Макарова на «Петропавловске». В-третьих – если будет необходимо, со штабом потомков на островах Эллиотта. В-четвертых – с их лидером первого отряда «охотников» крейсером первого ранга «Адмирал Трибуц». В-пятых – с лидером второго отряда «охотников» крейсером первого ранга «Быстрый». В-шестых – с тем самым подводным крейсером «Кузбасс», с которым мы должны встретиться в Корейском проливе.
Правда, на эту тему я беседовал уже не мичманом Константиновым, а с лейтенантом Злобиным, как с человеком более осведомленным в возможностях своей техники. Как оказалось, связь по радио с подводным крейсером возможна только в том случае, когда он хотя бы выставил над поверхностью моря свою антенну, а во всех остальных случаях он нас просто не услышит. Кстати, именно от него я узнал, что ночной погром в Токийском заливе, от которого японцы не могут отойти уже две недели это тоже все тот же «Кузбасс», который проник ночью в святая святых Японской империи и похулиганил там ничуть не хуже лейтенанта Рейна, и обломки от этого хулиганства японцы не разгребли еще до сих пор. Впрочем, подводный крейсер уже сам несколько раз выходил с нами на связь, при этом над нужным каналом связи загоралась яркая лампа, а сам ящик начинал издавать громкие и крайне противные гудки. Последний раз это случилось еще рано утром на подходе к проливу, и теперь матросы-сигнальщики с напряженным вниманием вглядывались в горизонт. То, что они, да и все мы увидели, в тот момент, когда рассеялся утренний туман, одновременно нас и обрадовало и возмутило. С одной стороны буквально забитый джонками и каботажными пароходиками пролив являл собой то, для пресечения чего мы сюда и прибыли, а с другой стороны – почему там кто-то плавает, если мы против.
Первым не удержался и бросился пресекать вражеские перевозки лейтенант Рейн на «Лене». Японцы на джонках, увидев, что их атакует всего лишь каботажный пароход, принялись отстреливаться от него из винтовок, но тут же убедились, что пароход достаточно неплохо вооружен и не зря называется вспомогательным крейсером. В ход пошли не только баковая и ютовая шестидюймовки «Лены», как и все ее четыре бортовые трехдюмовки, но и установленные на крыльях мостика два пулемета «Максима», которые способствовали максимально быстрому переселению японских солдат из этой скорбной юдоли в обитель их праматери богини Аматерасу, или во что они там верят. Впрочем «Лена» недолго занималась этой охотой в полном одиночестве. Вскоре к ней присоединились и остальные корабли отряда, после чего поверхность пролива быстро очистилась и от заполнявших ее ранее джонок и мелких пароходиков в двести-триста тонн.
Впрочем, у нас в любом случае не было никакого выбора, ведь только некомбатантам в таких случаях должна быть предоставлена возможность к спасению, а люди в форме не обладают в этом смысле никакими привилегиями. Брать в плен мы их не могли, у нас просто не было где держать несколько тысяч пленных. Правда по некой негласной договоренности мы не брали грех на душу и не атаковали джонки и каботажные суда, решившие вернуться обратно к японскому берегу. Перед нами была поставлена задача пресечь перевозки японских войск через Корейский пролив, и мы ее выполняем в меру наших возможностей, но никто и никогда не приказывал нам убивать как можно больше японских солдат, как это сделали бы англичане, которые всех кроме себя считают варварами и неполноценными людьми.
Подводный крейсер «Кузбасс» всплыл уже тогда, когда все уже почти было закончено, и последний из пароходов не пожелавших спустить флаг и шлюпки, или повернуть обратно, уходил на дно железным колом. С первого взгляда было понятно, что этот «Кузбасс» предназначен только и исключительно для подводной войны, а потому имеет такую рыбо, а точнее китообразную форму корпуса, совпадающую со своим прототипом даже блестящим цветом мокрой черной кожи и совсем не имеет никакой артиллерии. Ну чисто кит-убийца, или как говорят по-другому – косатка.
Что касается самого всплытия, то оно случилось достаточно прозаично. Сперва на поверхности моря появился бурун, который начал расти все больше и больше, потом из воды показалась рубка, похожая на гигантский спинной плавник рукотворного китообразного, потом все больше и больше и вот подводный крейсер уже весь на поверхности. Проходит меньше минуты, над мачтой уже развевается Андреевский флаг, а сам подводный крейсер лег в дрейф совсем близко от «России». Тут же раскрывается люк и на палубе появляется множество людей одетых в светло-синюю униформу и оранжевые жилеты, при этом господ офицеров по внешнему виду никак нельзя отличить от нижних чинов.
Ну что же, Андрей Парфенович уже приказал спустить на воду восьмивесельный ял, так что идем знакомиться. Этот с виду не очень страшный подводный корабль сумел так запугать Камимуру, что тот не высунул носа из гавани даже при виде того погрома, который мы учинили, на трассе, которую он был поставлен охранять. А посему это крайне нужное и очень важное знакомство.
18 марта 1904 года, утро около 10-ти часов. Поезд литера А, где то между Нижним Новгородом и Екатеринбургом. Коридор вагона Великих Князей.
