его обманули и обрекли на смерть. Еще раз повторю мысль государя Александра Третьего: «У России нет других союзников, кроме ее армии и флота». Болгары, спасенные нами от истребления турками, в обеих мировых войнах воевали на стороне Германии. А после распада Союза, не моргнув глазом, влились в НАТО. Франция, которая только благодаря союзу с Россией пока не раздавлена сапогом германского гренадера, за ее же спиной сговаривается с Англией. Да что там Франция, Германская империя образовалась только вследствие благоприятного нейтралитета России. Канцлер Горчаков пытался создать на континенте противовес Австрии и Франции. Создал, спасибо. Противовес по очереди разгромил тех, кого должен был уравновешивать, а с Австрией еще и вступил в противоестественный союз. Да и та же Австрия – как она гадила на голову России, и это после того, как русские полки подавили мятежи подданных Австрийского императора… Даже Италия, еще не успев родиться, уже успела отметиться в крымской войне. И еще одно… А, ладно!
Я махнул рукой и сел.
– Говорите, говорите, – подбодрил меня Александр Михайлович.
– В Европе и Америке можно заимствовать все, кроме образа жизни и способа мышления. Можно брать у них естественнонаучные знания, технические достижения и конструкции, но ни в коем случае не политическую организацию и не способ хозяйствования. Мы православные, а сие мироощущение не совместимо с основными европейскими ценностями, кроме того, способы хозяйствования, оптимальные для мягкого климата Европы, не подходят для наших суровых условий, когда зимой морозы минус тридцать по Цельсию, а летом плюс тридцать по тому же Цельсию.
Я вывел на экран контурную карту Центральной Европы – от Вены до Москвы с запада на восток, и от Балтики до Черного моря с севера на юг.
– Вот, видите – четыре линии. Синяя – нулевая изотерма января, западнее этой линии зимой нет устойчивого снегового покрова, а восточнее есть. Желтая линия – это граница преобладания православного или католического вероисповедания. Красная линия – госграница СССР, а черная – Российской империи. Видите, как все совпадает? Колебания – сто верст туда-сюда. И это не просто так; Россия не часть Европы, Россия – это целая цивилизация, равная по величию всей Европе, вместе взятой. У нас свой путь и свой крест. Все, Ваши Императорские Высочества, я все сказал, дальше решать вам!
Наступила тишина.
– Да мы уже, собственно, и решили, Михаил Васильевич, что вы так волнуетесь? – вздохнул Александр Михайлович. – Если нас ждет будущее, в котором господствуют американские торгаши, то бороться с такой перспективой надо изо всех сил. Уж коммунизм господина Сталина был лучше тем, что хотя бы не отрицал воинскую доблесть и честь. А теперь покажите нам, что было дальше, ведь от девяносто первого по две тысячи семнадцатый больше двадцати лет – а это целая эпоха.
Ну, я им и показал, что есть наглое сытое хрюкающее американское господство. Девяностые и начало нулевых. Девятый круг ада. Страны по всему миру, разбомбленные во имя демократии. Кровавая, как застарелый геморрой, война на Кавказе. Общечеловеческие ценности в виде прав геев и лесбиянок. Толерантность, доходящая до маразма. Пятидневная война трех восьмерок. Русские убивают грузин, а грузины русских. И над всем этим разжиревший американский банковский капитал, крысиная возня Ротшильдов и Рокфеллеров. И гнусные рожи так называемой российской элиты, пожирающей страну заживо. Стоп – вот две тысячи двенадцатый год; по зимним московским улицам течет украшенный белыми ленточками хипстерский гной. Вспомнил и самому хочется блевать. Гной протек и схлынул, прошел сначала тринадцатый, наступил четырнадцатый год. Мятеж на Украине, Крым Наш, Война на Донбассе, народ сопротивляющийся нашествию нечисти, под заунывный вой западных доброхотов, накладывающих на Россию экономические санкции. Глухая оборона с отдельными контрударами, вреде начала операции российских ВКС в Сирии в две тысячи пятнадцатом году. И так вплоть до две тысячи семнадцатого.
– Спасибо, Михаил Васильевич, объяснять ничего не надо, это конец света… – Александр Михайлович посмотрел по сторонам. – Чтобы мои внуки и правнуки не жили в таком мире, я согласен вешать и стрелять. Эта мерзость хуже смерти. А вешать и стрелять найдется кого – идейных предтеч этой мерзости предостаточно и у нас. Мишкин, Ольга, а вы чего молчите?
– А что говорить, Сандро? – неожиданно хриплым голосом сказал Михаил. – Как вы с Ники скажете, так и сделаю, только царем быть не заставляй, как Ники в тот раз. Ну не мое это, Сандро, не мое! Знаю же, что Ники тоже тяготится своей долей. А вдруг узнает про все это, да про еще не рожденного больного Наследника, и захочет отречься? Вон Ольга есть, Ксения твоя!
Глаза Ольги широко расширились.
– Да, воистину говорят – насильно мил не будешь… – Александр Михайлович вопросительно посмотрел на Ольгу.
– Ой, мамочки… – только и смогла сказать та.
– Да нет, мы сейчас не о том, – успокоил ее Александр Михайлович. – Ники еще не отрекся, и неизвестно, отречется ли вообще. Кто будет ему наследовать при наследнике, по прямой линии неспособном принять трон, решает Государственный Совет, а не мы. Просто Мишкин, как пуганый заяц, каждого куста боится. Сейчас разговор о другом. Согласна ли ты помочь нам изменить будущее России? При этом нашими врагами могут стать большинство наших вчерашних родственников и друзей, а впереди будет только выбор между победой или смертью.