Тук-тук, тук-тук – стучат колеса по стыкам. Здесь, в заволжских степях, весна уже вступила в свои права, и мимо вагонных окон величественно проплывали зазеленевшие поля и луга. Время от времени показывались небольшие березовые рощи, тоже покрытые нежно-зеленым пухом новорожденных листьев. Великий Князь Александр Михайлович вышел в коридор. У вагонного окна стояла Великая Княгиня Ольга и задумчиво смотрела вдаль, кутаясь в теплую шаль. Последние два дня Александр Михайлович совершенно не узнавал свою племянницу. Куда-то делась ее беспечная веселость, Ольга стала задумчивой и неразговорчивой, часто подолгу смотрела в окно, будто хотела найти там ответы на какие-то свои вопросы. Один раз Александр Михайлович слышал через перегородку, как она долго разговаривала со своей горничной. Он не понимал, какие общие темы для разговора могли найтись у принцессы из дома Романовых и малограмотной деревенский девушки, в обязанности которой входило расчесывать принцессе волосы и содержать в порядке ее белье. Вот и сейчас Великая Княгиня Ольга опять, как загипнотизированная, неподвижным взглядом смотрела через окно. Великий Князь привлек ее внимание деликатным покашливанием. Ольга повернулась на звук, не прекращая кутаться в шаль.
– Ах, это ты, Сандро, ты меня напугал…
Великому князю даже показалось, что его племянница больна, слишком уж неестественным был ее вид.
– Скажи, Ольга, может, тебе нездоровится? Ты так странно себя ведешь, что я уже начинаю беспокоиться за тебя…
– Нет, Сандро, не больна, а если больна, то не телесно… я просто не знаю, как сказать.
– Скажи, что гнетет тебя, скажи как можешь, как умеешь, но сначала пройдем в мое купе – неуместно на серьезные темы говорить, стоя в коридоре.
– Хорошо, Сандро! – как зомби, Ольга прошла за Великим Князем и села на диван. – Понимаешь, Сандро, я долго думала после того разговора. И пришла к очень нерадостным выводам. Сандро, мы стоим на краю пропасти… нет, мы, беспечные пассажиры поезда под названием Российская Империя, на всех парах мчимся в эту пропасть. В нашей собственной семье царит пир во время чумы. Одно то, как Ники вырвал у нашего умирающего отца согласие на его брак с Алисой Гесссенской… Господь не простит ему этого и возмездие грядет. Маман бьется днем и ночью, выбиваясь при этом из сил, над поддержанием единства и благопристойности в нашей семье. Я хочу помочь ей, но не знаю как. Но кто из Романовых, за исключение Государя, способен приносить стране пользу только одним своим существованием? Наверное, только ты и Маман. Мишкин в двадцать шесть лет все еще великовозрастный ребенок, Ники откровенно тяготится своим положением, и если бы не Аликс, которая хочет быть только императрицей, давно бы передал престол младшему брату. Про дядю Алексея я тебе ничего говорить не буду, ты и сам все прекрасно знаешь. Владимировичи – крысиная семейка, недаром Папа лишил их прав на престол. Да и все прочие Романовы тоже спят и видят, как влезть с ногами на трон моего отца. – Великая Княгиня ненадолго замолчала, видно размышляя, стоит ли говорить дальше. – Сандро, я вот подумала, а ведь если в Порт-Артуре люди действительно из будущих времен, то они знают о нас все. Вся наша жизнь, которая должна будет случиться, записана у них в книгах. Ведь мы Романовы, а не провинциальные мещане Сидоровы или Петровы. И сейчас там кто-то сидит, листает страницы толстых томов и думает, с кем иметь дело, а с кем не стоит. Ведь он должен знать нас лучше, чем мы сами. Ведь им должна быть известна вся наша жизнь. И я думаю, может там, в их прошлом, я могла совершить какой-то непростительный грех. Ведь я молода, хочу любви, семьи, детей. Мой брак, мой брак приговаривает меня к смерти старой девой, спасибо любимому брату Ники. Смешно – я не могу позволить себе того, что может обычная крестьянка или мещанка. Я завидую глупышке Ксении, потому что у нее есть ты, и я не знаю, на какие преступления я буду готова лет через десять-пятнадцать, когда молодость и красота будут, как песок, уходить сквозь пальцы. И мне страшно, Сандро – вдруг ТАМ я сделала нечто такое, что обрекло меня на вечное презрение людей и проклятие бога. Вдруг меня сочтут нечистой тварью, ради своей похоти готовой на все. В конце концов, эти люди из будущего вольно или невольно посланцы божьи. И они будут карать одних, и миловать других. Именно за этим они здесь. Я долго молилась, но не получила ответа. Значит ли это, что меня пока взвешивают или исчисляют или обо мне просто забыли? Я знаю, что они абсолютно беспощадны к своим врагам. Вспомни описание сражения – каждый раз они не оставляли японцам шансов не только на победу, но и на элементарное выживание. Не сочти меня сумасшедшей, но я тебе скажу. Мы никогда не вернемся в ту Россию, из которой уехали три дня назад; я чувствую, что она будет меняться, и очень быстро. К добру ли, ко злу – но прежней России больше не будет. Да мы и сами должны будем ее менять, чтобы не оказаться отброшенными на обочину истории. Еще раз повторю, Сандро, мне страшно – за себя, за нашу семью, за нашу страну… Мне уже хочется перевалить этот непосильный груз на железные плечи Маман. Она сможет решить, что нам делать и во что верить, а я не знаю, смогу ли я пережить все это. В темном туннеле яркий свет, мы стремимся к нему и не знаем, то ли это выход, то ли встречный паровоз…