– Конечно, да, Сандро! – Ольга вытерла непрошенную слезу. – Что надо делать?
– Сейчас мы посмотрим и послушаем, как наши друзья из будущего попали в наше время и что именно произошло под Порт-Артуром. Я понимаю, что все устали, но им надо дальше в Санкт-Петербург, а нам – в Порт-Артур. В нашем распоряжении только эта ночь.
Как подтверждение слов Великого Князя, в отдалении гугукнул паровоз и послышался шум приближающегося состава.
Мартынов посмотрел на часы.
– Три часа пятнадцать минут, по времени это должен быть порожняк под Литер-Б, точно они.
– Ты, Евгений Петрович, сходи посмотри, – сказал я, – а я пока расскажу Их Императорским Высочествам о наших личных приключениях.
И вот на экране появляется бухта Золотой Рог, стоящие на бочках корабли.
Спрашиваю:
– Александр Михайлович, вы же бывали во Владивостоке? Узнаете место?
Он кивает головой.
– Да, Михаил Васильевич, это Золотой Рог. И, как я догадываюсь, это Владивосток в вашем две тысячи семнадцатом году?
– Вы совершенно правы, – отвечаю я, – а кстати, вот он – наш флагман, «Адмирал Трибуц», и четыре его систершипа.
В этот момент в кадр попадает носовая часть «Варяга» с орудийной башней и первыми двумя рядами пусковых установок комплекса «Базальт».
Александр Михайлович впился глазами в экран.
– Ну-ка, ну-ка, Михаил Васильевич, такого ведь с вами не было?
– Извиняюсь, Ваше Императорское Высочество, не догадались прихватить. Это флагманский корабль Тихоокеанского Флота Российской Федерации, гвардейский ракетный крейсер «Варяг». Назван в честь того самого «Варяга», что не сдался японцам в Чемульпо. В принципе, здесь он мог бы считаться убийцей линейных флотов. Его главный калибр – ракетный комплекс «Базальт» с дальнобойностью триста миль. Вес проникающей боевой части – шестьдесят пудов, из них половина – сильнейшая взрывчатка, в полтора раз превосходящая пресловутый тротил по фугасному действию. Задача боеголовки – пробить броню и взорваться внутри. Скорость полета боевой части – тысяча шестьсот узлов. Система самонаведения гарантирует девяносто девять процентов вероятности попадания. На такой скорости ракетный снаряд не виден в полете и невооруженным глазом, без специальных приборов удар ракетами «Базальт» будет выглядеть как «вдруг все взорвалось»… Но не будем страдать по тому, чего у нас нет. Просто, господа и дамы, имейте в виду, что подвиг «Варяга» не забыт и через столетие.
А на экране уже корабельный кильватер, эскадра идет на учения. В кадре мелькает наш «Быстрый», за ним в кильватере четыре БДК семьсот семьдесят пятого проекта – это как раз тот момент, когда корабли, базирующиеся в бухте Фокино, присоединились к основным силам. Дальше поход через Тихий океан и начало испытаний системы «Туман».
– Постойте, постойте, Михаил Васильевич, – господин Лендстрем протер толстые стекла своих очков, – можно немножко поподробнее про этот «Туман»? А то ничего не понятно…
Я остановил воспроизведение.
– Хорошо, Карл Иванович. Если быть кратким и изложить вопрос в двух словах, то могу сказать, что в тридцатых-сороковых годах двадцатого века был разработан способ обнаружения при помощи радиолучей воздушных и морских объектов. Устройство получило название радар, и к концу двадцатого века без него не обходится ни один корабль. А чаще всего на боевом корабле имеется три-четыре радарных системы различного назначения. Поскольку для радиолучей не являются препятствием темнота, снег, дождь, туман и прочие явления природы, то это очень надежное средство обнаружения. Для обеспечения скрытности перемещения целых эскадр наши русские инженеры и ученые и разработали изделие «Туман», которое должно было замутнять зрение радаров, делать их бесполезными для обнаружения наших кораблей. Физические принципы, на которых все это основано, нам не сообщали, поскольку изделие было глубоко секретным, и в том числе именно ради его испытания и были организованы эти учения. Вам понятно?
– В общем да, но хотелось бы поподробнее… – Лендстром снова нацепил очки на нос.
– Когда прибудете на острова Элиота, найдете профессора Тимохина, он один из разработчиков изделия – надеюсь, он сможет дать вам наиболее полные объяснения.
Дождавшись утвердительного кивка, я снова запустил фильм. Съемки тайфуна, так сказать, изнутри, впечатлили всех. Даже здесь, в тихом и уютном салон-вагоне, казалось, что разъяренный океан вот-вот вырвется из экрана, а уж тогда… Меня передернуло, впечатления сильнее не надо. Тем более что я сам тогда в реальности впервые столкнулся с чем-то подобным. Ведь на подводном флоте как – нырнула лодка метров на пятьдесят, и только акустик знает о том, что творится на поверхности. А тут здрасьте – товарищ Нептун лицом к лицу. И вот он, тот момент – удар молнии! Бело-розовая вспышка – и все! Вокруг ровный, как стекло, Тихий океан.